— Я просто усну, — верно истолковала зачарованный взгляд Стэна на пузырёк со снотворным Бетти. — А если и проснусь, это буду уже не я, но тебя здесь не должно быть. Но обещай мне, что если останешься, то…

Бетти запнулась на полуслове, но Стэн лишь сильнее сжал тёмный пузырёк и мелко кивнул. Он понял. Невозможно не понять.

Стэн протянул Бетти пузырёк со снотворным и нерешительно положил руку ей на плечо. Он порывался обнять её, но Бетти отодвинулась от него, отвернулась к стене и проглотила целую горсть таблеток.

— Я бы всё равно не смогла, Стэн, — прошептала она, невесомо коснувшись его пальцев. — Но ты сможешь. Я знаю.

Стэн легко сжал её руку и поднялся на ноги. Когда он, забросив на плечо забитый необходимыми вещами и едой на первое время рюкзак, прицепив к поясу чехол с охотничьим ножом, который ему подарил отец на шестнадцатилетие, почти десять лет назад, вышел из квартиры, Бетти уже не дышала.

========== 2. Джорджи прячется ==========

три месяца спустя

Два с половиной месяца назад Стэн наткнулся на мексиканскую семью. Он тихонько пробрался на автозаправку неподалёку от Балтимора, штат Мэриленд. Семидесятое шоссе обычно не отличалось особой примечательностью, Стэн успел изучить чуть ли не каждое дерево ещё в далёком детстве, когда он с родителями ездил в гости к друзьям семьи в Кливленд, штат Огайо. Дорога занимала чуть меньше шести часов, за которые маленький шестилетний Стэн успевал и выспаться, и посчитать деревья, пока не закончатся все выученные цифры, и подъесть упаковку овсяного печенья с шоколадной крошкой.

У Балтимора Стэн оказался не случайно: там он родился и вырос. Он в мельчайших деталях помнил двухэтажную квартиру в крошечном, кирпичном доме-спичечном коробке на Рок-Хилл-авеню, где соседи соревновались, у кого газон зеленее, у кого клумба красивее разрослась цветами, а у кого вкуснее пахнет барбекю на заднем дворе по воскресеньям. Стэн хотел помнить пушистый белый ковёр в гостиной, мягкие кресла и диван, книжный шкаф со старыми корешками, запах маминых благовоний в родительской спальне, блеск кулона со звездой Давида на солнце, низкий отцовский голос во время молитвы перед семейным ужином. Он хотел помнить лай соседской собаки, вкус грушевого мёда, запах масла из нер тамид в балтиморской синагоге.

Теперь Стэну придётся помнить затхлый запах разложения, хлюпающий звук вываливающихся внутренностей и чувство комка в горле, словно подступающая рвота. Ещё у красного кирпичного дома на Рок-Хилл-авеню на Стэна навалилось плохое предчувствие, которое скрипело песком на зубах, молоточками било по вискам и заставляло руки заходиться мелкой дрожью. Квартира оказалась пуста. Запах благовоний давно выветрился, книги собрали небольшой слой пыли, на полу разлетелись страницы Торы. В синагоге не горели свечи, десять заповедей на синагогальном ковчеге вызывали лишь щемящую тоску.

А потом Стэн увидел их. Женщину в длинной юбке, в голубом платке, покрывающем светлые волосы. Мужчину в некогда белом костюме, теперь покрытом засохшей кровью. Синеву глаз скрывала мутная пелена. Это были родители Стэна, но в то же время это были не они.

Стэн чуть не выронил охотничий нож, когда мама шаркающей походкой двинулась к нему. Стэна вырвало, когда он вонзил нож маме в голову. Стэн ревел навзрыд, когда доставал нож из глаза отца. Стэн долго вымаливал прощения у Бога напротив заповедей, хотя перестал молиться Ему сразу же, как только покинул родительский дом.

Стэн молился в надежде увидеть хоть какой-то знак о том, что же ему делать дальше. Сквозь витражи не пробились лучи солнца, живая изгородь у входа в синагогу не загорелась, ни на один из нер тамид не села синица. Нетвёрдой походкой Стэн покинул синагогу и опустился на потрескавшиеся каменные ступени. Руки пахли металлом, кровью и грязью. Стэн ненавидел грязь. Хотелось принять горячий душ, лечь в чистую постель, пахнущую порошком и бальзамом со вкусом цветков дерева ши, выпить стакан воды и пустить пулю в рот. Самым красивым вариантом было бы вскрыть себе вены в ванной и написать предсмертную записку на кафельной плитке собственной кровью, но не было никакой гарантии, что Стэн не восстанет из мёртвых, а душа не попадёт в Рай.

Хотя Стэн всё чаще задумывался, что с такой жизнью в Рай ему закрыты все двери. Он считал себя неправильным евреем, но верить в жизнь после смерти хочется почти каждому человеку. После конца света об этом начинает задумываться каждый выживший. Лучше ли там, по ту сторону? Есть ли там вообще что-то кроме пустоты и забвения?

Когда Стэн отнял руки от лица и слабо сощурился от солнца, прятавшегося за облаками, он осознал, насколько сухо в его горле. Стэн подозревал, что во всех ближайших магазинах полки будут радовать лишь обезнадёживающей пустотой, так что съестное придётся искать на каких-нибудь заправках за чертой города. Проверив свою теорию в нескольких ближайших супермаркетах, Стэн оказался на злосчастном семидесятом шоссе. Вдалеке, у самого горизонта, проглядывалась мёртвая пробка из заброшенных машин, наверняка полных еды, воды, топлива и полчища трупов, причём не факт, что окончательно мёртвых. На выезде из города находилась совсем новая заправка, которую едва-едва ввели в эксплуатацию перед своеобразным Судным Днём. Обессиленный Стэн сбрасывал в рюкзак всё съедобное, что подворачивалось под руку, тихонько пробравшись в магазин у заправки, когда ему в шею упёрлось дуло пистолета.

— Замри, — чересчур громко раздался за спиной высокий голос с жутким мексиканским акцентом. — Не двигайся. Мне не нужны проблемы.

— Тогда что тебе нужно? — бесцветным тоном спросил Стэн, опустив руки, в одной из которых всё ещё держа раскрытый рюкзак. Из большого отсека торчала упаковка хлебцев и несколько говяжьих и куриных консервов. Хотелось найти хоть одну бутылку воды, чтобы не умереть от обезвоживания, но явно нервничающий мексиканец за спиной не помогал проблеме.

— Всего лишь еда для моей семьи, — сказал мужчина, и Стэн пожалел, что вообще задал вопрос, потому что к тишине за последние несколько недель мексиканец явно не привык, а ведь тишина — одно из главных условий выживания. — Ты стой смирно, пока я собираю сумку. И не смей дёрнуться, понятно?!

— Тише, — проговорил Стэн, продолжая сверлить взглядом обложку сборника со кроссвордами. Едва-едва отнявшееся от шеи дуло упёрлось сильнее. — Всех мертвецов ещё приманишь.

Мексиканец ничего не ответил, лишь продолжил собирать оставшиеся на полках продукты в спортивную сумку, не прекращая, тем не менее, держать Стэна на мушке. Вид обложки сборника кроссвордов быстро наскучил Стэну, так что он перевёл взгляд на зеркало, висящее под потолком магазина. Он видел мужчину с залысиной на макушке, загорелого и с обвисшей с возрастом кожей, в изорванном бордовом джемпере, держащего в руке пистолет FNP-45. Мужик бросал в сумку всё, что попадалось под руку, начиная с оттаявшей курицы и заканчивая смесью для кексов.

Когда мужик вытащил откуда-то из заднего кармана брюк видавшую виды рацию и довольно громко принялся разговаривать на чистом испанском, видимо, со своей женой, Стэн заметил, как ближайшая к мексиканцу полка качнулась.

— Эй, — полушёпотом позвал мужчину Стэн, но тот лишь поудобнее перехватил рукоять пистолета, бессловесно показывая, что готов выстрелить за малейшее движение.

Мужчина говорил по рации исключительно на испанском, так что Стэн не мог разобрать и слова, но когда полка качнулась во второй раз, Стэн вперил взгляд в круглое зеркало и увидел чертовски тихого мертвеца в грязно-жёлтой униформе, со следами крови на рубашке-поло, с обглоданной костью на левой руке и пепельно-серой кожей.

На самом деле, Стэн вполне мог выхватить из рюкзака консервы и запустить банкой в голову твари. Мексиканец останется в живых, повидается с семьёй и принесёт им еду. Также Стэн мог молча смотреть, как мертвец нападёт на мужчину, вцепится зубами ему в шею и раздерёт на куски. Стэн вонзит обоим нож в голову, заберёт сумку с едой и быстро скроется с заправки, пока на истошные крики не набежало ещё больше трупов. Будь Стэн умнее и дальновиднее, он бы выбрал второй вариант. Во время горячего спора мужчина явно не отдавал отчёт всему, что происходит вокруг, хотя следовало бы.