– Кстати, я – Бен, – неуверенно сказал парень.
– Лизи. Лизи Голд, – еле слышным шепотом отозвалась она и подалась чуть вперед. Этого было достаточно. Бенедикт нашел ее губы своими в нависшем над ними черном полотнище сумраке.
На часах было пятнадцать минут второго, и в этот момент девушка с зелеными прядями волос, живущая на другом конце города, вымокшая до последней нитки, захлопнула за собой железные двери подъезда.
14
Дождевая вода стекала с волос Элари, капая на ступени лестничного пролета и возвращая прядям их истинный, темно-каштановый цвет без всяких посторонних вкраплений. В подъезде больше никого не было: ни любопытных соседей, вылезающих посмотреть, кто это ползет посреди ночи в свою квартиру; ни подростковых орав, тихонько бренчащих на своих первых гитарах; ни уличных кошек, которые иногда наведывались в дом и которых Элари подкармливала чем-нибудь вкусным из своих запасов.
Она поднималась по скользким от влаги ступенькам совершенно одна, и лишь свет овальных ламп под потолком соизволил составить ей компанию. Многие из них уже давно грозились перегореть, но все еще держались, кажется, на одном честном слове и из последних сил, отчего освещение в подъезде было максимально тусклым и серым.
Стоя у своей двери и судорожно нащупывая в рюкзаке ключи, Элари ощущала себя героем старого монохромного фильма, где нет ни одного цвета, кроме белого, серого и черного, и ни единого звука тоже нет. Будто кто-то обронил маленькую спичку и этим неосторожным жестом выжег весь мир дотла.
Подцепив наконец кольцо, на которое крепилась связка ключей, Элари заметила, как в глубине рюкзака мигает мобильник, и выругалась про себя. Она разблокировала экран и увидела несколько пропущенных от Люсинды Вилл, которая вечно за нее беспокоилась. Элари выбрала быстрый ответ сообщением «прости, я уже сплю», убрала мобильник в карман куртки, отперла входную дверь и пересекла порог квартиры.
Пусто. Абсолютная пустота.
Как и всегда.
Как и внутри Элари.
Девушка расстегнула молнию на ботинках и бросила их куда-то вбок, не заботясь об аккуратности, следом скинула кожаную куртку, футболку и джинсы, оставив их скомканными прямо на тумбочке в прихожей, и проследовала в ванную комнату, не включая свет.
В ванной не было окон, и Элари не видела, как небо раздирают кривые зубья молний, не слышала, как синева над Герширдом молит о помощи и пощаде, расходясь оглушительном крике и заставляя трещать стекла многоэтажек, частных домов и магазинных витрин. Она не слышала ничего и не хотела слышать.
Наощупь найдя ручку-регулятор в душевой, Элари повернула ее: ванную комнату наполнил шум воды, мирный и монотонный. Лифчик и трусики отправились в корзину для белья, и девушка встала под горячие струи душа, закрыв глаза. Бинт все еще был на ноге, хоть и сбился набок, ступню жгло, и от нее в сливное отверстие потянулись алые кровавые ленты, одна за другой исчезая в темноте водосточных труб.
От влажности волосы Элари завивались в небольшие колечки, которые сейчас липли к ее обнаженным, хрупким плечам. Напор воды колотил по ее небольшой груди, плоскому животу и округлым бедрам, стекал по ногам, уже начавшим гудеть из-за затянувшейся вечеринки. Элари закрыла руками лицо, а потом оперлась спиной на стенку душевой кабины и медленно сползла по ней вниз.
Если бы сейчас к ней в гости вдруг решил наведаться Эдвард Кристофер Беккер, наконец набравшийся решимости сказать и сделать хоть что-то, Элари, наверное, рассказала бы ему все. Рассказала бы о том, как сильно она устала. Устала, устала, чертовски устала видеть это все, видеть образы, видения, слышать и их без возможности оградиться и уйти от этого кошмара куда-нибудь подальше. Рассказала бы, как ей хочется быть нормальной, быть обычным человеком, а не носить в себе эту тьму, которая жрет ее каждый чертов день. Каждое утро, каждый вечер тьма была с ней, здесь, рядом, тьма липла к ее небу и пожирала ее изнутри, тьма дышала ее легкими, смотрела ее глазами и говорила ее голосом, и девушке казалось, что тьма смеется над ней, над ее беспомощностью перед собственным даром и проклятием в одном флаконе.
Элари родилась такой.
И иногда она спрашивала кого-то незримого, а может небеса, ад или саму вселенную, почему именно она такой родилась, почему она родилась чертовым ненормальным поехавшим уродом, и как это прекратить
как прекратить это
пожалуйста кто-нибудь
пожалуйста
пожалуйста
Она сидела в душевой, такая маленькая в этой пустой квартире, сидела, обхватив колени руками, подрагивая и сжавшись, и по ее щекам лились соленые, горькие слезы, так долго ждавшие неминуемого и столь необходимого высвобождения.
15
Лизи запустила свои руки к нему под футболку и впилась ногтями в кожу, пока они поднимались по лестнице, жадно целуясь и изучая каждый уголок губ. Двадцать один и девятнадцать лет. Уже взрослые, но все еще дети. Они совершенно недалеко ушли от подростков, которые только начали познавать просторы интимных связей: все так же вожделенно, все так же бесшабашно, с полной отдачей и даже сверх того. Так же недалеко от этого стоят продавцы любви, с одним лишь условием – в их движениях нет души, лишь сухой и отработанный годами опыт причинения удовольствия.
Дверь в комнату девушки с грохотом распахнулась и они, чуть не упав из-за спущенных и спутавшихся меж ногами джинсов, Levi’s и Gucci, беспорядочно водя руками и обнимаясь, медленно приближались к широкой кровати Лизи.
– Грим, – сказал Бен, когда возникла секундная возможность вдохнуть воздуха. – Я…
– Потом, – ответила она, затыкая его рот своим языком, – Мне так больше нравится.
Лизи прикусила нижнюю губу Бена, продолжая царапать его спину. Бен высвободился и принялся покрывать каждый миллиметр ее шеи поцелуями, она податливо прогнулась в спине под его руками и издала легкий стон.
Вспышка молнии.
Эл Джи перехватывает инициативу и толкает его на кровать, а сама стягивает с себя футболку и ложится на него сверху. Все мужчины сдержанно молчат; Бену тяжело дышать, но он тоже молчит. Девушка весит немного, но этого достаточно, чтобы парень вспомнил чувство, которое возникло сегодня в баре, когда они только познакомились и вышли на улицу в разгаре ссоры. Бен отгоняет эту мысль прочь.
Вспышка.
Это гром-птица махнула крылом, выпуская новый разряд, и все предметы в комнате отбрасывают тени в сторону возящейся с одеждой пары. И тени эти похожи на руки.
Лизи задирает футболку солиста, оголяя торс, сползает ниже и проводит языком по его животу. По телу Бена пробегают мурашки, он выгибается и подтягивает девушку обратно. Она сопротивляется, ведь Элизабет Голд любит командовать. И в этом танце ведет она.
Вспышка.
Тени все ближе, но никто этого не замечает в пылу возникшей страсти. Эл Джи стягивает Бенедикта нижнее белье и становится наездницей. Их накрывает с головой волна возникшего наслаждения, а дождь шумит за окном с такой силой, что не слышно даже громкого дыхания и вырывающихся редких стонов.
Вспышка.
И вода бежит по улицам, неся за собой куски черепицы, ведра, мелких животных, не нашедших себе укрытия в столь зловещий час, обломки кустарников. На центральной улице города вода со всех рукавов-улочек собирается в единое русло и умудряется сдвигать легковесные машины с их привычных мест, заставляя их коснуться бамперами, словно в поцелуе, напоминая эту молодую парочку, которая сидит на кровати, обняв друг друга. Она все так же верхом на нем, диктует свои правила этой игры с наслаждением. Света в комнате все меньше.
Вспышка.
Все это напоминает съемку фильма на киноленту, которую нужно крутить с определенной скоростью, чтобы видеть плавность.
Вспышка.
Тени дотянулись до пары, окутав собой, словно черной шелковой тканью, и ни один фотон света во время последующих разрядов не проник в эту комнату.
