Через полуоткрытую дверь стражи, воин Дейла и Эйтар, слушали ровный, жизнерадостный голос молодого гнома.
— Глупая баба велела своей падчерице, прекрасной принцессе, уйти в лес. Но и там дева не померла — с чего бы ей?.. Хороша, свежа, даже лесничий отказался ее убивать, хотя и получил прямой приказ. А принцесса нашла дом, где ее приютили… приютили… витязи, отчего-то проживающие в самой глуши целым отрядом. Кажется, так. Они милостиво позволили прекрасной принцессе — самой прекрасной, как сказало стекло, — готовить им пищу и убираться в их… тереме, — в голосе Фили звучало глубочайшее сомнение. — Достойное применение девы, ничего не скажешь. Помнишь, сколько разных вопросов я задал тебе в этом месте? И вообще в разных местах твоих удивительных историй? Одна жабья шкурка чего стоит… ну ладно. Зеркало немедленно наябедничало гадкой бабе, что принцесса жива. Королева превратилась в старуху и подкинула наивной деве отравленное яблоко. Та укусила и померла было, но, когда примчались витязи, оказалось, что все-таки не померла, а уснула. Великие праотцы, сколько же там было витязей? Забыл. Но все они не имели никакого значения. Ведь всегда имеет особое значение только кто-то один.
Фили вздохнул.
— Деву уложили в хрустальный гроб, сделанный, надо думать, все-таки гномами — кто еще может создать такое? И на златых цепях повесили внутри горы, стало быть, в подгорном королевстве. Точно. Вот и думай, что это были за витязи, которых она назвала своими братцами. Под горой, знаешь, витязей полно — и хрустальный гроб сработать, и хрустальную обувь… эх, нет, это из какой-то другой истории. В общем, только избавитель, который был намного храбрее всех этих витязей, мог расколдовать спящую принцессу. Ты говорила о нем. Он кого-то побеждал по дороге. А главное — он знал, как ее будить. И я знаю. Ты рассказала мне, Ольва Льюэнь. Ты сама.
Тени ложились Ветке на лицо, делая черты особенно заострившимися и безжизненными.
— Я думал подсказать Трандуилу, — пробормотал рыжий гном. — Но он такой надменный, такой… неприступный… такой почтительный с тобой… они целуют тебе руку или лоб. Но в сказке-то было по-другому… в твоей сказке. В сказке твоего мира. Я счастливый гном, у меня есть мать, дядя, жена, ребенок, брат, и еще — такой друг, как ты. Просыпайся уже!
Фили глянул в сторону двери… приподнялся и решительно чмокнул Ветку в губы, прежде чем Эйтар или стражник Дейла сумели этому воспрепятствовать.
— Довольно, — негромко, но очень сердито сказал Эйтар, выросший за плечами Фили. — Довольно, наугрим. Ступай прочь.
— Эх, — Фили коротко вздохнул и дал себя вывести, не сводя взгляда с Ольвы — не шевельнулась ли. Но нет.
Нет.
Порядок был восстановлен, тишина снова окутала спальню, и, закрывая дверь, никто из стражников не увидел, как Ольва перевернулась было на бок и подвернула под щеку обе руки…
Дверь захлопнулась — подбитая войлоком по косяку, почти беззвучно; встревоженно взметнулись язычки свечей, и Ветка села на постели.
***
Ветка села в постели и уставилась перед собой.
Последнее, что она помнила — летящие навстречу плиты двора.
В зеркале отражалось кентервилльское привидение — волосы, белая кружевная сорочка, тонкое лицо. Даже цепь на шее.
Ветка запустила пальцы в шевелюру — и призрак в зеркале сделал то же самое.
Рассудок, память — все возвращалось, но сознание отказывалось зарисовать внятными картинками интервал между падением с Герцега и нынешним мигом.
Трандуил.
Мэглин, Леголас, они все, они все, они…
Цепь.
Ветка вцепилась в эреборскую бляху, оставшуюся когда-то валяться в Кирит Унголе, и реальность в ее голове сделала курбет. А был ли мальчик? Или сейчас эта дверь откроется, и в комнату втечет голубое тело дракона, и потом…
Нет.
Нет!
Мальчик был. Есть.
Ветка и сама не понимала, как она ощутила, поняла, почувствовала, где сейчас находится ее сын.
Стражник Дейла отошел прочь — он ждал сменщика и счел, что эльф достаточная стража у двери Ольвы…
А Эйтара от прямого удара дубовой дверью спасла только феноменальная реакция эльфа, лучника и воина — он отскочил, увернулся и, мгновенно сообразив, что случилось, бросился в большой каминный зал, а широкая белоснежная сорочка в пол настоящим привидением утекла по коридору в сторону детской.
Ольва не просто шла — королева бежала, да как.
Ветка отыскала сына безошибочно — его, накормленного Синувирстивиэлью, укладывала спать Сигрид, а за колыбелью стоял Мэглин, который не успел даже подпрыгнуть — Ветка выхватила одного младенца из колыбели, своего, ни на миг не усомнившись, и вжалась в угол детской, обнимая малыша, прижимая его к себе.
Словно незримая волна побежала от нее, от них с младенцем; и навстречу со двора, из Дейла понеслось:
— Маг, маг, бурый маг! Витязь! Глорфинде-е-ейл…
— Дружо-ок! — то ли в бескрайней радости, то ли в ужасе прошептал Мэглин, а в дверях детской выросла фигура Трандуила — в мантии, короне, величественная и великолепная; губы короля были приоткрыты, а глаза полыхали ярчайшими голубыми опалами.
— Ольва!
Детская разом заполнилась людьми, эльфами и гномами. Эта большая комната, до краев напоенная ароматами трав и цветов, молока и уюта, не предназначенного для толпы вооруженных мужчин, стала похожа на городскую площадь в день торжеств. Ветка наскоро ободрала длинную сорочку до колен, выхватила тупой меч из настенного щита, повешенного тут в незапамятные времена для красоты, и тихонько зарычала, прижимая сына к груди. Тяжелое старинное оружие вздрагивало в ее ослабевшей руке.
Тонкие босые ноги, светящиеся желтые кошачьи глаза, растрепанные полуседые волосы до талии — вмиг от достоинства и возвышенной, идеальной неподвижности магического сна не осталось и следа.
Ольва Льюэнь шипела дикой кошкой, видно, не слишком хорошо соображая, что, почему, где и как сейчас происходит.
— Ольва! — Трандуил широко шагнул вперед; Сигрид схватила и утащила прочь люльку с принцессой-эльфинитом. К королю, вперед скользнула Синувирстивиэль — в длинном, сверкающем великолепным шитьем платье…
— Ольва!
— Погоди, мой король! — и Трандуила за локоть крепко ухватил Лантир. — Погоди, посмотри на нее, послушай…
— Что-о? — Владыка Леса коротко повернулся. Оруженосец отступил и крикнул:
— Ольва Льюэнь была и остается ставленницей Темнейшего! Владыка, ты должен услышать, должен!
Бард и Иргиль шагнули одновременно — удержать зарвавшегося оруженосца…
Ветка в углу оскалилась. Оскалилась, как это делала Нюкта, и тихонько зарычала.
У дверей кто-то вскрикнул; толпа чуть расступилась; опираясь на Радагаста Бурого, точнее, держа его подмышкой, в детскую ввалился длинный, измазанный грязью, копотью и кровью, с суком, прибинтованным к сломанной в нескольких местах ноге, Глорфиндейл.
— Светлейший? — воскликнула Синувирстивиэль…
— Послушайте витязя! — отчаянно вскричал Лантир. — Ольва Льюэнь не была матерью принца! Его…
— Его родила волчица, — серыми губами выговорил Глорфиндейл, встретившись взглядом с горящим взглядом Ветки. — Но его фэа…
— Ты думаешь, — яростно крикнул Трандуил, — Лантир, ты думаешь, я не знал этого с первого мига, как увидел их… троих? Ты думал, я велел оказать королевские почести варжихе просто потому, что она носила на спине мою жену? Ты думаешь, Синувирстивиэль не знала истины? Ты считаешь, что вправе кричать на весь Дейл такие вещи… обсуждать их в присутствии людей и наугрим?.. Ольва!..
— А что такого в присутствии наугрим? — рявкнул Фили — и в единый миг между эльфами и Веткой выстроился частокол крепких фигур в железных доспехах и шлемах. — Ольва удочерена нашим народом, и Эребор — место, где она всегда найдет убежище и защиту! Ольва… мы здесь, я здесь, по приказу Торина, и если…
— Прочь с дороги! — закричал король эльфов, в единый миг выхватывая мечи. — Прочь от моей жены!
— Владыка, опомнись! И она, и ребенок, увы, во власти Саурона и его темных планов! — Лантир, упав на колени, отчаянно склонил голову — метнулись угольно-черные волосы. — Я так и знал! Такого просто не может быть… не может… иноземка — королева эльфов!..