Эрин передала слова де Жерве Магдален.

— Он очень недоволен, госпожа, — прибавила она, глядя в замешательстве на Магдален, которая сидела съежившись на подоконнике. — Послать за мастером Элиасом, чтобы он дал вам лекарство?

Магдален покачала головой, вздрагивая, хотя в комнате не было холодно.

— Нет, но я не хочу выходить отсюда до тех пор, пока остановившиеся у нас рыцари не уедут.

— Но они сказали, что сеньер д'Ориак ваш родственник, госпожа, — теперь Эрин ясно выразила то, что думали все. Ее госпожа ведет себя неподобающим образом. Может быть, это одна из странных причуд, свойственных беременным женщинам?

Магдален ничего не ответила, и Эрин оставалась стоять в нерешительности, а затем пошла искать де Жерве. В это время он сопровождал посетителей в покои, отведенные для гостей, где они могли бы освежиться перед обедом, и нахмурился, когда заметил Эрин, взволнованно и нерешительно стоящую рядом с группой слуг. Она явно хотела что-то ему сказать.

Он дождался, когда гости выйдут, затем повернулся к ней.

— Ну что тебе, Эрин?

— Это касается моей госпожи, — Эрин скрестила руки на переднике, — с ней что-то неладно.

— Она хорошо себя чувствовала час назад, — сказал он, нахмурившись.

— Это не болезнь тела, милорд, — красные от работы руки Эрин были сжаты в кулаки, будто она с большим усилием превращала чужую ей мысль в слова, — это от души.

— Что за чушь ты несешь? — Гай начал терять терпение.

— Она очень странно говорит, — сказала Эрин, — она не хочет, чтобы мастер Элиас лечил ее, но, может быть, она захочет повидать отца Вивиана? Мне кажется, на нее наложено проклятие, милорд.

— Не говори глупостей! — вновь воскликнул Гай, — Магдален ведет себя как своенравный и капризный ребенок. Разумеется, на ней не лежит никакого проклятия.

Он быстрым шагом пересек двор, поднялся по боковой лестнице и направился к комнате Магдален в женской части замка. Он без стука вошел и резко закрыл дверь за собой, перед самым носом замершей Эрин.

— В чем дело, Магдален?

Она все еще сидела сжавшись на подоконнике, и, когда взглянула на него, в ее пустых глазах он увидел страх.

— Я не хочу знать этого человека, — тихо сказала она, — он хочет навредить мне, Гай, я знаю это.

Гай покачал головой:

— Это у тебя просто фантазия разыгралась, дорогая. Но даже если то, что ты говоришь правда, неужели ты думаешь, что я позволю ему причинить тебе зло?

— Конечно, нет, любимый… но все равно в нем есть что-то злое, — повторила она завороженно, — я ощутила это в Кале и почувствовала с той самой минуты, как только он въехал во двор.

— Ты несешь сущую чепуху! — Гай заставлял себя говорить с нарочитой резкостью, поскольку считал, что тем самым сможет вывести Магдален из состояния транса. — Я не хочу выглядеть жестоким, но, если ты будешь и впредь верить в эти глупости, тогда берегись!

Магдален опустила глаза. Слова Гая как бы прошли сквозь паутину безотчетного страха, опутавшего ее за последний час, реальная угроза Гая наложилась на тень неосознанной угрозы.

— Он мне не нравится, — тихо произнесла она, сдаваясь.

— Это не отговорка, необходимо соблюсти приличия, — он сел рядом с ней на подоконнике, — я не требую от тебя невозможного, мой кумир. Веришь ли ты мне, что я сумею тебя защитить?

— Да, но ты не можешь все время быть здесь.

— Твой кузен просто прибыл с визитом. Я буду рядом с тобой все это время, пока он здесь, — пытался Гай успокоить Магдален в одолевающих ее страхах, — теперь ты будешь вести себя, как подобает леди?

Взяв ее за подбородок, он взглянул ей в глаза внимательным, изучающим взором.

— Если ты этого не сделаешь, то я должен буду тебя предупредить, что ты навлечешь на себя крайнее мое неудовольствие, — он смягчил свои слова улыбкой, но Магдален не сомневалась, что он так на самом деле думает.

— Хорошо, я постараюсь быть учтивой, мой дорогой, — сказала она, — но не больше.

— Этого будет вполне достаточно, — он поцеловал ее в кончик носа, — ты хозяйка этого замка, да и не пристало Магдален Ланкастерской вести себя, как испуганный ребенок.

— Разумеется, нет, милорд, — ее откровенный взгляд встретился с его добрыми синими глазами, но в моем кузене заключено зло, и оно направлено против меня. Ты можешь говорить, что хочешь, но это не изменит моего мнения.

Гай добился своего: Магдален больше не боялась, так ему во всяком случае казалось. Он не мог допустить, чтобы ее неясные страхи превратились в тревогу, как и не мог допустить, чтобы она узнала, что между нею и де Боргарами стоит он, Гай де Жерве.

— Я буду с тобой все время, — пообещал он и встал, — никакого вреда тебе никто не причинит, пока я жив.

Она кивнула.

— Я знаю.

— Затем, леди, оденьтесь так, чтобы оказать честь гостям за обедом и поприветствуйте вашего кузена улыбкой хозяйки.

— Как угодно милорду, — это было озорное, деланое смирение, в нем не чувствовалось подлинной убежденности. Тем не менее он принял ее решение как подобало, поцеловал ее снова и оставил.

Эрин, ожидавшая за дверью, приложив ухо к замочной скважине, поспешила войти. Разочарованная тем, что так мало разобрала из разговора хозяев, она успокоилась, увидев, что ее госпожа вполне овладела собой и не проявляет признаков того, что испытала на себе гнев сеньора.

— Я хочу надеть платье из красной парчи, — сказала Магдален, открывая платяной шкаф и рассматривая его содержимое.

— А золотую цепочку, моя госпожа? — Эрин была охвачена подготовительными хлопотами, ведь великолепие одежды подчеркивало значение гостей.

— Да, и шелковый чепчик с золотой нитью.

— С сапфирами, — настояла Эрин.

— Да, с сапфирами, — согласилась Магдален.

Таким образом, когда Шарль д'Ориак вошел в переднюю большого зала, герольд объявил, что обед почтит своим присутствием хозяйка замка Бресс. Женщина, которая через минуту вошла к гостям, была только отдаленно похожа на ту бледную и слабую девушку во дворе постоялого двора в Кале или на такую же бледную, неприветливую леди, которая явно не захотела его приветствовать.

Густые каштановые волосы, ниспадавшие из-под белого шелкового чепца, были перехвачены золотой нитью. Платье из богато расцвеченной красной парчи подчеркивало стройные линии тела Магдален от шеи до бедер, где оно переходило в широкую юбку, приподнятую с одной стороны, чтобы можно было видеть красный шелк нижнего платья. Широкие рукава верхнего платья заканчивались на уровне локтей, подчеркивая пленительный изгиб ее предплечий, затянутых в узкие рукава нижнего платья. Она являла собой живое воплощение пурпурно-красных королевских цветов; тяжелое ожерелье из сапфиров облегало ее тонкую шею, цепь из золотой филиграни обвивала ее бедро, там, где платье прилегало к изгибу тела. Золотисто-красный шелк ниспадал до башмаков, их носки были сильно заострены. На руках Магдален, на ее длинных пальцах, сверкали аметисты и рубины величиной с ноготь.

У Шарля д'Ориака перехватило дыхание, когда он увидел Магдален. Это была женщина, способная низвергать мужчину в ад и вознести на небеса. Это была дочь Изольды.

Гай ощутил реакцию других мужчин, как мог бы почувствовать колебание струны у лютни. Он внимательно посмотрел на Шарля д'Ориака из-под прищуренных век и содрогнулся. Глаза Шарля хищно блестели: в них светилось вожделение дикого жеребца. Он облизнул свои тонкие губы, и Гаю показалось, что большой нос д'Ориака, выделяющийся на тонком остром лице, задергался, как будто тот вынюхал добычу. Гай почувствовал с неизъяснимой силой, что здесь кроется что-то гораздо большее, чем простая месть.

Магдален тоже заметила реакцию д'Ориака, и к горлу подступил комок. Однако она заставила себя остаться спокойной: улыбка играла на ее лице, она протянула руку.

— Надеюсь, милорд, вы нашли ваши аппартаменты удобными? — сказала она естественным голосом гостеприимной хозяйки, задающей обычный вопрос.

— Да, благодарю вас, кузина, — д'Ориак взял ее руку и поднес к губам, — вы очень любезны.