– У нас есть всего одна неделя, – еле слышно произнесла заклинательница. – Одна неделя и целая вечность, – продолжила она уже громче. – Нифрон и Персефона хотят, чтобы мы нашли других мастеров Искусства, Стремительных умов, Цензлиоров. Они считают, что фэйн пошлет против нас отряд миралиитов – Паучий корпус. Эти миралииты обучены переплетать защиту и нападение, как пауки. Понимаешь?

Сури закатила глаза.

– Ты только что сама сказала, что у меня стремительный ум.

– Ах да, извини.

– Значит, Персефона хочет создать собственный Паучий корпус?

– Что-то вроде того. Как следует из названия, в нем должно быть куда больше двух мастеров.

– И как мы их найдем? Будем искать тех, кто умеет быстро разводить огонь?

– Увы, не все так просто. Далеко не у всех способности к Искусству проявляются так ярко, как у тебя. Обычно они выражаются в склонности к творчеству. Миралииты часто начинают как простые художники, скульпторы или даже плотники. Чем более искусны творения мастера, тем больше вероятность, что у него есть дар к Искусству.

Арион приподняла изящную чашечку.

– Ты случайно не знаешь, кто ее сделал?

К тому времени как они добрались до маленького домика в Малом Рэне, уже стемнело. Сури большую часть жизни провела под светом звезд, поэтому не боялась темноты. Перебравшись в Далль-Рэн, она чувствовала себя неуютно – ее слепил свет факелов и очагов. То же самое и в городе фрэев, только здесь вместо факелов горят масляные лампы: их свет порождает тени, и вокруг становится еще темнее. С людьми то же самое, думала Сури, пока они с Арион шли по узкому переулку. В отличие от прочих живых существ, люди не способны жить в гармонии с природой; они вечно пытаются заставить ее подстроиться под них. Может быть, именно поэтому боги и духи так жестоки к людям – они просто хотят сказать им: «Прекратите!»

Сури и Арион подошли с маленькой деревянной хижине, притулившейся в конце переулка. В прежние времена это был сарай или домик слуги. По сравнению с большими красивыми домами, стоящими вокруг, жалкая лачуга казалась еще более убогой. На пороге сидели мужчина и женщина. Женщину звали Тресса. Ее никто не любил, но Сури не знала, почему. Пауков тоже почему-то никто не любит. Девочка уже давно оставила попытки разобраться, что творится в головах у людей, предпочитающих жить внутри стен. Рядом с Трессой сидел гончар Гиффорд. Между ними стоял кувшин.

Они о чем-то беседовали, однако, заметив Сури и Арион, тут же замолчали.

Тресса положила руку на кувшин и придвинула его ближе к себе.

– И зачем вы сюда пожаловали?

– За ним. – Сури ткнула пальцем в Гиффорда.

Тот удивленно поднял брови.

– Что он такого сделал? – возмутилась Тресса. – Оставьте его в покое. Гиффорд сам по себе ходячее несчастье, еще вас ему не хватало.

– Мы не собираемся доставлять ему неприятности, – заверила Арион. – Просто хотим поговорить.

– Да неужели? – Тресса подозрительно прищурилась. – И о чем же?

Арион показала ей чашку.

– Вот о чем. Ты сделал эту чашку? – обратилась она к Гиффорду.

Тот кивнул.

– И что с того? – с вызовом поинтересовалась Тресса. – Тебя не устраивает, что калека зарабатывает своим трудом на хлеб?

Арион взглянула на Трессу.

– Можно мы поговорим с Гиффордом наедине?

– Чтобы ты навела на него порчу? – взвилась та. – Вот что я вам скажу: идите-ка вы отсюда подобру-поздорову. Возвращайтесь в свою неприступную каменную крепость, к одноглазым ящерицам, котлам и летучим мышам. Оставьте нас в покое. Если вас не затруднит, конечно.

– Никогда не видела одноглазых ящериц, – заметила Сури. – Хотя уж в ящерицах-то я неплохо разбираюсь.

– Еще бы. Ты с ними, небось, на короткой ноге.

Сури кивнула.

– Конечно. Ящерицы очень дружелюбные.

На это Тресса не нашлась что ответить и нерешительно взглянула на Гиффорда.

– Гиффорд, – сказала Арион, крутя его чашку в руках. – Я считаю, ты замечательный мастер. Просто изумительно. Фарфор такой тонкий, что даже просвечивает.

– Все дело в глине – подойдет только белая и мягкая, а еще в гончафном кфуге и в хофошем обжиге. Нужно обжигать долго-долго.

– Очень искусная работа, и дело не в одном мастерстве, а также в творческом подходе. Форма чашечки, как у цветка, и этот завиток на ручке…

– Спасибо.

– Ты что, пришла сюда, чтобы похвалить его работу? – с сомнением спросила Тресса.

– Отчасти, – ответила Арион. – Но у меня есть еще несколько вопросов. Гиффорд, ты умеешь петь?

– Ха! – Тресса хлопнула себя по колену. – Да он поет как простуженная жаба!

Гиффорд нахмурился.

– У меня не очень хофошо получается говофить, а петь еще тфуднее. Губы и язык плохо фаботают, и звуки выходят непфавильно.

– Ну, может быть, не петь, а напевать без слов? Ты напеваешь, когда работаешь?

Гиффорд подумал, потом кивнул.

– Да, пожалуй.

Арион, улыбнувшись, посмотрела на Сури.

– Ну напевает он, и дальше что? – проворчала Тресса. – Это что, преступление? Я тоже иногда напеваю. Твое-то какое дело?

Арион не обратила не нее внимания.

– А у тебя бывало когда-нибудь предчувствие, что скоро пойдет дождь, а на небе в это время ни облачка? Или, может быть, ты чувствовал, что зима будет ранняя или, наоборот, поздняя?

Гиффорд пожал плечами.

– Не знаю. Может, и было такое.

– А ты умеешь разжигать огонь, хлопнув в ладоши? – спросила Сури.

– Нет, – удивленно ответил Гиффорд.

– Сури имеет в виду, бывало ли так, что ты очень чего-то хочешь, и это происходит? Случались в твоей жизни счастливые совпадения – например, когда ищешь что-то и сразу же находишь, или дождь начинается только когда ты дошел до дома?

– Такое вряд ли.

Тресса расхохоталась.

– Этот парень едва ли может считать себя мастером счастливых совпадений. Скорее наоборот, – добавила она, хлопнув Гиффорда по плечу, – такое ощущение, будто боги, когда создавали его, маялись похмельем. – Она сплюнула, вытерла подбородок и покачала головой. – Ты что, считаешь его колдуном, потому что он лепит из глины красивую посуду?

– Возможно, – ответила Арион. – Сделай мне одолжение, Гиффорд. Я хочу, чтобы ты пошевелил пальцами вот так. – Фрэя как будто пощипала струны арфы. – Так, правильно. А теперь посмотри на мои ладони и подумай об огне. Представь, что мои руки пылают. Представь, как они плавятся, а потом превращаются в пепел. Сосредоточься. Закрой глаза, если так тебе будет легче.

Гиффорд уставился на руки Арион, и Сури забеспокоилась – а вдруг у гончара действительно получится поджечь фрэю? Конечно, Арион знает, что делает, тем не менее Сури приготовилась погасить даже самый слабый огонек, если он вдруг появится.

После путешествия в Нэйт Сури заметно улучшила свои навыки в использовании Искусства. Последние восемь месяцев она занималась с Арион в основном техникой. Девочке казалось, что они, как в прежние времена в Далль-Рэне, играют с веревочкой и учат рхунский и фрэйский. Арион показывала простое плетение, а Сури перенимала его и усложняла. Фрэя улыбалась, часто смеялась или качала головой и говорила: «Почему никто не додумался до этого раньше?» Сури не сомневалась, что сможет защитить Арион от всего, что способен натворить Гиффорд, и все равно тревожилась.

После смерти Туры, гибели Минны и избрания Персефоны кинигом Сури осталась совсем одна. Вокруг – полно людей, но ни единой родственной души. Запертая в холодной темной ловушке Алон-Риста, девочка тосковала так сильно, что перестала есть. Рэйт и Арион помогли ей прийти в себя, но понесенные утраты были еще свежи, и теперь она стала тревожной и подозрительной.

Гиффорд долго смотрел на руки Арион, насупив брови.

– Ой! – фрэя отдернула ладонь. – Достаточно, хватит. Хватит. ХВАТИТ!

– Я сделал тебе больно? – потрясенно спросил Гиффорд.