— Что с Пушком?

— Пес… сильно беспокоился, особенно когда заметили отсутствие Валерии, но без нее никто не решился приблизиться к нему, да он и не подпускал никого. Пытался сбежать, едва не укусил одну из фрейлин, напал на охрану Валерии. Пушку ввели несколько доз снотворного и заперли. Сейчас он проснулся и находится с хозяйкой. Сая, я говорил с Ее императорским высочеством. В поместье ты никогда не была, не встречалась вчера с наследницей и никуда с ней не ездила.

— Простите? — я взглянула удивленно на Дрэйка. — Но как же…

— Валерия ничего не расскажет.

— А Нордан…

— Поддержал мое предложение не упоминать о твоем участии в побеге Валерии.

— Но она прислала цветы с…

— С красивой открыткой с наилучшими пожеланиями, где также поделались благоприятным впечатлением от вашего общения во время аудиенции и выразила желание как-нибудь пригласить тебя на чашечку чая, — мужчина пристально посмотрел на меня. — Понимаешь, Сая?

— Да, конечно, — медленно кивнула я.

— И обратилась она к Норду потому, что наслышана о его, скажем так, репутации бунтаря. Заподозрив неладное, он согласился отвезти Валерию к Эдуарду, дабы вывести того на чистую воду. Заговор раскрылся, но, увы, Эдуарду удалось сбежать.

Нордан поехал только из-за меня. Впрочем, императору не обязательно знать о таких нюансах.

— Они поверили?

— Пришлось. Доказывать обратное они все равно не станут, да им, по сути, и не важно, была ли с Валерией другая девушка.

— Мне… мне очень жаль, что я причиняю вам столько неудобств, — прошептала я.

— Что ты. — Дрэйк улыбнулся. — Ты не причиняешь неудобств. Позволь кое-что уточнить. В храме в Сине были списки послушниц?

Вопрос неожиданный. Удивительный. И подозрительный. Зачем Дрэйку списки?

— Должны были быть, — ответила я осторожно.

— Мне пока удалось разыскать только составленные военными описи. В них отмечены четыре Саи и три Сайи.

— Имя довольно распространенное в Феоссии.

— Догадываюсь. — Мужчина взял бокал с вином, поднял повыше, изучая на просвет темно-красную жидкость. — При более детальном рассмотрении выяснилось, что всю документацию храма, архивы, книги и часть имущества забрали… мы.

— Мы? — повторила я, ощущая, как поднимается страх, зябкий, панический.

— Братство Тринадцати, — лицо Дрэйка спокойно, задумчивый взгляд, казалось, полностью сосредоточен на содержимом бокала, на причудливой игре бликов, но я чувствую, как мужчина следит за мной неотрывно, отмечая малейшее изменение реакции на его слова, мельчайшую эмоцию, отражающуюся в моих глазах. — Не знал, правда, что у нас были дела с вашим храмом.

— Мне… мне тоже ничего об этом неизвестно. Я… прошу прощения. — Бросив салфетку на стол, я встала, покинула торопливо столовую.

Что Дрэйк хочет найти в этих списках? И зачем братству документы, наши книги, даже вещи? Сейчас, наверное, уже и не осталось никого из одаренных Серебряной девушек, кто сохранил бы сияние. Шадору я досталась в числе последних, выбракованных другими торговцами, большинство же забрали сразу по приезду в Эллорану — непорочные девы из знаменитого храма удостоились «высокой» чести быть отправленными прямо в столицу, минуя приграничных перекупщиков. Большой невольничий рынок открывался на два дня раньше малого и, значит, всех, с сиянием и без, давно продали.

Хотя, возможно, сами одаренные братству и не нужны.

Поднявшись к себе, я включила свет, постояла немного посреди комнаты, пытаясь успокоиться, пытаясь заглушить непонятный страх. И не сразу заметила бумажку на «Лисьих сказках».

«Жду в десять вечера на том же месте, что и в прошлый раз. Можешь ничего не надевать. Хотя нет, накинь что-нибудь, нечего шататься голышом по дому».

Щеки загорелись резко, ощутимо. Кажется, вот-вот начнут пылать по-настоящему.

А я и забыла.

Память-предательница воскресила сцены непрошенные, неприличные, рождающие дрожь предвкушения. И все же есть разница между тайными мечтами о мужском прикосновении и осознанием, что это должно произойти в ближайшее время. Мама говорила, что больно только в первый раз, но новая волна страха не становится слабее от этого утверждения. Я и хочу отказаться, остаться в своей спальне, и желаю пойти, утонуть в объятиях.

Халат я накинула. Поверх короткой ночной сорочки. Не гулять же, в самом деле, обнаженной по дому? И причесывалась долго, старательно, пристальнее обычного разглядывая свое отражение в зеркале, хотя и понимала умом, что волосы неизбежно растреплются, а внешность моя теперь не столь уж и важна, по крайней мере, для Нордана. И по дому кралась воровкой, словно и не приходилось раньше пробираться тайком в спальню мужчины. Должна бы привыкнуть.

Дверь открылась прежде, чем я подняла руку для стука. Оглядевшись в последний раз, я переступила порог, окунулась в полумрак неосвещенной гостиной. Позади закрылась дверь и на моей талии сомкнулось теплое кольцо, прижало спиной к мужской груди.

— Не боишься? — жаркий шепот возле уха, поцелуй в шею.

— Нет.

— Но ты дрожишь.

— Просто я… я не привыкла к… к таким вещам.

Нордан отпустил меня и подхватил неожиданно на руки.

— Нордан! — что за странная блажь относить меня в спальню? На сей раз я могу и сама дойти!

— Что, котенок?

— Я…

Мужчина пересек гостиную, вошел в спальню, освещенную лишь лампой на столике возле кровати. Поставил меня на пол перед окном с не задернутыми портьерами. На широком подоконнике бутылка с красным вином, два бокала, две вазы, с конфетами и с фруктами, сложенное покрывало с постели.

— Ты решил меня предварительно напоить? — удивилась я.

— А ты собираешься напиться до состояния бревна? — Нордан усадил меня на покрывало, присел на край подоконника с другой стороны, разлил вино по бокалам. Подал мне один, улыбаясь лукаво, искушающе. Так, должно быть, улыбаются демоны-соблазнители своим ничего не подозревающим жертвам. — Говорила, что не боишься.

Я взяла бокал. Легкий звон столкнувшегося хрусталя, я сделала осторожный глоток. Затем другой, скрывая за бесхитростным действием растерянность, смущение. Мы снова в спальне Нордана, и он снова ведет себя не так, как я ожидала. Я думала, все произойдет сразу, а вместо этого мы сидим на подоконнике и… пьем.

За стеклом хмурый вечер превращался в темную ночь, трепетали в сумерках кроны деревьев. Я посмотрела украдкой на Нордана. Босой, из одежды брюки и небрежно накинутая расстегнутая рубашка.

— Ты не забрал свой автомобиль? — я наконец решаюсь заговорить, поддержать необременительную беседу на отвлеченную тему.

— Некогда было. Завтра надо съездить со Стюи и лишней канистрой бензина. — Мужчина переставил вазочку с конфетами ближе ко мне. — Конфеты твои.

— Благодарю. — Я взяла одну, сунула в рот целиком. Наверное, последний раз настоящий шоколад я ела в храме — мама присылала мне сладости, зная, что в трапезной не бывает толком десерта, только яблочный, персиковый или вишневый пирог дважды в неделю. — Могу я взять еще одну?

— Конечно. Тебя совсем не кормили?

Я бросила на Нордана выразительный взгляд — подчас для рабов деликатес и ломоть хлеба мягкого, свежего, душистого.

— Я имею в виду, раньше.

Во второй конфете оказался орешек.

— Кормили. Но в храме нас не баловали. Еда была простой, никаких изысков или излишеств. В пансионе тоже, только там совсем запрещались сладости. Считалось, что вредно для фигуры и для лица и что настоящая леди не должна позволять себе таких слабостей.

— Полагаю, в пансионе сильно удивились бы, узнав, сколько разных слабостей позволяют себе леди, — мужчина помолчал, наблюдая, как я выбираю следующую конфету, то ли третью, то ли уже четвертую. Как жую увлеченно, запивая вином. — Много в храме было таких, как ты?

— Одаренных? Из учениц — немного. В моей группе было пять девушек. Нас учили отдельно от обычных послушниц. Через несколько месяцев мы должны были начать подготовку к посвящению в жрицы, — я посмотрела на Нордана, лишь сейчас вспомнив. — Ты рассказал Дрэйку о… о моем даре?