Да понимаю я все, незачем распинаться. И понимаю, что, стоит мне уехать, ты будешь сходить с ума от того, что эти мошки, птицы и крабы – точно не я.

- Сможешь о Тэссе позаботиться? – спрашивает он после паузы, и вновь потирает виски.

Он рано встал, утомился за день, и давно хочет спать. И, конечно, не уснет до самого солнца.

Я улыбаюсь, указывая подбородком на дверцу в смежную комнатку.

- Она подслушивает, - говорю добродушно.

Он гневно хлопает ладонью по колену, восклицая:

- Вот паршивка!

Тэсса отскакивает от дверцы по ту сторону, и кидается упаковывать туники с сандалиями. У нее всего две первых, и одна пара вторых.

- Можно, я останусь с тобой до утра, Хальданар? – спрашиваю спокойно, а он предсказуемо сжимает зубы и мотает головой.

И разваливается в своем кресле, откидываясь на спинку, будто собирается вздремнуть.

- Я про Венавию вообще не слыхал, пока здесь не поселился, - говорит он задумчиво. – Пока здешние уроки не послушал, карты не поразглядывал. Я вообще много нового здесь узнал. Развился, облагородился. Ты меня из глухой деревни вывела, от гнева леса спасла, сюда толкнула. Спасибо тебе.

- Эй, ты со мной не прощайся, - я смеюсь, хотя чуть не плачу.

Он слегка смущен.

- Это так, на случай, если меня Поросенок прибьет, или кто из чинуш, или плардовцы. Неправильно это, когда для тебя что-то сделали, а ты спасибо не сказал.

Ладно, все, я начинаю плакать, и это значит, что пора уходить.

- До свиданья, Хальданар, - выдавливаю из себя, и оборачиваюсь комаром, который плакать не умеет.

- До свиданья, Латаль, - выдавливает он в ответ.

А Тэсса жмется ухом к двери, и ей не совестно.

Я сделала себе зарубку, что люди не будут решать за сущность, а сама позволила Хальданару решить за себя. Какая-то я бесхребетная и непоследовательная сущность.

Вопреки моему предсказанию, он сразу лег и заснул, и проспал почти до полудня. Когда он проснулся, мы уже уехали далеко.

Наш обоз тянется, как нить из распускающегося полотна. Вереница телег, перемещаемых мулами, нагружена железом, алмазами, медью, золотом. Мы везем врагу такие богатства, что даже мне - созданию, не привязанному ко всяким материальностям - немного не по себе. Кроме того, мы везем меня – ценную заложницу. Сопровождающие – возницы, погонщики, охрана – сочувствуют мне, вздыхают украдкой. Доротея не слишком симпатична внешне, но она положительный человек, ее любят. И уж конечно она куда положительнее меня.

Днями мы трясемся на телеге под навесом, ночами лежим на земле под звездами. Путь неблизкий, можно и натрястись, и належаться всласть. Тэсса вечно ревет, и меня это изрядно утомляет. Поначалу мне было жаль ее, потом вместо жалости пришло раздражение. Какая же ты сопливая малявка, ужас! Вот уж великое счастье – прислуживать грубияну, который считает тебя страшненькой, и может выпороть в любой момент. Нашла, из-за чего в соплях тонуть, дура.

Справедливости ради, она действительно страшненькая. Я подарила ей платье и яркие заколки для волос (снова выполнила волю Хальданара!), но это не помогло. Она все такая же тощая, синюшно-бледная и кривоногая, и метка помилованного каторжника на щеке жестоко уродует ее. Тэсса станет красивой, только если научится перекидываться, как я.

Эйрик рад ей. Их объединяет метка, и он доволен, что у нее все благополучно. Свое чувство он пытается скрывать, но скрыть чувство от сущности – задача маловыполнимая. Он почти не разговаривает с ней, не садится рядом, и даже лишний раз не смотрит в ее сторону – опасается разозлить меня. Ревновать к малявке было бы смешно, но мне нравится его настрой. В Пларде рядом с нами появятся женщины, и ему стоит потренироваться вести себя с ними - то есть, потренироваться игнорировать их.

Колесо отвалилось перед самым Плардом, в нескольких часах пути. Обоз встал среди леса – внутри массивно-разлапистой тенистой громадины, где стволы деревьев могли бы быть домами, будь они полыми под своей корой. Дорога здесь узкая и кочкастая, с подъемами и спусками. Телега с оружием получила увечье на колдобине; несколько ящиков вывалилось наземь, раскололось, выпотрошилось соломой и уважаемыми зодвингскими клинками. Пока телегу ремонтируют, мы с Эйриком стоим над разбитыми ящиками, и любуемся художественным смертоносным железом.

- Тебе надо поучиться обращаться с таким, - говорю я. – Вдруг пригодится.

Он равнодушно жмет плечами.

- Зачем? Я все равно не смогу ударить человека лезвием. Это не мое.

- А если потребуется защищаться?

- Побегу.

- А если потребуется защищать кого-то?

- Побежим вместе.

И все-таки ему стоило бы поучиться. Воителем не станет, конечно, но хоть выглядеть будет чуть внушительнее - не таким уязвимым. Сейчас он выглядит так, будто ему любое уличное хулиганье может навалять, и это, в любом случае, не очень хорошо.

Утомленный народ снует туда-сюда, сидит по обочинам, пьет отвары из бутылей, сплевывает под ноги. Тэссы нигде не видно. Может, отошла за кустики по нужде, или просто разминается. Вечереет в чаще быстро, даже стремительно. Честно говоря, хотелось бы скорее разобраться с поломкой, доползти до города, и отдохнуть в цивилизации. Мы уже долго едем, и я уже долго толстая, и тяжелые складки моего тела уже давно не ароматные. Да тут у нас никто не ароматный.

Птиц в густых кронах – тучи, а насекомых – тучи туч. На висячей ветке гусеницей возникает Минэль. Она начинает говорить со мной, и я забываю о ванне. Не до ванны становится вдруг.

- Что такое? – сразу спрашивает Эйрик, моментально ловящий все перемены моих настроений, даже если их не отражает облик. – Ты встревожена?

- Впереди засада, - шепотом отзываюсь я. – Если бы не поломка, нас бы уже разнесли.

Он напрягается, но без уверенности.

- Точно? – шепотом сомневается он. – У нас плардовские знамена. Кто осмелится сунуться к нам?

Знамена-то плардовские, а охрана не очень. Охрана скудновата – об этом я подумала еще перед отправкой.

- Венавийцы решили пободаться, - бормочу в свои растрепанные пышные волосы. – Обратились к наемникам. Сорвут поставку врагу, плеснут масла в отношения двух городов, а сами в стороне. Вот гадство!

Выпавший груз возвращен на место, поломка почти устранена. Вот-вот двинемся дальше.

- Нельзя ехать, Эйрик, - нервничаю я, хватая его за руку и отпуская, хватая и отпуская.

Зрение находит сухого невысокого мужчину с улыбчивым морщинистым лицом – начальника нашего каравана. Он стоит поблизости, куря длинную папиросу и почесывая комариные укусы, и я, подобрав подол, весьма резво для своих объемов направляюсь к нему.

- Господин Бруст, - окрикиваю на ходу. – Я должна вам что-то сказать.

Он перестает почесываться, распрямляется передо мной. Его взгляд, как всегда, улыбается, и против его воли цепляется за мои лохматенькие усики.

- Говорите, дорогая Доротея, - дружелюбно отвечает он, выдохнув дым в сторону.

Я приближаюсь к его уху, и сообщаю аккуратно:

- Впереди ждет засада. Не просто бандиты, а обученные наемники, и их вдвое больше, чем нас. Прошу, послушайте меня.

Бруст таращится на усы вопреки всякому желанию, а пепел с папиросы падает ему на сапог.

- Откуда вы знаете? – резонно спрашивает он, и я в тупике.

- Э-э, - я блею беспомощно. - У меня предчувствие.

Основательным усилием он заглядывает мне в глаза, и уверяет с теплотой:

- Дитя мое, все будет хорошо. Мы почти добрались, и скоро сможем отдохнуть…

Чего? Дитя? Это я-то?

Мой очевидный испуг не оставляет равнодушным его доброе сердце.

- У нас достаточно солдат, - говорит он терпеливо, наступая на окурок. – Вам нечего бояться, Доротея.

Я громко хлопаю себя по бедрам, катясь к отчаянию, и бессильно бормочу:

- Они все скоро будут мертвы. Мы все скоро будем мертвы.

- Чепуха…

- Отправьте разведчиков! – я перебиваю его вскриком, и он начинает раздражаться.