За пьяными сумбурными размышлениями, Марк не обратил внимание, что Лола уже смеётся. Прислушавшись к разговору, он понял, что Софа травит свои "три правды" и все кроме него покатываются со смеху.
— Ну, и третий факт, — загнула мастер тату палец. — Я в детстве ела сухой кошачий корм! Целыми днями тырила его у Мартуськи, а мама все время возмущалась: куда, мол, в эту скотину влезает. — Все снова взорвались хохотом. — А что, знаете какой он вкусный был, один в один, как современные сухарики продают. Я вам точно говорю! — заливалась она громким смехом.
Марк смеялся вместе со всеми. А взглядом благодарил Софу, что сменила тон вечера на столь позитивный. При мысли, что Лола грустит, его сердце неприятно сжималось. Чему рационального объяснения он дать не мог.
— Ну что, Марк Андреевич, па-па-па-пам… — загундосил Ник знаменитую мелодию Бетховена. — Вот и Ваша очередь подоспела. Выкладывай факты, и погорячее!
— Нет у меня для вас ничего горяченького. — Усмехнулся он. — Вы же все самое пикантное сами и рассказали с полчаса назад, паршивцы. Но вот вам факт: в десятом классе я дико фанател от…КиШей. Настолько, что отрастил себе волосы, разукрашивал "сникерсы" синим фломастером, а ногти красил черным лаком. И был жутким изгоем, ага.
— Да нууу, — весело хохоча протянула Лола. — Я не верю. Не верю!
— Да серьезно. Ходил весь такой с наушниками в ушах, цепочкой на джинсах, и вечно грязными патлами, закрывающими лицо. Как меня ещё не побили где-нибудь за гаражами…просто фортуна, не иначе! — весело улыбался мужчина, глядя прямо на Лолу. — И вот вам, кстати, факт номер два — я жутко фартовый. Вот, например, иду вечером до магазина воды прикупить, а под ногами пять тысяч. Нарушил правила ПДД, остановили гайцы, но не оштрафовали, срочный вызов у них. Или та же парковка. Всегда. Везде. Нахожу место.
— Марк Андреевич, да Вам в лотерею надо сыграть! — предложила Лола
— А что, отличная идея! Мне даже сестра все время говорит: как я приеду, даже племянники спят как убитые. Никаких коликов, зубов, и чего там ещё бывает у мелких, как будто не существует. — При мысли о сестре лицо Марка просветлело. — И да, факт три: обожаю свою сестру. Она мой самый лучший друг. Хотя у нас весомая разница в восемь лет, никого ближе нее нет.
— Это так мило, — надула губы Софа. — Мы то думали, Маркуша дикий зверь, а он домашний котенок. Любит семью. Ещё и детей, небось, любишь?
— Да блин, если такие, как мои племянники, то просто обожаю. У меня их трое. Все пацаны. И просто огнище, а не малышня. Такого жару сестре дают. Вот недавно старший — ему уже двенадцать, на секундочку — подбил среднего притвориться, что младшего не существует. И они целый день делали вид, что не видят его и не слышат. Вот там криков было, пока гневный родитель не поняла в чем дело…
Марк поймал на себе взгляд Лолы: мягкий, улыбающийся. И поддаваясь порыву, он протянул руку и сцепил ее пальцы со своими. Щеки девушки тут же покраснели, отчего она показалась совсем юной, но руку Лола не забрала.
— Тааак, ребятушки. — Громко заявил Ник. — Че-то я устал. А завтра клиент с самого утра записался. Без обид, но постелиться бы, да спать.
Он встал из-за стола. Софа встала следом. — Ребят, там наверху одна только гостевая, уж сорри. Но здесь есть диван, могу одного здесь расположить. — И посмотрела своими глазами-рентгенами на Марка. — А вообще, можете ещё посидеть, если хотите.
Марк хотел. Очень хотел.
— Я бы тоже легла. — Подала голос Лола и вынув свою руку из теплого плена, стала помогать убирать посуду.
Да, так будет лучше. Он же всего несколько минут назад принял решение: не приставать. Даже не пытаться. Она достойна лучшего. Но этот ее взгляд, словно просящий о близости… Черт. Черт. Черт.
Глава 20
Пятнадцатиминутные размышления о том, что хуже: спать на отвратительном жёстком диване или осмелится подняться к Лоле за заветным "спокойной ночи", так и не увенчались успехом.
Дом затих. Софа и Ник скрылись в своей комнате с полчаса назад, а Марку так и не удалось улечься. Мысли то и дело возвращались в это ее: я не завожу отношений. И к ее смеху: легкому, звонкому, от которого дыхание замирает. И к рукам: тонким, изящным, идеально подходящим его ладоням.
Спроси у Марка сейчас как он оказался возле двери в гостевую комнату, он бы не ответил. То ли его мысли привели сюда, то ли текила, придающая уверенности любой, даже самой трусливой душонке. Но очнулся он в момент, когда уже опускал металлическую ручку двери, разделяющей его от Лолы.
В комнате было темно, но разглядеть силуэт девушки было можно. Лола стояла лицом к окну, свет с улицы очерчивал ее идеальный силуэт. Марк тихо подошёл к ней и стал вплотную.
— Твои друзья такие забавные, знаешь… У меня никогда не было таких друзей. — Тихо заговорила она, словно ждала его. — Вообще друзей…Знаешь я ведь не очень…
— Ты очень! — пальцы мужчины прошлись по ее затылку вниз по шее, вызывая мириады мурашек по телу.
— … общительная. Я не очень общительная. Знаешь? — полушепотом спросила она.
— Со мной ты всегда общительная. — Первый поцелуй пришелся ровно под мочкой уха. Затем цепочка коротких поцелуев вниз по шее. Марк коснулся плеча. — Знала бы ты, что творишь со мной… — пальцы мягко прошлись под горлом, очерчивая выступающие косточки. — Убиваешь меня. Каждый день.
Произнеся последние слова, Марк развернул лицо Лолы к себе и прижался к ее губам. Мягким, податливым, робко отвечающим на его наглый жест. Весь вечер мечтал только об этом — коснуться ее, забыться в ней. Узнать, какого это — держать такое хрупкое создание в своих руках.
Электрические импульсы, пробившие все его тело кричали: держи ее, держи крепче, сделай больше. Она только твоя!
Мягкий, изучающий поцелуй перерос в ураган, сметающий предметы со всех поверхностей комнаты. Ее пальчики, заблудившиеся у него в волосах делали то больно, то успокаивающе поглаживали. Она прижималась к нему всем телом, словно желала раствориться в нем, забыться, ощутить себя его. Незаметно они оказались у постели.
Руки мужчины расстегнули молнию на комбинезоне, снимая его с плеч. Пальцами он прочерчивал дорожки от ее шеи вниз, до груди, едва касаясь кожи. Электрические разряды гуляли по всему его телу. Марк ощущал себя как под кайфом: в прострации, невесомости, бреду. Лола дотянулась до пуговиц на его рубашке и скоро, почти отчаянно, пыталась высвободить их из плена петель.
Марк снова целовал ее. Губы, шею, плечи.
— Малышка, — шептал он. — Так хочу тебя, малышка.
Тело Лолы напряглось. Марк почувствовал, что она больше не отвечает на его ласки, а руки, ещё недавно забравшиеся под рубашку, она опустила вниз. Послышался всхлип.
Марк взглянул ей в глаза. Там стояли слезы. Он взял ее лицо в ладони.
— Я сделал что-то не так? — прошептал он, сдерживая потребность снова впится в ее губы.
— Нет, — дрожал голос Лолы. — Прости меня, Марк, я не могу. Прости. — Выдохнула она и закрыла глаза. Из-под прикрытых век выкатились две дорожки слез.
У Марка разрывалось сердце. Что произошло? Что он, черт возьми, сотворил с этим хрупким созданием? Он притянул девушку в свои объятия и крепко сжал. Лола сжала кулачками ткань его рубашки. Если она и плакала, то беззвучно, робко, не подавая ни малейшего признака. Она глубоко вздохнула, а при выдохе вырвалось лишь одно слово:
— Иди.
Девушка отстранилась от него, но не подняла взгляд. Ее руки соскользнули с груди Марка и безвольно повисли вдоль тела. Тонкими пальцами она словно перебирала страницы книги, неосознанно подергивая ими.
Собрав всю свою волю и чувство собственного достоинства, Марк вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь. Этой ночью он не спал.
Как только за Марком закрылась дверь, Лола дала волю своим чувствам. Она опустилась на постель, прижала подушку к лицу и закричала в нее. Звук был глухим и болезненным. Ну почему, почему Он ее не отпускает?
