— Поместить колдовское изображение дракона в пламень? — усмехнулся Торин. — Отлично придумано, Ольва…

— Мама дорогая… Эру Илуватар! — Они все тут психи. Все до одного! — Двалин! Мы с тобой каждый день ели и пили. Я лечила свою рану, как и все. Я расспрашивала тебя про Арду. Ну ты-то?..

— Я не знаю, что сказать, — покачал головой Двалин, — кроме того, что полоса на твоем черном шлеме из металла, который неизвестен гномам!

— Сплав титана?.. Ну конечно…

— Вот и смотри, — сказал Гэндальф Торину. — Появилась она примерно тогда, когда пал Смауг. Парой дней позже. В одежде, несущей изображение дракона, на чудесном коне. Сразу спасла жизнь Трандуилу, чего за последнюю тысячу лет не случалось ни разу. И двигалась к Эребору, а на подходах спасла жизнь тебе… и ты приблизил ее. Теперь она здесь, внутри, и вы все ее любите. И она просится в сокровищницы и говорит о потомстве Смауга… а это великая тайна, доступная лишь Белому совету. Как нам проверить, лжет ли она?

— Дайте ей грибов Радагаста, — подал вдруг голос Двалин. — Таркун, если ты не понимаешь, опасна она или нет, и говорит ли правду, может, нам призвать Радагаста Бурого? Для вашего с ним, так сказать, совместного решения?

— Грибы? Наркотики, что ли? — мрачно спросила Ветка. — Приехали…

— Не вижу иного способа, — сказал Гэндальф. — Попробуем так. Не зная истины, ни один народ Средиземья не поверит ей.

— Конечно, особенно если вы и дальше из рук в руки будете передавать эту дурацкую тряпку, — буркнула Ветка.

— А пока — под замок.

— И ни в коем случае не пускать к Фили, — ледяным тоном сказал Торин Дубощит.

Все молчали. Ветка молчала. Гендальф тоже молчал.

И тут голос подал Двалин.

Он сперва кашлянул… потом проговорил:

— Позвольте мне подать еще идею. Птицу послать к Радагасту мы сможем, но скоро он не прибудет, хотя и не уехал еще слишком далеко. А что, если ее все же отвести в сокровищницу? Ты все верно рассказал, Гэндальф. Но что, если все же она не коварная посланница зла… а напротив?

— Что ты имеешь ввиду? — спросил Торин.

— Как ни крути, она спасла Трандуила, что мне все равно, и тебя, что для меня уже намного важнее, — сказал Двалин. — Она несла на себе знак дракона, и у нее желтые глаза, в которых… в которых… играют огоньки пламени. Но она первая заговорила с тобой о драконьем потомстве. Таркун сказал уже позже, и как о великой тайне. Так может, она тут волей валар, и пришла не уничтожить Эребор, а помочь нам? Помочь оберечься от большего зла, чем уже побеждено, возродить род Дурина? Мне кажется, Торин, если мы втроем приведем ее в сокровищницу, то увидим, имеет ли злато власть над ее душой. Сможем понять про Ольву больше.

Ветка только тяжело вздохнула. Делайте уже, что хотите.

— Ты, волшебник, — вопросительно сказал Торин, — если мы найдем драконов… или с Ольвой случится ужасное превращение… ты сумеешь ее остановить?

— Полагаю, да, — не слишком уверенно ответил Гэндальф. — Но посмотреть на ситуацию со стороны, предложенной Двалином, я не удосужился… равно как и Трандуил, ошеломленный этим рисунком, рассматривал лишь опасности и возможные хитрости Врага. Ольва странная девушка, этого у нее не отнять.

— Тогда пойдем, — сурово сказал Торин, и встал, положив руку на эфес меча. Свой роскошный посох, который, в отличие от волшебника, Торин носил лишь для проформы, он оставил тут.

Ветка невольно приметила, что он все же чуть ниже ее ростом.

Сокровищницу после разорений Смауга оградили огромными дверями, снятыми с других залов. Работа тут кипела в самые первые дни — пока пылали печи, пока не иссяк запас угля, который пока некому было добывать, огромное помещение, с комнатами и анфиладами, буквально заварили со всех сторон, превратив в один огромный сейф. Этой работе уделили даже больше сил, чем восстановлению великих врат. Сейчас на страже около сокровищницы стоял величественный Глоин и с ним Дори. Вход в сокровищницу остался достаточно высоким и широким, чтобы проехала повозка, но был забран гигантскими тяжеленными дверями, сплошь выкованными из металла.

Увидев Торина, Ветку, Гэндальфа и Двалина, оба гнома заулыбались, и начали отпирать хитроумные замки и засовы.

— Пойдете с нами, — мрачно буркнул Торин Дубощит. — Запремся изнутри. Нам надо кое-что… проверить.

Тяжелые створки приоткрылись, пропуская волшебника, девушку и гномов, и захлопнулись. Глоин с секирой встал у огромного засова изнутри.

Ветка огляделась. Просторное помещение, которое располагалось в одном из нижних ярусов Эребора; здесь были выстроены арки, мосты и анфилады, и имелось несколько боковых залов, поэтому можно было говорить не об одной сокровищнице, а о нескольких. Когда-то они, возможно, были разделены дополнительными дверями и дополнительной стражей.

Для любования Трору выстроили тут площадку, нависающую над основной сокровищницей; на ней стоял тяжеленный, целиком отлитый из золота трон. Под потолком висело несколько громадных отполированных дисков, призванных преумножать свет и игру сокровищ, и позволяющих залить помещение — по сути, подвал — ярким светом.

Местами виднелись длинные языки копоти, оплавленные каменные арки, следы гигантских когтей.

По стенам до самого потолка тянулись широкие балконы, многие из которых были обрушены.

Ветка повертела головой и спросила:

— Золото с самого начала тут лежало вот так? Навалом?

— Первоначально, — ответил Торин, — все было аккуратно разложено, все на своем месте и на своем уровне. Камни и особые драгоценности, вроде отобранных жадными эльфами, в шкатулках и сундуках. Все учтено, все распределено по стеллажам. Внизу были лишь монеты. Смауг стащил и обрушил все в одну кучу, чтобы почивать на ней.

— И какова глубина слоя золотых изделий в самом… толстом месте?

— Там, где хозяйничал Даин, никакая! — воскликнул Торин, и указал рукой в угол, ближайший к воротам — там, и вправду, золото было разобрано полностью, оголился каменный, гладко тесаный пол.

— Торин, — укоризненно сказала Ветка, — у меня скверный глазомер, но мне кажется, ты и десятой части своих сокровищ не раздал. А ведь это и Дейлу, и Железностопам. Эльфы вообще золота не взяли.

— Какие добрые, — проворчал Двалин.

— Помощь, которая покупается за деньги, не может быть дружеской, — жестко сказал Торин. — Мы заключили перемирие, но истинный лик моих союзников мне известен. Таркун?

— Я не вижу ничего, что меняло бы ее тут, — ответил Гэндальф. — Я по-прежнему в замешательстве. Будем звать Радагаста.

— Я поднимусь? Похожу? — спросила Ветка.

— Иди.

— А вы поройтесь, где глубже… кто их знает, драконов… если допустить существование магии… яйцо может быть как небольшим, так и здоровущим, — проворчала Ветка.

Девушка легко взбежала по лестнице в расчищенном Даином углу наверх, на одну из галерей. Прошлась, посмотрела на сокровищницу сверху. Подняла и повертела в руках какое-то золотое изделие.

— Торин… — тихо сказал Двалин. — Твое сердце не может обманывать.

— Я не всецело уверен, что слышу свое сердце, — ответил Торин. — Она желанна мне, как никогда не была желанна ни одна дева. Но я не готов сделать ее своей королевой. Не готов доверять ей судьбу народа Эребора. Теперь я хочу больше узнать о ней.

— И поэтому прогнал ее от Фили?..

— Торин Дубощит, — торжественно начал Гэндальф, и тут…

Ветка вышла на край длинной полуобрушенной анфилады. Высокая, с открытой шеей и ключицами, в пылающем желтом платье, туго обтягивающем талию, с короткими волосами цвета лунного света, она стояла, расставив ноги в черных блестящих сапогах чуть шире, чем пристало деве, и с высоты любовалась на сокровища. Света сейчас было недостаточно, но вдруг откуда-то пахнул сквозняк, огни факелов вспыхнули ярче и затанцевали, и отсветы заиграли в полированных дисках. Прямо в Ветку ударил сноп света, который отразился от шитья на ее платье, от бляхи на ремне, обтягивающем тонкую талию. Ветка смотрела вниз, но вот она подняла голову и устремила взгляд на Торина и других гномов, и на волшебника.