Джорджи ковырнул носком трещинку в асфальте, и оттуда вывалился камушек. Мальчик пнул его на дорогу, и тот громко и задорно поскакал по земле. Стэн проследил за камушком, пока тот не остановился.

— Ты ей так и сказал? Точь-в-точь? — спросил Стэн, и, дождавшись честного кивка, задумчиво промычал. — Может, она не любит эту родинку? Ну, вдруг её в школе обижали, а ты ей об этом напомнил. Она большая? Родинка, в смысле…

Джорджи пожал плечами и нарисовал круг на щеке. Круг получился довольно большим, и Стэн вздохнул.

— Но я ведь сказал, что она прикольная! Не страшная, не уродливая, не ещё какая-то. Я бы тоже хотел себе такую родинку. Она классная.

— Может, тебе стоит поговорить с ней? — предложил Стэн, и это было единственное, что он мог сделать. Он вообще предпочитал решать все проблемы разговорами, ну, а если конфликт приносил пользу (Стэн так однажды вышел из абьюзивных отношений на первом курсе института), то выбирал политику игнорирования. Джорджи нужен был друг его возраста, и игнорировать эту ссору было нельзя. — Извинишься, повторишь всё то, что сказал только что мне… Она всё поймёт. Девчонки вовсе не глупые, ты уж поверь мне, у меня была соседка по квартире, так она могла узнать имя человека, с которым ехала в автобусе, не перекликнувшись с ним ни одним словом. Это пугало, но также было круто.

— Круто… — повторил Джорджи с широкими глазами. В них плескалась детская наивная благодарность и благоговение, и Стэн не мог не улыбнуться в ответ. — А куда она делась?

Стэн замялся и не смог ответить, но Джорджи и так всё понял без лишних слов. Он кивнул понимающе и вновь уткнулся взглядом в землю.

— Мою маму тоже укусили, — сказал он, и пусть Стэн уже слышал эту историю от Ричи, но всё равно поразился, насколько сильно мальчик доверял ему, что решил рассказать. Стэн не придумал ничего лучше, чтобы пододвинуться к Джорджи и крепко обнять его. — И папа потом ушёл и не вернулся.

«Ох…» — промелькнуло у Стэна в голове. Билл не рассказывал ему… Наверное, хотел защитить. Всё же, легче сказать, что отец бросил их, чем признаться, что случилось на самом деле, но на душе всё равно было гадко. Появилось лёгкое чувство тошноты, какой-то ком в горле, говорящий, что Стэн знал больше, чем ему следовало. Гораздо больше.

— Ты только поэтому сидишь тут один? — решил перевести тему Стэн. — Из-за Вики?

Джорджи помотал головой.

— Не хочу домой. Да, Билл будет волноваться, знаю, но ему тоже нужно отдохнуть, вот.

— Отдохнуть? — переспросил Стэн, хотя на слух не жаловался.

— Ну, да. — Джорджи пожал плечами, будто это было само собой разумеющееся. — Он же со мной постоянно сидит, с вами всеми давно не виделся, потому что боится оставлять меня одного.

— Но ты всё же здесь один.

Джорджи улыбнулся и хихикнул тихонько.

— Я сбежал. А ты куда идёшь? — совершенно ангельским голосом поинтересовался он, сбивая Стэна с мысли. Солнце уже почти скрылось за высокими домами, и он совершенно опаздывает к Кайле.

— Точно-о-о! — выдохнул Стэн и живо поднялся со скамьи. — Тётя Кайла позвала на ужин…

Он растеряно обронил последнюю фразу и хотел уже было попрощаться и убежать, пока совсем темно не стало, ведь тогда он пропустит начало каббалат Шаббата, и Кайла ему этого не простит, наверное, никогда. Кайла вообще была удивительно злопамятна, когда дело касалось религии. Даже сейчас, спустя двадцать лет, она помнит тот случай, когда Стэн неправильно прочитал молитву в день Симхат-Торы.

— Я с тобой! — заявил тут же Джорджи и соскочил со скамейки вслед.

Стэн растерялся.

— Я… не знаю. Сегодня каббалат Шаббат, и даже не спрашивай, что это, но это, вроде как, семейная штука, и я не думаю, что тётя Кайла будет рада… ты ведь, всё же, не еврей.

— Неудачники — семья, — серьёзно сказал Джорджи. — А ты Неудачник. Значит, я твоя семья тоже. Как и ты моя.

Стэн запнулся на полуслове. Подумав немного и выдохнув, он протянул Джорджи руку и поспешил к Кайле. Не сказать, что та была очень рада новому человеку в этот вечер, но Стэн клятвенно заверил её, не моргнув и глазом, что бабушка Джорджи была еврейкой, но в их семье не было принято проводить такие обряды, и мальчику было очень интересно увидеть это своими глазами. Джорджи странно посмотрел на него, но всё же кивнул шитой белыми нитками истории. Кайла только махнула рукой в сторону стола, на котором лежала буханка бездрожжевого хлеба, слепленная тётей вручную, стоял непрозрачный кувшинчик и три пустых кружки, к которым присоединился маленький пупырчатый стакан. Кайла зачитала на иврите выученную наизусть вторую главу Мишны Шаббат, зажигая при этом три свечи: одну маленькую, для детей (а Стэн по какой-то ведомой Богу причине считался для неё ребёнком), и две большие.

Джорджи внимательно рассматривал всё происходящее, то и дело переваливаясь с ноги на ногу, будто хотел уже сесть за стол, как Иегошуа, но только продолжавший стоять Стэн побуждал его стоять дальше. Замолкнув, Кайла взглянула на Иегошуа, который принялся зачитывать свои слова на всё том же иврите, разламывая на куски хлеб. Первый кусок, с ещё тёплой корочкой достался Джорджи, который замялся, не понимая, стоит ли ему съесть свой кусочек сейчас или же подождать остальных. Второй ломтик забрал Стэн, который, глянув на растерянного Джорджи, спокойно откусил немного от своего куска, положил на край тарелки и едва заметно кивнул. Джорджи облегчённо выдохнул и последовал ему примеру.

Отложив в сторону свой ломоть, Иегошуа разлил по кружкам немного вина, всего на один глоток. Первым выпил он сам, а затем передал вторую кружку Кайле, потом Стэну, и уже после — Джорджи. Тот подозрительно принюхался к непонятной жидкости, отпил совсем чуть-чуть, будто парой капель смочил губы, а затем поморщился и, задержав дыхание, сделал глоток. Стакан тут же показал своё дно, и мальчик отставил его в сторону, с трудом сглатывая кислятину.

И только потом все смогли сесть. Кайла опустила на стол миску макарон, перемешанными с консервированным мясом утки.

Вышли Джорджи со Стэном из квартиры Кайлы и Иегошуа часов в девять вечера. Они молчали вплоть до того, как за ними не захлопнулась дверь подъезда, и только потом Стэн усмехнулся.

— Ну, как тебе?

Джорджи задумался.

— Честно или вежливо? — поинтересовался он, тем самым пробивая Стэна на смех. Он только махнул рукой, мол, давай честно, и Джорджи усмехнулся тоже. — Скукотища.

— Согласен, — доверительно шепнул ему Стэн, и Джорджи рассмеялся. — Я и сам туда только из вежливости хожу.

Всю дорогу домой Джорджи пытался разобраться, зачем вообще Стэн каждую пятницу туда ходит, если ему не нравится, и ответы о вежливости и нежелании испытывать на себе злопамятность тёти Кайлы его, очевидно, не устраивали. И только в конце, когда они поднимались по лестнице на этаж, где жили Билл с Джорджи, мальчик решился задать вопрос:

— Зачем ты ей соврал? Ну, о том, что я еврей.

— Я же говорил, что это еврейский праздник.

— Но я же совсем не похож. Как она поверила?

Стэн пожал плечами.

— Тётушка Кайла о-очень религиозна. А в Торе, ну, как ваша Библия, есть заповедь, запрещающая лгать. Вот она и поверила…

— А мне мама говорила, что заповеди нарушать нельзя.

Стэн лишь пожал плечами и постучался в нужную дверь. Билл открыл незамедлительно, и его взгляд, сменяющийся с обеспокоенного на облегчённый и затем на злой, заставил Стэна почувствовать своего рода дежавю. Он выслушал упрёк Билла о том, насколько сильно Джорджи заставил его волноваться, вот так сбежав из дома и вернувшись так поздно, так, словно эти слова предназначались ему. Но стыда не было никакого, как у Джорджи, так и у самого Стэна. Второму просто не было повода стыдиться, а первый только шкодливо улыбался. Билл лёгкой затрещиной отправил брата готовиться ко сну, а сам вытолкнул Стэна за дверь, переступил порог и захлопнул её.

— Где вы вообще были? — полушёпотом спросил он, и у Стэна промелькнула мысль, что вот так стоять посреди коридора отнюдь не удобно.