– Мы свои! – стали они кричать.

– Назовите код! – получили ответ.

Коды на каждый день были разные, Егор назвал тот, который был на день их пленения. Это и спасло их, а то бы свои убили.

– Ползите по одному! – последовал приказ.

Их отвели к командиру, где они назвали фамилии, все рассказали, им выдали обмундирование и отправили в свой полк, так как их часть была рядом.

Медленно, но неуклонно продвигалась наша бригада в составе 28 армии на запад, строя блиндажи, ремонтируя дороги, устанавливая противотанковые мины и налаживая переправы. Гитлеровские войска отступали с отчаянным сопротивлением.

В конце марта 28 армия вышла к заливу Фриш Гаш, закончив тем самым боевые действия в Восточной Пруссии.

Следующей задачей Красной Армии было взятие Кенигсберга – одной из самых мощных крепостей мира, имеющих три кольца обороны, под этим городом-крепостью лежит еще один город – подземный – с заводами, арсеналами и складами.

Перед штурмом Кенигсберга командарм Армии собрал семнадцать человек таких же сынов полков, как я, и направил в сопровождении старшины в Москву в Управление суворовских училищ. Это то, что я писал в биографии. А на самом деле было немного иначе. Я поехал не в сопровождении старшины, а сопровождая боевую подругу моего брата, которая стала впоследствии его женой Клавой, к ее родителям в Кричев.

Из прусского городка Домтау (в настоящее время поселок Долгоруково в Калининградской области) мы с Клавой добирались на товарных поездах до белорусского города Кричев. Она была уже беременная, и оставлять ее в медсанбате, где она служила, Егор посчитал нецелесообразным. Ехали мы на поездах в товарных вагонах, добирались несколько дней. Мой брат очень предусмотрительно отправил меня сопровождать свою жену, потому что небезопасно красивую и общительную молодую женщину отпускать одну через прифронтовую полосу. А у меня было с собой оружие – три пистолета, патрон мелкокалиберный: два засунуты в голенища сапог и один при себе. Еще не очень видно было, что она в положении, поэтому приставали к ней многие – и летчик, и моряк, и еще кто-то. Когда мы уезжали с фронта, наш штабной офицер капитан Телегин, бывший для меня наставником и другом, подарил мне свое фото, которое я сохранил с добрыми воспоминаниями.

Фото. Мой фронтовой наставник

В Кричеве мы сразу стали на военный учет в военкомате – и я, и Клава. У меня было направление от командира бригады, а Клава – военнообязанная санитарка.

Клава осталась у своих родителей, а я, оставив в Кричеве все фронтовые документы и медали (медаль за боевые заслуги, медаль за освобождение какого-то города, медаль за освобождение Белоруссии), отправился в Москву в Управление суворовских училищ. Пистолеты я спрятал на чердаке в доме родителей Клавы, и в Москву поехал уже без оружия.

Билеты на поезда приобретать не требовалось, ими являлась военная форма. Ко мне практически никто не цеплялся, только однажды какие-то парни гражданские хотели со мной разборки учинить, чтобы от меня оружием разжиться. Но у меня оружия не было, и они отстали, когда я объяснил им куда еду и зачем. С пересадками я добрался до Москвы, а там мне подсказали, как доехать до Военно-пересыльного пункта (ВПП). В таких пунктах отмечали перемещения призывников и военнослужащих в военное время. Московский ВПП с довоенных времен и всю Великую Отечественную войну располагался в доме 32 по улице Стромынка, в казармах постройки XVIII века, которые сохранились до сегодняшнего дня.

Очень обрадовался, когда встретил там своих знакомых – того старшину, который вез ребят из Восточной Пруссии. Вообще, там было много таких подростков, как я, некоторые прибыли раньше меня. Случалось немало хулиганств, ведь пацаны приезжали с войны с оружием – все бывалые, смелые! Некоторые приходили такие грязные, выпачканные – и где они лазили?! Кто-то был в военной форме, кто-то – в гражданской, нас всех в большой столовой накормили обедом. Военный комиссар отобрал несколько человек в ближайший пункт службы в Алабино, и мы втроем – с двумя ребятами, которых я не знал раньше – незамедлительно отправились к месту назначения. По дороге мы познакомились, ребят звали Леонид и Виталий, они оказались евреи, их отцы были полковниками. Когда мы прибыли в Алабино, нас сразу же накормили, определили в музвзвод (музыкальный взвод) и разместили на ночлег в землянке.

Фото. Мои друзья по Алабино

Проживали мы в огромной землянке длиной метров тридцать, где были двухъярусные сплошные настилы с двух сторон, крыша на уровне земли. Вот это место с содроганием вспоминаю всю жизнь – здесь было так много блох и клопов, что никакие санобработки, которые проводились с определенной регулярностью, избавить нас от этих кровососущих насекомых не могли. Спали мы штабелями, головой к стенке, ногами к проходу, не раздеваясь, места не фиксировали, кто какое место займет, на том и ночует. При входе в землянку была вешалка для шинелей, и прежде чем надеть шинель, вытряхивали блох, которые скапливались вдоль швов, особенно у воротников. Весь музвзвод ели клопы, около полусотни человек. Я с этим явлением не сталкивался раньше: на фронте клопов не было, ведь мы нигде долго не задерживались, к тому же у нас были санитарные дни во время остановок.

Алабинские военные лагеря начали строить еще в 1930-е годы. Цель их создания – организовать единый учебный центр по подготовке стрелковых, механизированных и кавалерийских частей взаимодействию в боевых условиях.

Здесь было оборудовано стрельбище для стрелкового оружия и артиллерийский полигон. Располагалась в военном лагере Московская Пролетарская дивизия, которая впоследствии героически защищала подходы к Москве в 1941 году, приняв на себя оборону города Наро-Фоминска. Во время войны лагерь в Алабино был кузницей кадров для фронта: готовили танкистов, артиллеристов, минометчиков, пулеметчиков. В трехэтажных зданиях располагалось руководство учебного центра. В 70-е годы с группой однокашников-суворовцев мне удалось побывать в Алабино, он являлся тогда военным учебным центром и танковым полигоном. В настоящее время с 2014 года территория лагеря входит в состав парка «Патриот» – военно-патриотического парка культуры и отдыха Вооруженных Сил Российской Федерации, известного международными соревнованиями по танковому биатлону[7].

Солдат музыкального взвода научили трубить сигналы «Огонь» и «Отбой». Нас развозили на грузовиках после завтрака по периметру лагеря, расставляя по два человека через определенное расстояние, чтобы мы охраняли территорию, когда идут занятия и проводятся стрельбы. Мы стояли с трубой и палками, по два человека на расстоянии пятьсот метров до следующего поста. Состав постовых был не одинаковым день ото дня, распределяли нас случайным образом. Нам давали с собой сухой паек, и обедали мы по очереди, находясь в охране. А к вечеру нас собирали и привозили на ужин. Бывали дни, когда не совершали стрельбы (выходные или непогода), тогда за нами не приезжали, и мы были свободны.