Магдален внезапно поднялась.
— Прошу меня извинить, мне нужно идти к ребенку.
Она торопливыми шагами удалилась из зала. Эдмунд нахмурился и вопросительно посмотрел на Гая де Жерве. Не в правилах Магдален было вести себя так невежливо в обществе. Но Гай, казалось, не заметил его немого вопроса. Он сделал большой глоток вина и принялся разрезать олений окорок, лежавший перед ним на деревянном блюде, продолжая беседу со вновь прибывшим гостем.
После обеда в зале устроили танцы, а затем бродячая труппа давала представление во внутреннем дворе. Магдален больше не появилась, и встревоженный Эдмунд отправился на поиски жены. Ее не оказалось в господских комнатах, и служанки сообщили, что не видели хозяйки и полагали, что она все еще за столом.
Гай заметил племянника, выходившего из донжона: тот был хмур и явно озабочен.
— Что-то неладно, Эдмунд?
— Не могу отыскать Магдален, — ответил тот. — Она так резко вышла из-за стола, что это прямо-таки невежливо, а теперь я не могу ее нигде найти.
Гай бросил быстрый взгляд на бастионную башенку с маленьким окном-бойницей.
— Поищи ее там, наверху, — посоветовал он, мучаясь от того, что приходится выдавать их общий с Магдален секрет. Но им там больше все равно не встречаться, и надо лишить это место его магического обаяния. — Я замечал, что Магдален иногда уединяется там, когда чем-то расстроена.
— Но чем она может быть расстроена? — раздраженно спросил Эдмунд, глядя, как на перевозной сцене разыгрывается действо. Актер, напялив на себя ослиную шкуру, изображал из себя Валаамову ослицу. Делал он это с большим энтузиазмом, явно переигрывая, но его ужимки вызывали взрывы веселья у собравшейся публики — как у знатной, так и у черни, столпившейся во дворе: позабыв про свои обязанности, слуги пялились на потешное зрелище.
— Она не выносит своего двоюродного братца, — понизив голос, сказал Гай. — Но не следует позволять ей демонстрировать это при всех. Какое бы отвращение ни вызывал у нее д'Ориак, она должна уметь держать себя в руках, находясь в его обществе, в противном случае ничего, кроме неприятностей, она не добьется.
— Пойду приведу ее, — заспешил Эдмунд. — Скажу, что ей незачем бояться д'Ориака.
Гай кивнул.
— Именно так, по крайней мере, в данный момент. В нынешнем своем положении он ничего не сможет предпринять, а вот дальше… Тебе надо быть настороже, мне кажется, он вынашивает какой-то план.
Эдмунд сжал губы.
— Я не допущу, чтобы моей жене был причинен какой-то вред!
Между тем Шарль д'Ориак стоял чуть в стороне от круга хохочущих и аплодирующих зрителей, украдкой поглядывая на Гая и Эдмунда и гадая, что же явилось поводом для их тихой беседы в укромном уголке двора. Может быть, они говорят о нем? На губах Шарля промелькнула довольная улыбка: они могут принимать какие угодно меры, но против его оружия все будет бессильно, и оружие это уже у него в руках.
У Магдален был очень испуганный вид, когда муж толчком распахнул дверь в бастионное помещение. Девушка сидела на своем излюбленном шестке — каменном подоконнике.
— О, милорд, как вам пришло в голову искать меня здесь?
— Мне посоветовал это лорд де Жерве.
Она вздрогнула, как будто ее ударили по щеке, и, не проронив ни слова, снова отвернулась к окну.
— Тебе следует пойти к гостям, — сказал Эдмунд, входя в комнату. — В самом деле, Магдален, это верх невежливости — так внезапно уходить, а потом столько времени отсутствовать.
— Знаю, — она снова повернулась к нему. — Но для меня совершенно невыносимо общество кузена. Это давно и, к сожалению, навсегда.
— Да, лорд де Жерве говорил мне. Но это не дает тебе права вести себя невежливо, — он говорил серьезно, смущаясь от того, что вынужден бранить и воспитывать жену, но в то же время получая от этого некоторое удовольствие. Он должен проявить власть, и воспользоваться этой властью в отсутствии посторонних было непривычно, но приятно.
— Я его не переношу, — повторила она тихо, но жестко. — Он желает мне зла, Эдмунд!
— Я не позволю ему причинить тебе зло, — он взял ее руку неуверенно, опасаясь, что Магдален ее вырвет. Но она этого не сделала.
Гай де Жерве говорил ей то же самое, и в душе она верила ему. Магдален сомневалась, что муж в состоянии так же надежно защитить ее от опасности, но не хотела, чтобы Эдмунд догадался о ее сомнениях. Поэтому она улыбнулась и соскользнула с подоконника.
— Да, — сказала она. — Я знаю, что ты не позволишь этому случиться, Эдмунд. Давай вернемся к гостям: им может показаться странным, что хозяин с хозяйкой так долго отсутствуют.
Шарль д'Ориак следил за каждым их шагом. План был давно разработан, но привести его в действие можно было только после отъезда в Англию Гая де Жерве. А пока Шарль не упускал ни одного удобного случая, чтобы понаблюдать за этим, как он считал, любовным треугольником. На закате, перед вечерней, наконец он увидел младенца — дочь Эдмунда де Бресса.
Леди де Бресс в компании гостей гуляла по фруктовому саду; расположившись в розарии, менестрели исполняли свои песни, и день незаметно перешел в вечер. Магдален несла на руках ребенка, и по ходу прогулки, отвлекшись от разговора, улыбнулась проснувшейся девочке, серые глаза которой с безмятежным интересом изучали мать.
— Ваша дочь, миледи?
Магдален чуть не подпрыгнула от этого замечания д'Ориака, и руки ее инстинктивно сжались, чтобы защитить ребенка, который, испугавшись, раскрыл ротик и начал громко голосить.
— Тише, голубка моя, — прошептала Магдален, нежно покачивая дитя. Аврора умолкла и не мигая уставилась на сьёра д'Ориака.
— Красивое дитя, — заметил он. — А главное — волосы очень редкого цвета.
Он улыбнулся и искоса взглянул на Гая де Жерве, беседовавшего с гостями, но тоже не упускавшего из вида кузена и Магдален. Волосы Гая прямо-таки пылали в лучах заходящего солнца.
Похолодев и еле удержавшись на ногах, Магдален проследила направление взгляда д'Ориака. Рядом с Гаем стоял Эдмунд — с волосами черными, как вороново крыло.
Неожиданно для самой себя Магдален метнулась к этим двум мужчинам, ни о чем не успев подумать, но инстинктивно ища защиты для себя и для ребенка, в котором оба они души не чаяли.
— Милорды, вам не кажется, что Аврора растет не по дням, а по часам? — и она протянула им ребенка.
Гай тут же заметил, что Магдален в панике, хотя не слышал, что сказал ей д'Ориак. Он подхватил девочку на руки, и тут же почувствовал, как Магдален вздохнула с облегчением: казалось, теперь, когда ребенок в его руках, она ощутила себя в полной безопасности.
— Она стала раза в два тяжелее с тех пор, как я последний раз брал ее на руки, — спокойно сказал он. Его глаза столкнулись со взглядом Магдален, и у нее отлегло от сердца. Гаю мучительно не хотелось расставаться с этим маленьким нежным существом, тем не менее он тут же передал Аврору племяннику. — Что скажешь, Эдмунд?
Эдмунд бережно взял Аврору, все еще немного робея, и от его гордой улыбки по сердцу Гая заскребли кошки. Это зрелище доставило немалое удовольствие Шарлю д'Ориаку.
— Отнесу ее в замок, — торопливо сказала Магдален. — Вот-вот начнется вечерня, и малышке пора уже быть в колыбели.
Она забрала младенца и направилась к выходу из сада, где ее уже дожидалась Эрин, чтобы взять ребенка тогда, когда мать решит, что прогулка закончена. Прохладный вечерний воздух мог навредить ребенку.
Шарль в этот вечер сделал сразу два открытия. Первое: он обратил внимание на золотистый пушок на голове младенца, и решил, что со временем девочка обещает стать рыжеватой блондинкой, а второе — он ощутил волны страдания, исходящие от Эдмунда де Бресса, леди Магдален и лорда де Жерве. Он сразу это почувствовал; у него был нюх на такие дела; так хищник издалека чует кровь раненой жертвы.
Он заметил также, какие взгляды Эдмунд бросал на жену — голодные и страстные. И как же Шарль понимал его! Мужчина желал женщину, это естественно и более чем понятно, но тут было что-то еще. Что именно, он не знал, но понял другое: муж Магдален околдован волшебством ее тела не меньше, чем сам Шарль д'Ориак или Гай де Жерве. А потому те семена сомнения, которые собирался посеять д'Ориак, найдут благодатную почву!
