— Ты здорова? — добавил Дрэйк.

Видит Серебряная, я никогда не предполагала, что мне придется признаваться в собственной беременности перед двумя мужчинами, ни один из которых не приходится мне ни мужем, ни близким родственником, ни врачом. Как вообще рассказывают о таком?!

— Я? Да, целительница сказала, что со мной… с нами все в порядке, я здорова, и… Я понимаю, что вы мне, возможно, не поверите, потому что раньше ничего подобного не случалось… или, я подозреваю, скорее не все об этом знают…

— Шель, заканчивай мельтешить и говори прямо, что произошло, — перебил Нордан.

Я вернулась к столику, замерла напротив мужчин. Сердце забилось вдруг чаще, громче, в горле пересохло.

— Я… Я… — я вздохнула глубоко, шагнула в пустоту, в неизвестность. — Я беременна.

Я слышала лишь стук своего сердца набатом. Мужчины молчали и, хотя я знаю их совсем мало времени, хотя они отличаются друг от друга характером, воспитанием и возрастом, мне кажется почему-то, что впервые за столь долгую жизнь выражение лиц их, взглядов совершенно одинаково. Отчетливое непонимание — так, как если бы я произнесла что-то на неизвестном им языке. Настороженное недоверие — ведь женщины не беременеют от членов братства. Изумление яркой вспышкой. Растерянность порывом ветра.

Я смотрю поочередного на каждого, вижу только эту причудливую маску, сменяющие друг друга эмоции, ищу и не нахожу. Чего? Радости, счастья? Они давным-давно отказались от мыслей о детях, если вообще задумывались о ребенке до вступления в братство. Никто из них не желает становиться отцом, никому не нужна такая ответственность, постоянный источник тревог, хлопот и новых проблем.

Нордан встал вдруг, и я отшатнулась от столика. Закусила губу, пытаясь сдержать неожиданно стиснувшие горло рыдания. Чего я ждала, о чем думала, на что надеялась?

Дрэйк перевел взгляд на бокал перед собой, но я заметила знакомое уже сосредоточенное выражение, когда мужчина начинал взвешивать, просчитывать, решать.

— Вы… — Я попятилась к выходу в коридор, всхлипнула, чувствуя, как побежали по щекам слезы. — Если… если вы решите избавиться от ребенка, то вместе с ним вам придется убить и меня! — выкрикнула и выскочила из гостиной, хлопнув дверью.

Едва не сбив в холле Пенелопу, поднялась в свою комнату, нашла в ящике тумбочки носовой платок, встала возле окна, вытирая слезы. Понимаю, что стала слишком плаксивой, но ничего не могу с собой поделать. И не унять боль, обиду, разочарование. Страх перед будущим туманным, неизвестным. Даже если сбегу, Нордан все равно меня найдет, да и как я буду выживать одна, беременная, без крыши над головой и средств к существованию, ведь я, по сути, ничего не умею?

Хорошо слышный через открытое окно стук двери парадного входа. Я отодвинула край портьеры, наблюдая, как Дрэйк быстро пересек двор, сел в стоящий перед фонтаном автомобиль. Посмотрел на дом, на окно моей комнаты, и мы встретились взглядами. Лишь на секунду, трепещущую, мучительную, а затем мужчина отвернулся, завел мотор. Экипаж выехал со двора. И следом раздался короткий стук в дверь спальни. Отложив платок на тумбочку, я подошла, открыла. Отступила, пропуская Нордана в комнату. Мужчина захлопнул створку, шагнул ко мне, обхватил мое лицо ладонями.

— Кто тебе сказал такую чушь? Никто не собирается избавляться от ребенка. Ты права, новость неожиданная и Дирг знает, как так вышло, помимо очевидного факта, но… — Нордан коснулся своим лбом моего, продолжил тише: — Тебя никто не тронет. Вас обоих. Если рискнут, то пожалеют.

— Но братство… — начала я.

— Пусть катится в подземный мир. Пусть сами разбираются со своими заговорами. — Мужчина легко поцеловал меня, отступил на шаг, оглядел мою фигуру внимательно и одновременно недоверчиво. Я видела в посветлевших глазах искрящуюся смесь недоумения, растерянности, непонимания, как должным образом реагировать на нежданное известие. Видела желание скорее утешить, успокоить меня, чем действительное осознание, что у него будет ребенок, наследник.

У нас будет.

Позже поймет.

Нордан взял меня за руки, провел подушечкой больших пальцев по моим. Приподнял мои руки, посмотрел пристальнее. И внутри меня взметнулся холод, обдал колючими снежинками, брошенными порывом ветра в лицо.

— Тебе не понравилось кольцо?

— Понравилось. Оно красивое и твой подарок дорог мне, я понимаю, как много он для тебя значит, но… — Я осторожно высвободила руки, отвела глаза. — Я его недостойна.

— Почему? — вопрос короткий, требовательный.

Я отошла к окну, встала спиной к мужчине, страшась взглянуть ему в лицо, чувствуя, как сковывает жестким панцирем холод.

— Прости меня, пожалуйста… Я должна была сказать сразу, как только мы вернулись из «Розанны», но не смогла… Я так боялась твоей реакции, хотя и осознавала, что обманываю тебя… и причиняю боль Дрэйку.

— Дрэйк-то здесь при чем? — нетерпеливые, раздраженные чуть нотки в голосе.

— При том. Я… На мне есть… вторая привязка. Когда я впервые увидела Дрэйка, я… — каждое слово рвануло душу железными крючьями, оставляло на языке мерзкий привкус прокисшего молока. И я могла лишь догадываться, что чувствовал сейчас Нордан. Что он почувствует спустя несколько фраз. — Я влюбилась в него. И неосознанно создала привязку. Тогда я еще не понимала, что делаю, я даже ничего не заметила и не заподозрила. Просто ощущала его запах. С самого начала, прежде чем увидела, и потом запах только усиливался. Каждый поступок Дрэйка, каждый его жест по отношению ко мне лишь укреплял мои чувства, мое желание быть с ним. Когда мы приехали в «Розанну», запах начал сводить меня с ума. Я не только хотела быть рядом с Дрэйком, я хотела… его. Дрэйк, он… отталкивал меня, сохранял между нами дистанцию, не пытался соблазнить меня, не делал никаких намеков. Потом… было нападение керы. Я проспала две ночи и весь день, пока организм восстанавливался. Дрэйк был рядом, он испугался за меня, винил себя в нападении… — Слезы вновь потекли по щекам, говорить все труднее. Позади тишина, но мне уже холодно настолько, что едва ли я заметила бы, даже если бы вся комната в единый миг обратилась ледяным чертогом. — К утру следующего дня я была здорова, следы от укуса керы зажили. И я… я сама соблазнила Дрэйка. Мы стали близки.

Последние тяжелые слова упали камнями в воду, пустив широкие круги по глади, растревожив еще недавно спокойный, безмятежный подводный мир. И я словно воочию вижу, как вода застывает прозрачным монолитом. Касаюсь щеки, собирая слезы, и замечаю, как капли влаги на кончиках моих пальцев превращаются в крошечные осколки льда.

Мне страшно обернуться, страшно посмотреть Нордану в глаза. Он ничего не говорит, но напряженное, готовое лопнуть в любой момент молчание хуже криков, хуже открытого всплеска ярости.

Громкий, злой хлопок двери за моей спиной. Ноги подкашиваются, и я опускаюсь на пол, опустошенная, дрожащая. Слышу доносящиеся со двора шум мотора, звуки выезжающего автомобиля и захлебываюсь рыданиями, отчаянием, вязким ощущением, что, даже сказав правду, продолжаю предавать.

Всего один день, даже неполный уже, но мне он кажется бесконечным. Я постоянно смотрю на часы, надеясь, что прошло много времени, однако всякий раз обнаруживаю с разочарованием, что минуло всего несколько минут. Вздрагиваю, заслышав шум проезжающих по улице автомобилей. И не могу избавиться от холода.

Меня нашла Лиссет, привлеченная голосами, шагами и запахами. Помогла перебраться с пола в кровать, укутала одеялом и долго сидела рядом, обнимая, утешая. Узнав, что я рассказала все, укорила, что не следовало вываливать всю информацию на Нордана разом. Что Нордан почти наверняка поехал за Дрэйком и цели у мужчины самые членовредительские. Что теперь с Нордана станется вообразить, будто ребенок не его.

Слова лисицы вызывают новый приступ рыданий, хотя мне всегда казалось, что нельзя столько плакать, что слезы неизбежно должны закончиться. Но мои слезы не заканчиваются, мешаются с непониманием, как Нордан может решить, что отец не он. Наша привязка инициирована. Есть запах, разве мужчина не чувствует через него, что это наше дитя? Лиссет поясняет со вздохом, что вряд ли нынешнее состояние Нордана способствует элементарному сложению одного с другим. И мне снова становится страшно. Члены братства бессмертны, но все же им вполне по силам покалечить друг друга. И больно вдвойне при мысли, что я во всем виновата, я невольно натравила их друг на друга.