Аскари запнулся, опустив голову в пол. Вахока виновато отвернулся, поняв, что спросил лишнего.

— Тобомали. Так её звали. Только узнал её — такуюлёгкую и манящую, словно летний бриз, — и понял, что больше не увижу ничего кроме неё. Она не была пламенной красавицей, нет, но черты её были прекрасными, какими-то… возвышенными, славными. В её серых, словно дымка, глазах, отображалось всё и сразу — и загадочная женская нежность, и задумчивая милая невинность. Я не думал тогда ни о чём, кроме Тобомали. Даже позабыл о нашем с Рихани плане насчёт создания прайда, хотя Рихани был мне важен ничуть не меньше внезапно возникшей в моей судьбе львицы. Мне казалось, она отвечала взаимностью — искренне смеялась над сказанными мной глупостями, покидала свою стаю, чтобы посмотреть на звёзды со мной наедине. Я бы отдал свои последние дни лишь ради того, чтобы повторить эти мгновения. Но знал бы ты, в какое бешенство я пришёл, когда один из охотников назвал Тобомали… нечистой. Он сказал, что она проводила ночи с каждым из их стаи, да и на них её круг не ограничивался… Я был взбешён, готов был накинуться на этого льва за то, что тот распускал подобные сплетни. Я долго уверял себя, что это неправда. Отказывался смотреть истине в глаза. Обманывал себя, говоря, что сейчас она пошла к берегу реки с вожаком и его братом для того, чтобы половить рыбу.

Я слышал, как она смеялась. Тем же самым искренним и бесподобным в своей музыкальности хохотом, что демонстрировала мне. Мы вскоре покинули этот прайд, когда Мали узнала, что ждёт прибавления. Я ни на секунду не сомневался, что этот детёныш — мой, я чувствовал это. Но мне было горько от всех тех измен, что были совершены этой львицей. Я был для неё таким же мальчиком-игрушкой, как и остальные львы — но она всё равно пошла за нами… Это было странно. Я посчитал тогда, — да и сейчас считаю, — что в ней заиграли нотки милосердия вперемешку с предусмотрительностью. Она уже тогда решила, что покинет меня. Но захотела дать шанс своему ещё не родившемуся детёнышу, ибо знала, что я никогда не оставлю своего ребёнка, ибо он — ещё и её часть … Она знала о моих чувствах больше меня самого и всё прекрасно просчитала. Раньше я злился и не находил себе места из-за её очередного предательства, но теперь я благодарен Тобомали — она научила меня любить и чувствовать. Отобрала эту возможность. А потом вновь вернула, оставив мне Самвири.

Аскари закончил свой рассказ с неуместным выражением гордости в глазах.

— Это… звучит трагично, — сказал тихо жёлтый лев, смотря на друга. — Но ведь болящее сердце — работающее сердце, верно? Всё ещё впереди. Самвири заслуживает куда больше твоей любви, чем её мать. И этот львёнок нуждается в твоей заботе, — обеспокоенно заметил Вахока.

— Я знаю, прекрасно знаю это. И вечно буду защищать свою дочь, до конца своих дней, чего бы мне это не стоило, — поклялся Аскари, нахмурив брови и уставившись на горящее солнце.

*****

Тем же вечером разбушевалась гроза. Белые рваные линии сверкали над пологой горой, с которой не сводил глаз Рихани. Где-то вдалеке послышался раскат грома.

Его прайд спокойно существовал уже долгое время, и именно сейчас пришла пора изменить это. Кажется, дождь лил ещё и в тот день, когда они с Квели бежали из прайда. Эта ассоциация невольно рождала в голове принца пейзажи родного места, которое сейчас принадлежало чужакам. Он вспомнил, как в подобные ненастные дни его мать садилась у самого края скалы и наблюдала за прайдом. В детстве Рихани не понимал всей роковой сущности подобной медитации — но теперь и он, сам того не замечая, садился и смотрел на окрестности, не замечая никого вокруг. Лишь светящиеся под ливневыми тучами облака, слишком контрастные и яркие для такой погоды.

Вдруг лев уловил чьё-то чуткое дыхание позади — к нему подошла Канза, слабо улыбаясь. Глаза её бегали, а это означало, что она чем-то обеспокоена.

— Всё в порядке? — спросила она у белого льва. Рихани уже который день вёл себя странно — уходил ото всех и смотрел вот так, как сейчас, на природу в полном одиночестве.

Принц сглотнул ком, вставший в горле. Прикрыл уставшие глаза.

— Я думаю, пора, — оповестил он тихим, но уверенным голосом.

Лишьчерез несколько мгновений Канза осознала суть его слов. По её телу прошла холодная дрожь.

Рихани овёл её взглядом и встал. Он выискал небольшую возвышенность — горсть полуразбитых валунов — и направился к ней. Принц был возвышенно-спокоен, когда сердце королевы его колотилось и разрывалось от предстоящего события.

Рихани остановился на камнях и окинул взором своих подопечных. Все были заняты своей рутиной — болтали, дремали, ленились. Принц молча смотрел на них, выжидая, когда они сами заметят его и подойдут ближе. И ждать ему пришлось бы долго, если бы предприимчивая Канза не зарычала, стоя под валунами и уже ожидая речи своего возлюбленного.

Члены прайда с опаской и одновременно с тревожным волнением начали подходить к своему вожаку. Тройняшки и Вахока с искренней верой и восхищением смотрели на своего лидера; Самвири держалась рядом с отцом, а Джахили, решивший всё же отдать должное Рихани, встал поодаль рядом с Руди и старым шаманом.

Белый лев оглядел толпу и громко выдохнул.

— Мы все — бойцы, — начал он, смотря сначала в глаза Канзе, а затем расфокусированно — за неё, — мы сражались каждый день, каждую ночь, каждую секунду. За еду. За жизнь. За счастье, своё и близких. Пришла пора сразиться и за землю — это наш шанс обрести пристанище. Вы все были мне верными друзьями и помощниками всё то время, что мы знакомы, но я скажу ещё раз — если кто-то не хочет рисковать и драться насмерть за будущее нашего прайда, то он волен уйти сейчас.

Рихани оглядел своих приспешников. На секунду ему даже показалось, что они обижены его последними словами.

Аскари вышел вперёд, встав прямо под камнями, на которых находился его друг. Он приоткрыл пасть, желая что-то сказать, но почему-то замолчал. Лев на несколько мгновений смотрел белому принцу в глаза, а затем зарычал так громко, как ему позволяли голосовые связки.

И этим было всё сказано. Пусть бесы, пусть саванна слышит, что пришла новая эра!

Канза тотчас подхватила своего товарища, взвыв так же протяжно и громко. Вскоре весь прайд заревел, включая малышку Самвири, которая мяукала посреди толпы взрослых, даже не видя своего короля за головами и спинами соклановцев.

*****

Дождь мелкими ледяными шипами летел с небес. Полный готовности и пламени прайд следовал за своим предводителем. Бесы явно были осведомлены о грядущей битве. Несколько львиных силуэтов маячило возле пологой скалы — издалека Рихани признал только Бакору, одну из жён Навири. Это была высокая, худая львица с тёмно-серой шкурой и блестящими карими глазами.

Сквозь серо-бурые, словно шкура разодранной полёвки, тучи, начало продирать свои красные лучи предзакатное солнце. Рихани остановил прайд и пошёл в одиночку навстречу королеве бесов. Львица горделиво стояла посреди поросшей трухлявым мхом поляны, разглядывая своего соперника и его приспешников.

Они остановились в паре метров друг от друга. Почти одного роста, с безличным и флегматичным выражением морды. Королева оскалила острые клыки и усмехнулась в таинственной гримасе:

— Так вот ты каков, Рихани. Признаюсь, думала, ты увесистее и крупнее, — съязвила она, облизнув пересохшие губы. — Ты вряд ли встретишься сегодня с моим мужем. Не пройдёшь даже через охотниц.

— Молись, чтобы ты встретилась с ним, но уже на том свете, — рявкнул в ответ Рихани, также показывая клыки.

Бакоре явно не понравился напор соперника. Она зарычала, приказывая своим подданным наступать, но удар когтистой лапой заткнул её и заставил отшатнуться назад. Смоляные глаза львицы горели от ярости и предвкушения боя — из недр её пасти вырвался отвратительный смешок, и она в позе готовности нацелилась на своего обидчика.

Первая кровь бесов была на лапах Рихани — несколько львов из его прайда уже подоспевали на помощь. По кроткому кивку своего вожака тройня, Джахили и Руди кинулись в бой.