— Сама решила встать на путь служения богине?

— Да. Нет. Не совсем, — я пыталась подобрать нужные слова, не раскрывающие всей правды, но и не лгать откровенно тому, кто был ко мне добр. — Мама сказала, что придется отдать меня в храм, а позже я… сама поняла, что это правильное решение.

В конце концов, множество девочек и юных девушек оказывались в храме по решению семьи. Кто-то был одарен милостью Серебряной, кто-то желал пройти свой жизненный путь в служении богине, от кого-то избавлялись законным способом.

Мы спустились на первый этаж и прошли в столовую. Небольшая светлая комната с большими окнами и длинным столом в центре, камином и буфетом. Стол на восемь персон, однако накрыты только места во главе, друг против друга. Горничная в форменном светло-сером платье с белым фартуком как раз расставляла на столешнице тарелки.

— Поставьте, пожалуйста, еще один прибор, — попросил Дрэйк.

Девушка кивнула и, бросив на меня удивленный и любопытный взгляд, начала сноровисто сервировать место на длинной стороне, по левую руку от хозяйского.

— Дрэйк, я знал, что ты эксцентрик, но не подозревал, что до такой степени.

Захотелось сжаться в комочек. Забиться в укромный уголок. И почесать зазудевшее вдруг клеймо.

Дрэйк легким жестом отпустил горничную, выдвинул стул с высокой резной спинкой. Я опустилась на сиденье неловко, скованно, чувствуя, как деревенеют руки и ноги. От холодного, насмешливого голоса Нордана, сидящего за противоположным концом стола. От вежливого ухаживания Дрэйка, словно я леди, а не одетая в его рубашку рабыня без прав и будущего. От недоуменного взгляда спешно удалившейся служанки.

Тишина, нарушаемая лишь звоном столовых приборов, давила на плечи, вынуждая склонять голову к самой тарелке. Дрэйк взял лежавшую на краю стола утреннюю газету, развернул, открыл. Он не ел, лишь неторопливо пил черный кофе из маленькой чашки. Я пыталась поесть впрок, через силу, ощущая холод на коже.

— Судя по запаху, мой сюрприз по-прежнему девственен, — наконец заговорил Нордан. — Тебе не понравился подарок?

— Впредь, когда твою голову посетит идея преподнести подарок такого рода, сначала дай себе труд удостовериться, что получатель готов его принять. — Дрэйк перевернул страницу, держа газету перед собой, точно щит.

— Значит, не понравился. В ее запахе что-то есть, но поневоле испытываешь разочарование, когда видишь…

— Нордан, — предупреждение.

— Что?

— Есть такая полезная вещь, называется хорошие манеры. — Дрэйк извиняюще мне улыбнулся из-за края страниц.

— В отличие от тебя, я не родился в месте, где эти манеры преподают.

— За столько лет можно было и запомнить элементарные правила.

— Зачем?

Похоже, разговор-пикировка может длиться долго. Не удостоив собеседника ответом, Дрэйк закрыл и сложил газету, посмотрел на Нордана пристально, серьезно.

— Ты купил Саю, привел ее в дом и заклеймил. Фактически ты взял девушку под свою ответственность и защиту. Поэтому постарайся позаботиться о ней.

Я рискнула повернуть голову к Нордану. В темных глазах искреннее удивление, непонимание сказанного.

— Позаботиться о рабыне? — и взгляд в мою сторону. Теперь отдающий презрением. — Шутишь? Какая ответственность? Она что, котенок, которого подобрали на улице и притащили домой?

— Она человек, — напомнил Дрэйк и поднялся. — И клыки нам даны не для того, чтобы кусать всех подряд. Однако если ты кого-то пометил, то имей мужество принять последствия собственных необдуманных действий. Найди Сае занятие, пусть Пенни устроит ее.

— Оставим девчонку здесь? В качестве кого — новой служанки?

— Почему бы и нет? Сая, ты же не боишься работы?

В храме мы по очереди помогали на кухне, в саду и в прачечной, мыли полы и сами прибирались в наших спальнях. Работы я не боюсь.

Боюсь потерять слабую искру надежды, зародившейся в сердце.

Я покачала отрицательно головой.

— Может, еще и жалованье ей платить?

Наверное, жалованье прислуге Нордан платит лично, последние кровно заработанные отдавая.

— Со временем можно будет рассмотреть и такую вероятность. Мне пора, меня ждут на собрании торговых гильдий, потом в императорском дворце. Через четыре дня приезжает Беван, надеюсь, ты еще помнишь о его визите?

— Как же можно забыть о нашем дорогом старине Беване? — голос Нордана опять полон насмешки.

— На следующий день бал в честь именин Ее императорского высочества.

— И я все еще в раздумьях, почтить мне своим присутствием собрание сие или ничтожные смертные не достойны моего величия.

— Размышляй. Но приглашений два.

— Их всегда два, даже если меня жаждут увидеть в последнюю очередь.

— И кто в этом виноват?

— Скучные людишки без чувства юмора?

— До свидания, Сая, — кивнул мне Дрэйк и посмотрел предостерегающе на Нордана. — Рассчитываю на твое благоразумие, Норд.

Я знаю купившего меня меньше суток, но в его благоразумие не верю.

Дрэйк вышел, и в столовой сразу стало холоднее. Я смотрела на разрезанную, намазанную сливочным маслом и недоеденную булочку на тарелке перед собой, осознавая, что теперь не смогу проглотить ни кусочка даже под угрозой смерти. Хотелось броситься следом за Дрэйком, пасть в ноги мужчине и, наступив на гордость, на смирение, начать униженно умолять принять меня в качестве подарка. Пообещать, что буду выполнять любую работу, что исполню любое его желание и не стану жаловаться.

Нет. Надо терпеть. Не унижаться больше, чем уже унизили меня.

Скрежет ножек отодвигаемого стула по полу. Неспешные приближающиеся шаги.

Мои пальцы стиснули столовый нож, а спустя мгновение разжались под мой невольно вырвавшийся вскрик — прибор словно сам собой покрылся тонкой корочкой льда, обжигая кожу.

— Встань.

Встала я медленно, в глупой надежде оттягивая секунды до страшного. Глаза не поднимала, разглядывая пол и черные ботинки. Нордан склонился к моей шее, с шумом втянул воздух.

— Раз Дрэйк не оценил моего жеста и подарка, то это еще не означает, что добром надо разбрасываться. К тому же оплаченным и интересно пахнущим.

Сдержать дрожь и страх не получилось. И что особенного в моем запахе?

На руке выше локтя сомкнулись пальцы, мужчина резко, с грохотом отодвинул стул, стоявший рядом с моим, и толкнул меня к столу. Опрокинул лицом на полированную столешницу, рядом с тарелками и кофейником. Прижал одной рукой, другой задрал на поясницу край рубашки, рванул жалобно треснувшую кружевную полоску. Я зажмурилась, стиснула привычно зубы. Удастся ли стерпеть все молча? Меньше всего хотелось, чтобы на мои крики сбежалась прислуга.

Ощутив на обнаженных ягодицах мужскую ладонь, я сжалась в ожидании боли. Сердце колотилось так отчаянно, так громко, что оглушало. Все уйдет, больше ничего не останется. Ничего.

— Добром нельзя разбрасываться, — задумчивый голос Нордана едва пробился сквозь бешеный стук сердца, едва дошел до моего охваченного ужасом сознания. — И Бевану давно пора простить мне тот случай в Мейре. Я же не знал, что у него и у братства были планы на этот вшивый городишко.

Тяжелая, давящая рука со спины исчезла. Дрожа, я приподнялась. Мужчина стоял рядом, положив ладонь на спинку отодвинутого стула и сосредоточенно глядя в пустоту.

— Так, идем, — скомандовал Нордан, шлепнул меня по ягодицам и направился к двери. — И прикройся, нечего сверкать филейной частью перед прислугой.

Трясущимися руками я оправила рубашку, выпрямилась и последовала за мужчиной. Единственная мысль пульсировала в голове. Передумал?

Или придумал нечто еще более худшее?

Меня заперли.

На чердаке. В каморке размером немногим больше стеклянной клетки Шадора. В комнатушке еле помещались узкая кровать с железной спинкой, столик, стул и небольшой шкаф, зато был крошечный закуток с душевой кабинкой и туалетом. И круглое окно, выходящее на сад за домом.

В течение дня Пенелопа принесла постельное белье, несколько своих старых вещей, полотенца, мыло. В зеленых глазах девушки я видела сочувствие, жалость ко мне и осуждение действий Нордана, однако рассчитывать на защиту домоправительницы не стоило. Прислуга в респектабельные дома нанималась через агентство с хорошей репутацией, готовое подтвердить требуемую квалификацию работников и по необходимости предоставить удовлетворительные рекомендации с предыдущего места. Для экономки Пенелопа слишком молода, как правило, на должности домоправительницы видят женщину много старше годами и представительнее, и, случись девушке потерять это место, едва ли ее возьмут на похожее. И с плохими рекомендациями в приличный дом можно устроиться разве что посудомойкой.