Жители стремились как можно быстрее наладить мирную жизнь. Активировали работу и органы НКВД, задачей которых было выявление и отправка в спецлагеря лиц, активно сотрудничавших с оккупационным режимом. В один из дней, где-то через месяц после нашего возвращения в деревню к нам в дом пришел старшина или сержант Красной Армии:
– Талашов Емельян?
– Это я, – ответил я.
– Одевайся, едешь со мной! – я испугался.
– У тебя брат есть? Егор? – спросил красноармеец.
– Да, – ответил я.
– Тебя отвезу к нему в военную часть, одевайся!
Мои чувства переполняли меня! Ведь все время войны я мечтал о встрече со старшим братом, представлял нашу встречу. Я знал, что он служит в рядах Красной Армии, но никаких вестей от него до сих пор не было, и я только мечтал о том, чтобы он был жив и взял меня с собой на войну. Мне тогда самому очень хотелось жить, чтобы встретиться с Егором. Оделся я в мгновение, попрощался с Марией и малышами – Надей и Володей, и мы поехали на машине в военную часть. Добрались за один день, проехав почти пятьсот километров до расположения армейского подразделения.
Долгожданная встреча произошла. Меня привели в какую-то палатку, где навстречу мне из-за стола встал строгий офицер высокого роста в майорских погонах и подошел с вопросом:
– Миля, это ты?
– А ты Егор? – спросил я.
– Да! Я твой брат! – он меня обнял, мы расцеловались.
– Теперь ты будешь со мной! Будем бить немцев до конца!
Это был знаменательный день в моей жизни. Меня одели сначала в красноармейскую форму, которая была велика мне, а через некоторое время подогнали под мой рост и шинель, и гимнастерку, и брюки. И я на территории своей родной Белоруссии стал рядовым 232-го инженерно-саперного батальона (ИСБ) в составе 36-й инженерно-саперной бригады (ИСБР).
Егор Талашов был назначен командиром ИСБ6, прошел с бригадой почти до Варшавы, занимаясь работами по разминированию и ремонту Варшавского шоссе, строительству мостов и переправ через реки для обеспечения наступления основных сил нашей армии на запад. Иногда приходилось действовать на передовых рубежах, участвуя в боях, с потерями техники и людей. При переправе через реку Западный Буг мой брат был ранен, и я встретился с ним уже после его лечения в госпитале.
По официальной версии, которую я всегда излагал в биографии по просьбе моего брата Егора, я неизменно сообщал, что меня взяли в войска Красной Армии, а Егор меня случайно там встретил. Видимо он стеснялся, что взял меня – близкого родственника, подростка – в свой батальон. Егор оформил все необходимые документы, и я являлся сыном полка (бригады), единственный мальчишка среди взрослых бойцов.
В бригаду я прибыл, когда они в составе 28 армии располагались лагерем возле Бреста (10). Там проходила боевая учеба, так как прибыло большое пополнение военных. Посещали нас и генералы – представители ставки Верховного Главнокомандующего, прошел парад бригады, и даже был концерт. У всех было воодушевленное настроение, мы уже стояли на рубежах нашей Родины, чтобы идти до конца и уничтожить гитлеровцев на их земле! Основной лозунг, который звучал на собраниях и политинформациях: «Добить раненого фашистского зверя в его собственной берлоге!»
Мне выдали автомат ППШ с круглым диском и сумку с двумя запасными дисками, все заряженное. Было предписано только три места, где я должен был находиться: или при штабе, или при кухне, или при командире. Для меня все было непривычно, ново, и я старался овладеть многими навыками, которых у меня не было.
Занятия по боевой подготовке проходили каждый свободный момент времени, и первоочередной задачей моего военного образования стало научиться хорошо владеть оружием. Ведь несмотря на то, что инженерно-саперный батальон[6] не был предназначен для военных действий на передней линии фронта, а шел следом за передовыми частями и занимался починкой дорог, постройкой мостов и переправ через реки и каналы, разминированием проходов для пехоты и танков основных сил Красной Армии, а также минированием участков для исключения контратак противника, нам конечно приходилось участвовать и в боях. Мы не ходили в атаку, но держать оборону и в любой момент быть готовыми к отражению проникновения фашистов нужно было всегда. Настоящие бои шли в тех местах, где мы делали понтонные переправы.
Я очень радовался, когда на передние рубежи подъезжали «Катюши» – их оглушающие артиллерийские удары стали символом наших побед! Главное, после залпового огня надо было незамедлительно отвести установки в другое место и всем быстро разбежаться подальше в стороны, так как немцы наносили ответный огонь именно на участок расположения нашей легендарной техники с таким ласковым девичьим именем «Катюша».
В составе нашей бригады были саперы, минеры, технические разведчики, дорожники, мостостроители. Двигался большой обоз с техникой, строительными материалами, техническим снаряжением. За нами шли основные части армии для наступательных операций.
Недели через две после размещения в войсковом лагере наш батальон двинулся по территории Белоруссии к Литве. Когда мы продвигались по Гродненской области, то видели много сожженных деревень, разрушенных кирпичных домов. Армия шла по дорогам, а в города, если они были освобожденными, мы практически не заходили.
С незапамятных времен на местности, где граничат Польша и Литва, исторически проживало преимущественно польское население. Поэтому несмотря на то, что мы продвигались по Литве, у меня было впечатление, что мы шагаем по Польше. Литовские поляки очень тепло нас встречали: женщины и дети бросались к солдатам, обнимали и целовали, а старики становились на колени и целовали землю и солдатские сапоги. Люди искренне радовались, что пришла армия-освободительница, говорили и по-польски, и по-русски. Советские воины подкармливали поляков: давали им хлеб и консервы. А когда останавливались на передышку, многие девушки и женщины были не против провести время с русскими солдатами. Был такой случай, когда бригада остановилась на несколько часов в каком-то населенном пункте. Мы попали в здание, где было очень много женщин в разных помещениях. Меня один сержант попросил постоять у дверей, пока он вступит в контакт с приглянувшейся ему полячкой:
– Если будет идти командир, ты покричи.
Конечно, бойцам было непросто жить без супруг и подруг, некоторые при виде женщин становились разъяренными, как быки на корриде. У нас в армии только у высшего командного состава могли присутствовать жены или даже семьи вместе с ними, для остальных военнослужащих это запрещалось.
В Литве я не видел такой жуткой разрухи, как в Белоруссии. Здесь сохранились деревенские дома, хозяйственные постройки, усадьбы. Видел даже большой парк при каменном доме, говорили, что это усадьба Огинских, представитель рода которых написал полонез «Прощание с Родиной».
На подходе к немецкой границе у нас была длительная остановка. Все – от командиров до рядовых – готовились к вступлению в Восточную Пруссию. Для немцев эта земля была очень важным плацдармом, они чувствовали в ней свои корни, уходящие в глубину столетий. Начиная с XIII века тевтонские рыцари строили здесь прочные каменные крепости и замки. Это была самая укрепленная провинция Третьего рейха, приграничная земля изрезана траншеями и военно-инженерными сооружениями.
Для защиты Восточной Пруссии гитлеровское командование издало приказ бороться за каждый метр, и немцы зачастую сражались уже не за фюрера, а за родной город, поселок, дом, за своих близких, которые там остались.
