Ветка дернулась.
— Но отсюда ты уйдешь не просто так… с прощальным поклоном, не так ли?
— Разумеется. Тут слишком много… проклятых витязей и магов, которых я искренне ненавижу. Слишком много, Ольва. И маловато тех, кого я люблю. А ведь я тоже буду тебя любить, детка. Я давно не играл в любовь. Вкусная, маленькая глупышка… ты насытилась? Видишь, я добр.
— Ужасно, — пролепетала Ветка, — ужасно добр…
— Любимый.
— Л-люю…
— Давай же! — Саурон неожиданно рявкнул так, что дракон открыл глаз. — Давай же! Я отправил условие Трандуилу — он и его эльфы, до последнего, покидают Эрин Гален, оставляют лес мне, а его старший сын отправляется заложником в Дол Гулдур! Если белобрысая тварь рискнет… рискнет выполнить это, ты и твой ублюдок свободны! Но этого не случится — у него тонка кишка, а потому тебе любить! Меня! Вечно! И только! Меня-я…
Ветка загородилась локтем; сердце ее колотилось.
Надо, надо, надо.
— Мой любимый Хозяин, — так проскочило легче.
— Замечательно, — прошипел Саурон, — иди ко мне… Ольва Льюэнь, испепеленная глупостью и гордыней. Иди ко мне. Может, тебе даже достанет духа когда-нибудь надеть черную корону и править Средиземьем вместе со мной. Иди сюда. Вставай на колени.
Ветке в кошмарном сне не могло присниться такое. Темный Властелин кричал что-то на страшном, рычащем наречии, грохочущем, как каменная осыпь; и хохотал. Ей было нечем дышать, и казалось, связки рвутся в клочья под его ударами. В углах рта выступила кровавая пена. Затем мужчина вздернул ее наверх — и собирал с ее рта слюну и кровь… и целовал — до укусов. И это совершенно не походило ни на какую любовь.
Ветка старалась не рыдать — и была уверена, что больше никогда в жизни не сможет сказать ни слова. Но Саурон неожиданно уложил ее рядом… боль в горле прошла, а его руки стали нежными — и девушка с новым приступом ужаса ощутила, что, хотя и воспринимала происходящее как пытку, внизу у нее влажно и горячо. Тонкие прекрасные пальцы, музыкальные пальцы Темнейшего ласкали ее внутри, там, где, как она думала, никогда в жизни не окажется никто, кроме эльфийского короля. А она плакала от наслаждения и от остервенелой обиды на себя саму. Старалась скулить тихо — но Саурон слышал каждый звук, каждый вздох, и неизбежно оказывался все ближе и теснее.
Наслаждаясь каждой нотой ее эмоций.
— Говори…
— Л-любимый…
— Разве тебе плохо так? — горячий шепот в самое ухо, а пальцы проникают все глубже и требовательнее. — Ведь хорошо?..
— Д-да… Хозяин… мой возлюбленный…
— Ты покорная… покорная… ты будешь стонать от наслаждения… от всего, что я делаю с тобой. Ты моя, Ольва Льюэнь. Моя…
— Д-да… Майрон… да.
Мужчина разбросал ее ноги, убедившись, что Ольва дошла до предела возможного ожидания, и вбился в ее тело — не щадя, забросив ноги девушки на плечи. Он снова кричал; Ветка, всхлипывая, могла лишь подумать о том, что будет вечно ненавидеть его голос… его крики, его хохот.
Но ее настигло и наслаждение.
Черные, алые пряди бились над ней, лиловые глаза горели — он, этот, снова кричал, и выгибал торс, и Ветка, в свою очередь, хрипела от протяжной, жуткой разрядки… и от того, что предала — себя. Любовь. Мужчину. Единственного на всей Арде, того самого…
А эльфийка бы гордо умерла.
А она, тварь, решила выжить — любой ценой. Причем не одна.
Ветка скрипнула зубами так, что чуть не открошила краешек, и рывком притянула к себе вспотевшего мужчину. Свирепо прошипела ему в ухо — «любимый», и укусила — чуть хрупнул хрящ.
Но Майрон не возражал. Наоборот, он снова закричал от возбуждения, бросил ее на живот, и взял, вцепившись в крепкие бедра, вбиваясь так, что было больно, очень — и девушка была уверена, что сейчас по ногам хлынет кровь, и тогда конец договору…
И снова извернулась после оргазма — и ударила. Хлестко, целенаправленно. Вспоминая все уроки учителей.
Саурон корчился и подставлялся под удары… а когда ему прискучило, схватил ее за руки, скрутил, прижал.
— Глупенькая… глупенькая… тому, кто так долго был бестелесен, каждый твой удар — как великий подарок… я чувствую боль… я чувствую тебя… вы, могущие чувствовать, так ли часто цените это?.. Спасибо, детка…
И Ветка снова тряслась от непонимания и ужаса, когда его руки стали мягкими и нежными. Саурон гладил ее, шептал короткие теплые слова, убирал поцелуями со щек слезы, тревожил кончиком языка соски, раздвинул пальцами и обласкал губами лоно. Это было невозможно чувственно, невероятно страстно. И дико страшно.
— Я хорошо выбрал приманку для короля, — прошептал, наконец, Аннатар Аулендил. — Как для себя старался. Рвись. Пробуй одолеть меня. Это так сладостно… ты никогда не попадешь к своему эльфу. Я не допущу, чтобы это случилось. Все орки, подвластные мне, станут между вами, даже если ты и вырвешься отсюда. Пока он слаб и надеется, я пошлю в Сумеречье договор. Затем — орды моих слуг, и сделаю Пущу своей. Пока ты у меня, я буду пить тебя. Как сегодня. Моя маленькая зеленая веточка… моя.
Он, казалось, заснул. Ветка отползла на другой конец ложа, пытаясь оценить ущерб. К балрогу такую любовь, вот честное слово. И, положив пальцы на живот, снова мысленно повторяла: «Мы выберемся. Верь мне, малыш. Честное слово. Выберемся. Выберемся. Только потерпи, мой светлый… потерпи».
Комментарий к Глава 1. Любимый
Саурон в исполнении замечательной Jul_ar!
http://f5.s.qip.ru/N7LfbY7d.jpg
http://f6.s.qip.ru/N7LfbY7e.jpg
http://f6.s.qip.ru/N7LfbY83.jpg
В доспехах
http://tenderoviki.ru/upload/blogs/811ac1f71ee5fbcf3bff19406814f4af.jpg
========== Глава 2. Ночь ==========
Комментарий к Глава 2. Ночь
Эта глава посвящается сестрице Тихе.
Трое гномов сидели в гостиной у камина.
Торин пододвинул ближе к огню и занял кресло, которое полсуток принадлежало Глорфиндейлу. Бард, распорядившись об обеде, стоял, задумчиво вертя в руках серебряный кубок. Хотя златой витязь, бесследно исчезнувший вместе с Асфалотом, изрядно опустошил винные припасы короля Дейла, чем угощать гостей, нашлось.
Кили, никак не способный пережить вид Тауриэль, уезжающей бок о бок с Мэглином (лесные эльфы! Оба!), постукивал костяшками пальцев о подлокотник. Шепот девы: «Я вернусь, как смогу, мой подгорный принц… неладно в лесном королевстве, я не могу оставаться тут, я нужна там». Да. Тауриэль не могла сидеть на одном месте. Тауриэль не вынесла обилия гномов — настоящих, не вкусивших путешествий и общения с другими народами; гномов, прибывших с Синих гор. Не смогла противостоять горе — запертой горе.