— Скажи, в сокровищнице есть… какашки дракона?
— Что-о?
— Судя по возгласу, нету. Итак. Животное начинает мигрировать туда, где есть то, что ему отчаянно надо. Прикладывает огромные силы, чтобы выбить гномов из Эребора. И садится без воды, без пищи на кучу золота. Не гуляет, не гадит. Что нам это напоминает?
— Драконы жадные, безжалостные…
— Это лирика, — Ветка постаралась изгнать из памяти картинки из фильма «Чужой», те кадры, где лопались многочисленные яйца, и из них лезли милые крокодильчики. — Послушай. Еще минуту. Я уже закругляюсь. Итак. Зверь не ест, не пьет, не гадит, не отходит от кучи золота. Зверь у нас магический, о драконихах ничего не известно. Ему дозарезу нужна была большая куча золота, рекордно большая. Мне это напоминает насиживание. Я считаю, что в Эреборе есть… драконье яйцо.
— Кхм-кхм, — раздалось от двери, и Ветка подскочила. Там стоял дед в колпаке и длинной серой рясе, которого она уже видела — в частности, он принимал активное участие в переговорах королей, хотя и не сидел с ними за столом на равных.
— Я думаю, Торин Дубощит, пришла пора и мне поговорить с твоей гостьей, — сказал дед.
— Ты, как всегда, кстати, Таркун, — с досадой ответил Торин.
========== Глава 10. Великая опасность ==========
— Как ты догадалась про дракона? — спросил дед.
От Двалина и Бильбо Ветка знала, что это волшебник — всевидящий, а с точки зрения некоторых наивных почитателей, и всемогущий. И к тому же, обладающий длинным списком имен. Некоторые из них Ветке уже удалось выучить.
— Так я права?
— А Трандуил не ошибался… — прошептал Гэндальф. — Ты опасна, девочка. И прежде всего — сама для себя.
— Ты говорил с Трандуилом обо мне?
— Ты говорил с Трандуилом о ней? Что еще напридумывала наша драгоценная мнительная лесная фея? — раздраженно спросил Торин.
— Трандуил мудр, — назидательно сказал старик, — и прозорлив. Он отдал мне одну вещь, которая принадлежала тебе, Ольва.
— И это, конечно, не конь, — уныло сказала Ветка.
— Ты готова? Я покажу это Торину Дубощиту, который оказывает тебе гостеприимство, — грозно сказал Гэндальф.
— Показывайте уже, — сказала Ветка. — Я постараюсь в последний раз все объяснить. Я не могу жить с призраком собственной майки, преследующим меня. Давайте, волшебник. Смелее.
Гэндальф посмотрел на Ветку подозрительно; откуда-то из складок рясы вынул сверток, навсегда въевшийся в память Ветки, и развернул. Встряхнул, разложил трикотажное изделие на столе.
— Вот.
Ветка, которой казалось, что гном отнесется к изображению проще, выжидательно уставилась на Торина… а Торин менялся в лице.
Ветке стало страшно. Она невольно попятилась.
— Ты! — сказал Торин. — Ты прислужница Моргота, отродье зла! О, как я ошибался! Твоя одежда… твое поведение! Стать королевой под горой и впустить сюда тьму! Завладеть если не моей душой, то Фили!
— Что ж ты такой эпатажный… — прошептала Ветка. У нее начало зарождаться подозрение, что с Торином они не сойдутся характерами.
— Мы ждем объяснений! — воскликнул Гэндальф.
Ветка перевела дух. Подошла к волшебнику. Взяла его за широкие, твердые ладони, точнее, за одну — второй старик крепче ухватился за свой посох и насупился. Ветка посмотрела ему в глаза — ясные, не старческие, цепкие и лучистые. Глаза — вблизи — ей понравились. Ветка смотрела и смотрела, и наконец сказала:
— Ты волшебник. Скажи-ка мне, откуда я?
— Трандуил полагает, ты ристанийка… но я хорошо знаю Рохан и рохирримов, и никогда не видел среди них такой девы, — ответил Гэндальф.
— Ты сейчас видишь — вот прямо тут — меня. Что ты мне скажешь?
Волшебник помолчал немного. И с сожалением прошептал:
— Я вижу в твоих глазах отсветы драконьего огня…
Ветка чуть не села на пол. Она невольно вытаращила глаза — и вправду, светло-карие, почти желтые, с еле заметной зеленой искрой — и, еще не зная, чем ей грозит такое заявление Гэндальфа, расхохоталась. Потом… осеклась. Посмотрела на Торина, и на подошедшего Двалина, который как-то опасно опирался на кувалду.
— Почему никто не смеется?..
— Потому, что это не смешно, — сказал Гэндальф.
— Ну хорошо, у меня карие глаза, — сердито сказала Ветка. — Если угодно, желтые. А если посмотреть глубже? Я говорила Трандуилу, что вовсе не с Арды. И Двалину рассказала то же самое. Я лишилась своего мира, и пробую прижиться тут… у вас. В моем мире, — посетило ее настойчивое дежавю, — драконы — это сказка. Совсем сказка. Их рисуют просто для красоты.
Гэндальф перевернул майку.
Ветка тяжело вздохнула (где ты, погибший айфон?), и пустилась в долгие объяснения, что такое поп-культура.
— Звучит неубедительно, — подытожил Торин. — Значит, есть группа орков, то есть людей, которые играют… музыку? Они выбрали своим символом дракона, а ты, раз тебе нравится их музыка, просто купила одежду с их изображениями? И никакой магии? И живут далеко отсюда, на другой Арде, о которой не говорится ни в одном из повествований о творении Эру?
— Примерно так, — вздохнула Ветка. «Если не считать магией формы группового психоза фанатов». — Но скажите мне пожалуйста… разве нет какого-нибудь теста, проверить, лгу я или нет?
— Многочисленны и извилисты пути зла, — сказал старик. Впрочем, Ветка уже осторожнее про себя так его именовала — после того, как заглянула в глаза волшебника. — И нередко коварство хитроумно маскируется под добро и благо. Трандуила смутило, как близко ты подобралась к двум королям. В таком месте и в такое время, когда в Дол Гулдуре воскресло зло, а Эребор так нужен Врагу. Я не ощущаю в тебе ничего такого, что позволило бы мне вписать тебя в слуги Моргота. И я не чувствовал опасности, пока совещались короли. Но все же происходящее наводит на мысли!
— А что ты во мне ощущаешь?
Гэндальф долго, мучительно молчал. Видно было, что наступил редчайший момент — мудрый старец не был уверен в том, что собирался сказать. Наконец неохотно проговорил:
— Я словно вовсе тебя не ощущаю, девочка. Я вижу твои драконьи глаза. Слышу биение твоего сердца. Я слышал слова Трандуила, и знаю то, что знаю. Но мне неведомо, какими тропами ты ходила. И это заставляет меня тревожиться. Очень сильно. Особенно когда ты возле короля-под-горой, и когда ты сказала… — Гэндальф замолчал.
— Сказала что? — жестко спросил Торин.
Гэндальф поводил пальцами по ткани, пожевал губы.
— Смауг Ужаснейший вылетел из Эребора, оставив вас у себя за спиной, тебя и твоих гномов, Торин. Он оставил вас здесь невредимыми. И отправился туда, где хранилась черная стрела, — сказал он медленно. — За ликованием мы забыли о мудрости и даре предвидения древних порождений Моргота. Эребор нужно было удержать для великого Врага, который, возможно, возродится. Белый совет… считает… что дракон создавал потомство, новых слуг тьмы, магическим образом, в толще злата Эребора. И чтобы вдохнуть в них жизнь, ему требовалось отдать свою собственную. Никто и нигде не смог бы ее взять, жизнь дракона, кроме Барда Лучника в жалком и обнищавшем Озерном городе. Дракон попросту летел, чтобы погибнуть во славу своего господина… и новых слуг для него. И сделать это так, чтобы никто ни о чем не догадался.
Двалин, Торин, Гэндальф и Ветка молчали.
Ветка, которая не осознавала еще весь ужас драконов для Средиземья, молча радовалась, что не ей одной пришла в голову такая мысль.
Зверь свил тут гнездо и высиживал яйца.
— Мне нужно срочно осмотреть сокровищницы. Срочно! — сказал Торин Дубощит, рывком вставая.
— Я бы не пускал туда ее, — быстро вымолвил волшебник, указав на Ветку. — Может, она мать… мать…
— Драконья, что ли? — Ветка уже не знала, смеяться или плакать. — О господи…
— Двалин! Не говори пока никому и ничего. Эту, — Торин метнул на Ветку острый взгляд, — запереть под замок в ее комнате. К Фили не пускать. Мы с Таркуном проверим сокровищницу.
— Копайте глубже, — сердито сказала Ветка. — Животные часто закапывают свои яйца поглубже. И вот что. Может, сожжем ее уже, эту майку? У меня от нее столько неприятностей…
