Оставив Магдален, Гай прошел во внутреннюю часть замка. В рабочей комнате владельца замка, расположенной над большим залом, он обнаружил уже поджидавших его секретаря и Оливье, того самого слугу, которого он оставил в Кате с поручением разузнать все что можно о Шарле д'Ориаке.

Оливье отчитался перед господином, не упустив ни одной мелочи. Привычка видеть и запоминать все — его неоценимый дар — не изменяла ему никогда.

Идя по следу, Оливье оказался сперва в Тулузе, в доме Боргаров, а затем — Каркассоне, крепости-монастыре, управляемом Боргарами по поручению французского короля. Мать Шарля д'Ориака, как выяснилось, была сестрой Изольды де Боргар, а стало быть, Шарль приходился Магдален де Бресс двоюродным братом.

Гай слушал Оливье со всевозрастающим волнением. Слуга поведал о самых мельчайших подробностях жизни семейства де Боргаров; например о том, как через суд из своих поместий вызываются члены клана де Боргаров для ухода за старым отцом. Среди слуг ходили разговоры по поводу неудачного покушения на дочь Изольды — об этом шептались за гобеленами, что более чем достаточно для человека, знающего где и как слушать. Он рассказал про Шарля д'Ориака, заметив при этом, что у него лицо человека, мечтающего совершить поджог, про Бертрана де Боргара, дядю Шарля, патриарха семейства, больше всего обеспокоенного тем, чтобы не запутаться в сетях, расставленных племянником. Не так давно на глазах Оливье дядя и племянник яростно ссорились, но суть конфликта до Оливье не дошла, единственное, что он понял: их спор касался происшествия в Кате, и для обсуждения этого вопроса в дом должны съехаться все сыновья де Боргара.

Озабоченный тем, чтобы как можно скорее поставить в известность о происходящем в замке де Боргаров своего господина, Оливье направился прямо в Пикардию как раз накануне этого эпохального синклита. Пыльная одежда агента де Жерве и почерневшее лицо лучше слов свидетельствовали о его усердии.

— Ты славно потрудился, — сказал Гай, открывая металлический шкафчик, вделанный в сундук из кедрового дерева. Вынув оттуда тяжелый кошелек, он бросил его Оливье, и тот ловко поймал награду. Гай улыбнулся, хотя полученные сведения крайне взволновали его: — Ты полезный и преданный слуга, Оливье. Теперь можешь отдохнуть.

Оливье мягкой, семенящей походкой вышел из комнаты, а Гай, подойдя к окну, посмотрел на юг, туда, откуда, как он знал, исходила главная угроза.

Магдален, решив, что неприятные дела могут подождать, спустилась тем временем в сад. Было жарко, даже душно: натруженно жужжали пчелы, перелетая от одного бутона, налитого ароматным нектаром, к другому; шевелилась под слабым ветерком трава. Сад, расположенный за стенами замка, был окружен со всех сторон валом и стеной. Сюда можно было уйти из переполненного людьми замка, напоминавшего маленький город, и почувствовать, что находишься в уединении.

Магдален была исполнена сладким томлением и чувством физического удовлетворения, мысли текли плавно и спокойно. Ей хотелось распутать клубок своих чувств. Она думала о Гае и муже. Что Эдмунд жив, она не сомневалась, но перестала повторять об этом Гаю, чтобы не расстраивать его и не нагонять мрачных туч на небосвод их внезапно обретенного счастья.

Не сказала она ему и о том, что, судя по всем признакам, снова ждет ребенка. Открытие это преисполнило ее беспредельным счастьем, но она решила держать этот секрет в тайне как можно дольше. Кроме Эрин и Марджери, никто не знал о выкидыше, но, получив взбучку от Гая после случая на корабле, они держали язык за зубами. Это дитя, дитя Гая, будет для всего остального мира ребенком де Бресса, а некоторое расхождение в сроках за этими стенами и на таком расстоянии от Англии вряд ли кто заметит. Внук Джона Гонтского станет наследником поместья де Бресса, и ребенок Гая де Жерве всегда сможет быть рядом с матерью.

В глубине души Магдален понимала, что именно ей суждено распутать клубок, в котором все так запуталось. Гай, околдованный ее чарами, в какие-то минуты, казалось, готов просто довериться судьбе и ждать, куда она его вынесет, но Магдален знала: выбор за ней. Сумасшедшая Дженнет предсказала ей любовь и кровь. И прежде всего любовь, любовь мужчин. Если это и в самом деле ее судьба, то пока прозвучали лишь первые аккорды.

Размышления эти не мешали ей пребывать в состоянии приятного томления, наслаждаться теплом и ярким солнечным светом, подбирать из травы подточенные червем груши и поедать их сочную мякоть. Дочь Джона Гонтского и Изольды де Боргар не сомневалась в своей способности добиться желаемого, желаемого и возможного. Только бы не непредвиденные обстоятельства, из-за которых за их жизнь едва ли кто может поручиться.

В завешенной гобеленами комнате без окон расположились пятеро мужчин. Камин не горел, и свет шел от факелов, прикрепленных к стенам. Один из присутствующих сбросил с плеч короткий плащ, и, оставшись в короткой пестрой куртке, подошел к столу. Наполнив до краев кубок, он залпом осушил его.

— И все-таки Шарль не убедил меня, что похищение выгоднее для нас, чем убийство.

Говорящий был старше прочих, с седыми волосами и бородой. Лишь серые холодные глаза неопровержимо доказывали его принадлежность к клану де Боргаров.

— Речь идет о дочери Изольды, — спокойно заметил Шарль д'Ориак.

— Нам это известно, — раздраженно проговорил Марк де Боргар.

— Я хочу сказать, милый кузен, что она во всех отношениях дочь своей матери, — все с тем же спокойствием пояснил свою мысль Шарль.

В душном помещении установилось недолгое молчание.

— Ты полагаешь, что можно было бы… — Марк задумался, подбирая нужные слова, — можно было бы использовать ее, в тех же целях, что и мать?

— Изольду никто и никогда не использовал, — резко оборвал его старик. — Она всегда делала только то, что хотела, и обольщала только тех, кого хотела обольстить.

— Но Ланкастер?..

— В случае с Ланкастером речь шла о предательстве, — Бертран де Боргар, брат Изольды, знал что говорил: он своими глазами видел все происшедшее. — За это его ждет возмездие. Мы будет отомщены, и поручение короля будет выполнено. Еще раз повторяю: девчонка должна умереть.

Шарль д'Ориак помолчал, подыскивая необходимые доводы. Согласно традиции и этикету, слово старшего являлось законом, но перед тем, как будет принято решение, он имел право высказать свою точку зрения. После той встречи у дверей постоялого двора в Кале образ прекрасной девушки заполнил его душу беспокойством и лишил сна. Да, он попытался убить девушку, и если бы вышло все, как он задумал, его, возможно, не мучили бы сейчас воспоминания об приподнятых уголках рта, ясных и смелых глазах, стройной и грациозной фигуре, надменном и в то же время нежном голосе, один звук которого наводит мужчину на такие мысли, от которых перехватывает дыхание. Однако попытка ряженого монаха заколоть ее завершилась ничем; но теперь почему-то в нем все переворачивалось при одной мысли о том, что этому сказочному юному телу может быть причинен хоть какой-то ущерб, что этой красавице, ради которой можно пойти хоть на край света, суждено умереть.

— Милорд, — начал он. — Как очевидец заверяю вас: — Изольда воскресла в образе своей дочери. Муж девчонки мертв, и она наверняка понимает, что оглашение этого прискорбного для нее обстоятельства задерживается исключительно потому, что это сейчас невыгодно ее отцу. Поскольку она удалилась из сферы прямого влияния Ланкастера, вассальная зависимость дома де Брессов от Англии становится совершенно призрачной. У меня уже есть в запасе несколько идей, как отомстить Ланкастеру, не убивая его дочери. Просто однажды он обнаружит, что женщина, которую он убил, воскресла, и эта женщина — его дочь.

— Итак, ты упорно настаиваешь на своем, — Бертран сел, поглаживая окладистую бороду. Глаза его тускло сверкнули, и Шарль приободрился. — И что же ты будешь делать, похитив ее?

— Разумеется, женюсь на ней, — без обиняков заявил Шарль. — Вновь повяжу ее с семьей матери, а затем уже использую как орудие для достижения наших общих целей. Не сомневаюсь, если открыть ей глаза на ее происхождение, она сможет делать то же, что и мать, и даже больше.