В зале кто обедал, кто играл в кости или карты — невежество в этом вопросе мешало с определённостью различать человеческие забавы. На меня посматривали косо, но не трогали, позволяя тихо сидеть в углу. Я разглядывал драконов, некоторых узнавал — это они кувыркались в небе днём. Да там я наблюдал за их звериным обличьем, но повадка всегда хозяина выдавала.
На миг захотелось остаться здесь навсегда, нет, не претендуя на то, чтобы стать товарищем этим свободным существам, просто испросить позволения быть рядом. Без надежды, но и без пинков. Я улыбнулся нелепости собственных желаний. И без того получил огромный дар — свою рабскую цепь обратно на шею. Стоило ли желать большего?
Едва расслабился, как услышал знакомый басовитый голос и понял, что сладкая мечта побыть немного в покое закончилась не начавшись.
— Где тут моё наследство? Посмотреть хочу, пощупать!
Сквозь группу стражников протискивался, хохоча, младший брат моего Аелии — такой же невзрачный лицом, с реденькими неопрятного цвета волосами, шире только в корпусе, да ещё неуклюжее старшего. Посмотреть на обоих — жалость брала! Ну и драконы мне достались, самые, похоже, завалящие.
Я поспешно вскочил. Шария уже стоял рядом. Толстый палец поддел ошейник, больно придавив горло. Я знал: сорвёт сейчас, потом никому ничего не докажу, если даже кто и слушать станет. Масляные глазки окатили взглядом как дерьмом. Как же тянуло врезать, чтобы стёк этот мерзавец кровавой лепёшкой со стенки!
— А ну оставь его! — рыкнул кто-то рядом.
Так веско было сказано, что нечистый палец убрался с моего горла, я судорожно глотнул, рискнул вдохнуть. Растерялся от нежданной подмоги.
— И верно! — поддержал другой стражник. — Сидит парень вежливо, никого не трогает, и ты его не задевай.
Заступились дружно, ничего не оставалось младшему как убраться прочь, наградив меня на прощанье ещё одним недобрым взором.
— Садись! — мне опять надавили на плечо, возвращая на лавку, скоро до синяков долапают, но я ничуть не возражал. — Молоко будешь?
— Да, спасибо.
Стражник вручил мне кружку, свою уже начатую, но это показалось вдвойне приятным — не побрезговал поделиться. Я охотно припал к глиняному краю. Козье, вкусное — оно само скользило в горло. Я испугался, что слеза капнет в белую жидкость, расчувствовался не на шутку, значит, самое время пришло возвращаться в снега или к Аелии — там остудят.
Больше не трогали. Заговаривать со мной никто не пытался, но поглядывать перестали, словно признав законной частью интерьера. Я благодарно смаковал тёплое молоко.
Дани пришла, когда большая часть воинов разбрелась. Бухнула на столешницу кувшин и от запаха у меня тут же скрутило голодным спазмом живот. Голос и тот осел в хрип:
— Ты позволишь?
— Не я же буду это пить.
Вне чешуи и крыльев драконы брезгливы так же как люди, но девушка наблюдала за мной без отвращения. Свежая козья кровь была восхитительна на вкус. Показалось, лучше даже человечьей, но это я конечно заявил не подумав. Я глотал поначалу жадно, словно могли отнять, но никто не покушался на еду, и накрыл лёгкий, но ощутимый стыд.
— Прости, я кажусь тебе чудовищем?
— Прекрати, вампир. В боевой ипостаси мы едим сырое мясо. Не так и велика разница между нами.
— Ты, наверное, прекрасна в небе.
Она фыркнула:
— У меня чешуя отливает зеленью.
— Теперь это мой любимый цвет!
Она заботливо вытряхнула в мою кружку последние капли.
— Доедай и провожу в покой. Король распорядился дать тебе приют на день, вечером уйдёшь.
— Спасибо!
— Инвиктий сказал, что ты можешь задержаться, если недостаточно окреп. Никто не прогонит.
— А за это вдвойне.
Напоследок я прополоскал рот водой и пошёл за Дани. Шагать следом оказалось гораздо приятнее, чем впереди. У меня голова кружилась от одного вида этой женщины. Как я только с шага не сбился. Мы пришли слишком быстро!
В отведённой мне комнате кроме кровати почти ничего не было, да мне и не требовалось.
— Роскошно для невольника, — сказал я предлагая моему затянувшемуся воздержанию последний шанс.
Женщина была рядом, а расправа Аелии далеко, но долг велел внятно озвучить мой незавидный статус, чтобы потом не было обид. Дани плотно затворила дверь, отсекая нас от прочего мира.
— Знаешь, король распорядился выдать тебе нормальную одежду вместо обносков, о мытье не сказал ни слова. Я купала тебя для собственного удовольствия.
Перспектива в очередной раз сползти по стене от внезапной слабости в коленях принимала всё более явственные очертания.
— Боюсь, мне опять грозит обморок.
Я немного закатил глаза, давая понять, как отчаянно нуждаюсь в поддержке и получил её незамедлительно. Сильные руки обняли меня. Губы драконицы оказались так близко, что не поцеловать их было просто невозможно.
Мои ладони уже исследовали её тело, жадно, бережно, как будто всё происходило впервые. Вообще в первый раз. Мы начали раздевать друг друга, понемногу освобождаясь от всех преград. Как только новая красота открывалась губам и взору, я тут же принимался ласкать гладкую кожу, горячую сочную, полную того неподражаемого блеска, который только у драконов и можно наблюдать. Дани не отставала, ощущая её поцелуи и быстрое путешествие ладоней по груди, спине, в волосах я выгибался навстречу прикосновениям, не мог сдержать дрожь.
Когда улетела прочь рубашка, и качнулись, прося внимания небольшие крепкие груди, я замер, созерцая это простое, такое естественное совершенство. Касаться их казалось кощунством, но Дани пробормотала нетерпеливо:
— Не останавливайся, синеокий!
И разве я мог отказать ей, ну и себе, конечно, тоже? Я ласкал эти налитые будущей жизнью бутоны, а потом упал на колени и принялся целовать живот, гладкий сильный, вызывающе женственный.
Дани застонала, да и я уже не мог больше терпеть, стащил с неё последнюю одежду, уложил на постель, быстро касаясь губами горячих бёдер. Пальцы забрались в мои волосы, Дани застонала, раскрылась, призывая, и от своих штанов я избавился за одно мгновение. Вампиры могут быть быстрыми, когда хотят.
Я вошёл в драконицу сразу, и огонь, порождаемый неспешными движениями, начал растекаться по телу. Выползли на всю длину клыки шевельнулись волосы. Дани смотрел на меня во все глаза, и я готов был поклясться, что ей нравится то, что она видит. В такие мгновения суть скрыть невозможно, она проявляется вся, но я не думал об этом, ни о чём не думал. Почти забытое наслаждение влекло за собой, и я отдавался ему целиком.
Шептал самому едва понятные слова, стонал, только на крик не срывался. Дани изгибалась от моих толчков и командовала, просила, что, как и где мне делать и я слушался, почти не сознавая этого. Мне всяко было хорошо, и светящиеся запредельной зеленью глаза драконицы кричали, что ей тоже.
Дани сдалась первой низкий не то рык, не стон так завёл, что и я зашипел, оскалил клыки и взлетел на свою вершину.
На последних судорогах удовольствия я начал приходить в себя, посмотрел на драконицу. Она лежала подо мной такая женственная, мягкая, разнеженная, что я не мог отвести взгляд. Неужели это происходит? Правда ли что со мной?
Сильные руки обняли за шею, потянули ближе, и мы с Дани сплелись в доверительной ласке крайнего изнеможения. Ожерелье впилось в кожу, и дыша невероятным запахом драконицы, я криво улыбнулся. Губы дёрнулись в той рефлекторной усмешке, за которой я привык прятать боль. Праздник кончится, жизнь в рабстве останется, но об этом я хотя бы сейчас постараюсь не думать.
Дани перекатила меня на спину, хозяйски водрузила на грудь подушку и устроилась поверх неё.
— Почему Аелия запрещает тебе естественные радости?
Допрос. Ну, мои лапки уже подняты кверху.
— Я сошёлся с женщиной, которую он, возможно, считал своей.
— И тебе удавалось скрывать отношения?
— Довольно долго. У драконов слабое обоняние.
Меня шлёпнули по плечу, и я подумал, что точно синяки останутся.