В полуденный час всем велено собраться в переднем зале, и мы собираемся. Распорядитель, разнесший повеление, стоит со своим сучковатым посохом недалеко от висячих клеток, и следит, чтобы никто не занимал место в центре. Хальданар без церемониального облачения выглядит обычным Хальданаром.

- Сыны мои, - говорит он с незанятого места в центре. – И сыны богатеев Зодвинга, которые нам здесь прислуживают. – Его голос еще долго будет способен волновать воду в кувшинах. – У всех вас полно дел, поэтому я быстро. Назначаю почтенного Миродара своим заместителем, а юного Тэса – своим личным пажом. И объявляю о помиловании одного каторжника в семь лун, начиная с сего дня. И если вы считаете меня наглым деревенским выскочкой, то я с вами согласен. Всем добра.

Продекламировав сие лаконичное обращение со всей подобающей внушительностью, он важно покидает зал, испепеляемый моим озверелым взором. Тэса в пажи, значит? Мало тебе поросенка во врагах, меня злить удумал? Ой, напрасно.

Кухня, как всегда, полна грязных горшков и нечищеных овощей, а купальные кадки жрецов, как всегда, требуют горячей воды, но мне это теперь безразлично, и неприметным жучком я ползу в щель под дверью, обитой изнутри воловьей шкурой. Хальданар сидит за столом, и покрывает пергамент однотипными каракулями – тренируется ставить свою владыческую подпись. Я перекидываюсь за его спиной, чтобы было внезапно, и возмущенно вскрикиваю:

- Какая мерзость!

Он дергается от неожиданности, роняет чернильную каплю на письмена, и откладывает перо.

- Латаль, - говорит он, потирая лоб таким жестом, будто бы уже наслушался утомляющих гадостей, хотя еще не слышал ничего. – Не злись. Когда ты злишься, ты не замечаешь мой разум, а замечаешь только свой.

Я бы с удовольствием вылила чернила ему на голову, но тогда мне пришлось бы потом лицезреть его с некрасивыми двухцветными волосами.

Он поворачивается на табурете, и поднимает на меня очень спокойное лицо. В его мыслях грустно, но тихо. Он все решил утром, отсиживаясь в этих замечательно уединенных апартаментах, которые не назовешь кельей, хотя по правилам они именно кельей называются.

- Я так не смогу, Латаль, - говорит он с тоской, похожей на смерзшуюся землю под снегом северных краев. – Будет беда, пойми.

Я уже кое-что поняла. Тэсса не нужна ему, он просто берет ее под защиту. Со временем, оклемавшись, она покинет обитель, потому что женщинам здесь не место. И я тоже должна покинуть обитель, мне здесь тоже не место. Хальданар трет чернильные пятна на своих пальцах, и глядит на меня с болезненной любовью.

- Если бы ты выбрала меня, я был бы твоим, - говорит он через силу, словно тащит груженую телегу. – Но ты не выбираешь. Я мысли слышать не умею, но твои слышу. Ты о Перьеносце тревожишься, и на своем ложе его представляешь. На моем ложе – вот на этом. – Он машет в сторону восхитительной кровати, на которой прошла наша ночь. – Я к такому не готов. Я могу только убить его, чтобы ты меня ненавидела, и могу отпустить, чтобы ты с ним ушла. Я не хочу, чтобы ты меня ненавидела, поэтому уходи.

Девицы умеют плакать, и я оборачиваюсь божьей коровкой, которые не умеют. Сущностям не пристало плакать перед людьми – даже перед любимыми. Слишком уж много чести. Я расправляю крылышки и улетаю, просачиваюсь в щель под дверью, мчу по коридорам, лестницам, залам. Мчу через вестибюль, где новый Владыка совсем недавно произнес свою первую речь, и врываюсь в пронизывающий яркий день. Пыльная травинка подставляет мне себя для опоры, и я отдыхаю. Кучерявые облака висят в сочном небе, а море трется о песок и пенится, плетя колтуны из обрывков водорослей. Мне так горько, что я бы уничтожила все эти бестолковые красоты одним махом, если бы могла. Если бы я была всесильным верховным божеством, которого не существует.

Минэль!..

Она сидит на песке молодой черноволосой женщиной, и сонно поглаживает подол шелкового платья цвета серебра. Капли хрусталя в серебряной оправе сбрызгивают свежестью тонкие запястья и длинные пальцы. Гладкая кожа лоснится от знойного полуденного пота. Дорогая подруга, как же я соскучилась по тебе!

- Здравствуй, - приветствует она, не разжимая губ и не поворачивая головы.

- Вам нельзя со мной говорить, - торопливо пугаюсь я.

Неужели ее тоже изгнали?

- Это решают боги, - ее голос звучит во мне надменно и почти пренебрежительно. – Мой господин прислал меня сюда, потому что здесь происходит нечто важное.

Разумеется, бог власти сейчас пристально наблюдает за Хальданаром через свою подданную.

- Он объединит под собой города и деревни, равнины и горы – твой лесной жрец, - продолжает Минэль, скользя пальцами по шелку, а взглядом – по волнам. – Вернет покой, который скоро совсем рухнет. Он станет великим человеком – больше, чем человеком. В грядущих веках его имя будет звучать над землями по эту сторону моря, удерживая в них силу единства. Все потому, что ты однажды вмешалась в его дела вопреки запрету. Боги единогласно осудили тебя, но мой господин благосклонен к тем, в ком есть задатки вершителей. Он прощает тебя, и разрешает своим подданным контакты с тобой. Ты больше не одинока в Мире. Но ты не должна покидать своего жреца, забудь об этом. Вы с ним, как лодка и весло – неполноценны друг без друга.

Последние слова хлестнули меня мокрым веником. Как же, скажешь тоже! Неполноценна я без какого-то там человечишки!

- Сущность слова, - раздраженно обращаюсь я к Минэль. – Подскажи мне слова, которые убедили бы его не гнать меня.

Она, наконец, поворачивает свое четкое лицо в мою сторону, и отвечает вслух, как смертные.

- Ты по-прежнему глупая, Латаль, - заявляет она со вздохом. – Одна из главных ценностей слова – в его способности не прозвучать. Чем молчаливее ты, тем разговорчивее сердце того, кто тебя любит.

- А ты по-прежнему грубиянка, - обижаюсь я, ползя вниз по травинке.

Добираюсь до горячего песка, и ползу обратно вверх.

========== 13. ==========

- Даже боги не знают наперед.

Мы с Минэль сидим на краю утеса, в ветре над волнами. Я болтаю босыми ногами девицы, она держится с достоинством, как женщина. Капли хрусталя в ее украшениях покрыты каплями соленой воды, долетающей снизу. Море сегодня неспокойно.

- Бог верит в человека, - говорит Минэль серьезно. – Для нас это так же твердо, как знание.

Огромная гематома тучи ползет от горизонта в нашу сторону. Совсем скоро она слижет солнце, и море станет цвета металла.

- А если он не справится?

Мне тревожно за Хальданара. Он хороший, замечательный, но слишком простой для великих свершений. Он по-прежнему плохо умеет читать, и у него есть враг со ртом, похожим на пупок. Он всего лишь чистый душой лесной житель, случайно и безалаберно ставший главой могущественной гильдии.

У Минэль нет ответа на мой вопрос. Если бы ответ существовал, я бы его знала, и мне не пришлось бы спрашивать.

Она принимает естественный облик, готовясь просочиться в Межмирье, а я предлагаю:

- Не оставляй меня надолго. Приходи.

Лента тумана проскальзывает по моей руке, лаская на прощание, и исчезает. Я еще немного любуюсь темнеющим простором, затем оборачиваюсь чайкой, и лечу домой. Мой дом – в городке, прилипшем к горам. Там есть хорошая ночлежка, она же проституточная, она же паб, она же рынок, она же склад, она же театр, она же храм, она же контора начальника порта. Раньше среди прочего была общественная баня, теперь для бани построено новое здание. А это здание – самое большое в городе, с берега похожее на громадный деревянный брусок, принявший множество бурь, палящих лучей, истошных дождей, и самых пестрых посетителей. В центре бруска есть двор – широкий, как целая площадь; там проводят праздники, собрания и казни. Наша с Эйриком комната открывается балконом и окнами во двор, и мы наблюдаем за жизнью города. Местная жизнь любит кучковаться под нашим балконом.