— Извини, — с необычной для себя вежливостью тянет Сойка, находя равновесие и делая шаг назад. — Хочешь что-то сказать?
— Я согласна. Показывай, — выговаривает девушка без имени.
— Сдалась? — с удивлением и любопытством (и не без иронии) уточняет синеволосая.
— Нет, — она мотает головой и плотнее прижимается к сосне. — За мной гонятся. Теперь я уверена. Если я перескочу в твой взгляд и обратно, это будет хороший манёвр.
Сойка рефлекторно оглядывается, но погони не обнаруживает. Ей, конечно, очень хочется поспрашивать беглянку — кого она видит, слышит или чувствует, и зачем кому-то гнаться за ними? — и даже немного поспорить. Но она решает отложить это до лучших времен. Заглядывая спутнице в глаза, она отмечает, что они напоминают ей о расколотом стекле. Что это? Увидев собственное раздробленное на фрагменты отражение, девушка не смогла забыть этот образ — и теперь она, получается, бежит не столько от мира, сколько от преломления? А может, она просто перестала видеть этот мир как цельный организм, и эта дисгармония нашла отражение в её глазах? Что ж, и такое случается.
— Как хочешь, — немного погодя выдаёт она с искуственным равнодушием в голосе. И тут же искренне ужасается понимаю, что до этого момента её расплывчатый план не добирался. А сама Сойка, надо же, добралась… — Ох, как же это делается-то там… Ты вообще представляешь, как я здесь нахожусь?
— Не очень. Но я помню, ты говорила про сны.
— Я оседлала чужой сон и заставила его довести меня до твоего мира. Я это хорошо умею с чужими снами. Попробуй нащупать его и присоединиться…
— Так ты спишь сейчас?
— Нет. Спит моя сновидица. А я нахожусь внутри её сна — и здесь… настолько, насколько она может допустить.
— Она тоже здесь?
— Нет, — коротко отвечает Сойка.
Девушка без имени послушно тянет руки к Сойке и водит пальцами в воздухе вокруг неё, от сосредоточения прикрывая глаза. Сойка не удерживается от смешка. У неё самой это никогда так комично не выглядело… Впрочем, кто просит изящества от обманутого обитателя умирающего мира?
Сойка хватает её руку и прижимает к своей груди.
— А так сможешь? — полушепчет синеволосая девушка, сосредоточенно хмурясь.
Девушка без имени чувствует, как сердце Сойки стучит намного громче, чем она могла себе представить. Она открывает было рот, чтобы сказать, что не понимает. Но вдруг замечает, что начала понимать.
Сон не имеет сердца, и с ним не войти в резонанс — только увидеть самой или подчинить, как Сойка — но по ритму можно найти центр личной вселенной Сойки. От центра девушка без имени проходит по её следам, и находит путь к чужому сну, стараясь не смотреть по сторонам.
Мир Сойки странный и чуждый ей, одновременно отторгающий и интегрирующий внешние символы, вечно находящийся в движении, как преследующий солнце волк. По нему струится не кровь или, во всяком случае, не только кровь. Девушка без имени не понимает устройства этой вселенной, она никогда даже не сталкивалась с материями, окутавшими её теперь, и она старается как можно скорее вынырнуть из эпицентра чужой души. Но покинуть око шторма тоже тяжело…
— Эй!
Девушка без имени дезориентированно мотает головой.
— Могла и не так бесцеремонно шариться там, — недружелюблю скалится Сойка.
Она не отвечает, только смотрит на Сойку с изумлением. Она же сама предложила.
— Да ладно, — та цыкает языком, и выражение её лица моментально сменяется на прежнее — ехидное, но не лишённое сопереживания. — Проехали, переживу. Много помнишь-то? — и вскидывает одну бровь.
— В общем-то, нет, — говорит девушка без имени, не зная, врёт ли. Не помнит или не понимает?
— Я просто… Не ожидала, что ты будешь… так уметь. Как сверло вкрутилось, — Сойка поводит плечом. — Если выживешь и прорвешься, потом поймёшь, — неожиданно её взгляд будто темнеет, омрачённый тягостным, но недолговечным раздумием. — И, сдаётся мне, нам ещё придётся кое в чём оспорить друг друга.
— Давай как-нибудь потом.
— Само собой, — Сойка оглядывает и кивком головы указывает на окружающие деревья. — Что-нибудь странное?
Лес медленно погружался куда-то под почву, скрываясь, словно утопая в трясине, которую они оставили позади, пока шли. Деревья не издавали ни звука. Лес не рушился и не прогибался под гнётом чужеродной стихии — просто сон утекал куда-то вниз.
— Пожалуй, — соглашается девушка без имени, неуютно поёжившись.
Сойка собирается было ещё что-то добавить, но сон срывается со своих опор и падает вниз.
Они стоят на уступе над самой трещиной. Уступ не кажется надёжным. Девушка без имени против своего желания жмётся к Сойке. Та вопросительно фыркает, но забывает отойти.
Жёлтый туман клубится далеко внизу и, поднимаясь из разлома, медленно расползается вокруг. На противоположной стороне девушка высматривает поглощённые туманом силуэты домов. Впервые она видит деревню, затянутую желтизной; хотя эвакуация была произведена уже давно, в последних новостях дома стояли нетронутыми так называемым туманом смерти. Отчего-то от вида этих теней, вычерчивающихся на фоне тумана, становится жутко.
— А это что за чудо? — спршивает Сойка у неё над ухом.
— Это трещина мира… — отвечает девушка медленно, как заворожённая.
— Я знала, что твой мир не жилец, но что его конец выглядит так… — ей кажется, в голосе Сойки можно различить нотки восхищения.
Безымянная вздыхает.
— Вообще-то принято считать, что она не опасна. Ну, то есть… Не больше любой другой трещины. И туман тоже, мол…
Синеволосая фыркает.
— Ну, а чего ещё ожидать-то?
Девушка без имени снова чувствует нарастающий страх. Схожий с тем, что она чувствовала вчера на кухне, пытаясь предотвратить собственную метаморфозу.
— Я не хочу здесь быть, — шепчет она.
— Почему?
— Мне не кажется, что это хороший способ уйти из мира.
Краем глаза она замечает смещение окружающей среды. Уступ, на котором они стояли, как и лес, безостановочно опускался глубже в жёлтую густоту тумана.
— Сойка, — зовёт девушка. — Ты же можешь нас отсюда забрать?
— Нет, — Сойка зловеще качает головой. — Ты исказила сон, отяготив его мыслями об этом месте. Или ты так сильно боялась, что он не может не стать твоим кошмаром… или ты слишком хотела сюда попасть, и сон решил стать твоим откровением. Это природа сновидения — ты не видешь вселенную в безусловном облике, а получаешь осколки восприятия, омрачённого тобой самой и, возможно, кем-то другим.
— А проснуться?
— Спишь не ты. Спящей здесь нет. И пока она в своём мире не встанет с постели, мы никуда не денемся.
— Могла предупредить.
— А ты бы пошла?
Утёс продолжает сползать вглубь недр земли.
— Пока мы всё равно здесь, — нарушает повисшую тишину Сойка. — Можно пару вопросов?
Девушка без имени, не отрывая взгляда от сгустков тумана, пожимает плечами:
— Почему бы и нет, — ответ следует с задержкой, как будто она была занята чем-то другим, и на осознание вопроса ей потребовалось время.
— Первый — что у тебя с шеей?
Девушка касается места, где после воскрешения должен быть имплант. Всю дорогу она старательно прикрывала шею, без конца одёргивая сползающий ворот рубашки.
— Так заметно? — с неудовольствием вздыхает она.
— Конечно. Не подумай, я не осуждаю… — Сойка, хихикнув, легонько пихает собесеницу локтем. — Я просто не видела раньше именно такого.
— У нас на планете так принято, — отшучивается девушка без имени.
— Ставить себе машины в тело или… — она многозначительно примолкает. Как будто она стесняется озвучить то, что видит — но это всё равно безошибочно обозначается и без всяких слов.
Безымянная не отвечает.
— У нас так только немертвые делают, — делится Сойка. — Ну и психи.
— А чем я тебе не «немёртвая»?
— Ну нет, — синеволосая хмурится. — Ты вполне себе живая, — безымянная чуть приседает в ироническом реверансе, показывая, что может расценить это как комплимент. — И, кстати, об этом мой второй вопрос. Почему ты сказала, что не против умереть от истощения в лесу, но сейчас так боишься этого тумана смерти? Тебе не всё равно?