Пятьдесят километров до деревни скрипящий «ПАЗик» одолел за час. На улице было уже совсем темно. Нет, не просто темно – это была та осенняя чернота, которая бывает, когда небо затянуто низкими тучами, когда не видно ни луны, ни звезд, и взгляду совсем не за что зацепиться. В такие моменты, если нет поблизости какого-нибудь фонаря, приходится идти, опираясь лишь на внутреннее чутьё.

Дом дяди Гены был на крайней улице в деревне. По одну сторону там стоял редкий ряд домов, а прямо напротив, сразу через дорогу начинался березник. До самой улицы можно было вполне сносно дойти по центральной дороге, которую освещали не частые, но позволявшие хоть что-то видеть, фонари, а вот дальше начиналась кромешная тьма, и лишь светящиеся окна домов могли служить ориентиром, показывая, куда нужно двигаться.

Только Артем свернул с центральной дороги на дядькину улицу, как сразу же угодил в глубокую лужу. Он чертыхнулся, отряхивая вмиг промокшую ногу. «А вдруг дяди Гены дома нет? – мелькнуло у него в голове. – Вдруг ушел куда-нибудь или уехал? Вот это будет номер. К Петру-то, считай, на другой конец деревни нужно будет топать. Я впотьмах тут все ноги себе переломаю».

Собаки, заслышав чьи-то шаги, подняли такой лай, что хотелось заткнуть уши.

– Да не к вам я иду, не к вам, – бурчал недовольно Артем, осторожно выбирая дорогу и пытаясь идти по краю, там, где была трава. Однако, как он ни старался, грязь вскоре тяжеленными комьями нависла на туфлях.

– Ну, ёлки-палки, деревня родная… – продолжая ворчать себе под нос, он дошел, наконец, до дядькиного дома.

Тот тяжелым темным пятном смутно вырисовывался на фоне чуть менее темного неба. В окнах света не было. «Вроде здесь он жил, если я ничего не напутал. Но неужто и вправду его дома нет?», – Артем осторожно нащупал калитку и, подойдя к окну, постучал в стекло. Собаки с разных сторон не унимались. Он постучал ещё раз, громче. Примерно через минуту окно зажглось желтым светом, и Артем облегченно вздохнул – дома!

Стукнул засов, и из-за двери послышался дяди Генин голос:

– Кто там?!

– Дядь Ген, это я, Артем!

– Какой ещё Артем?

– Ну, я, Артем, племянник!

Брякнула щеколда, и входная дверь открылась, выпустив наружу полоску света от маломощной лампочки, висевшей в сенях.

– Артем? Ты каким ветром, на ночь-то глядя? Ну, заходи.

Племянник разулся в сенях, чтобы не тащить грязь в дом. Дядька пропустил его вперед, сам закрыл двери.

– Здоро́во, дядя Гена! – протянул Артем руку, когда они вошли в избу. – Слушай, всех собак на улице поднял, пока до тебя дошел. У тебя-то нету?

– Нет, я собак не держу.

– Дядь Ген, – смущенно улыбнулся Артем, – приютишь племянника на несколько деньков? Вот, выбрался в отпуск отдохнуть маленько, развеяться, так сказать… Решил тебя попроведать, а то сто лет уж не виделись.

– Ну что ж, милости просим, – дядька смотрел на позднего гостя чуть прищурившись. – Не ждал, не ждал, если честно. Конечно, живи, сколько хочешь, я только рад буду. Ты голодный, небось? Сейчас я тебе разогрею чего-нибудь, поешь с дороги.

– Да нет, спасибо. Я в райцентре поел, не хочу. А чего у тебя свет не горит, вроде не поздно ещё?

– Так я рано ложусь. Встаю рано, вот и ложусь рано. Чего высиживать да электричество зазря жечь? – дядя Гена усмехнулся. – А то смотри, может, хоть чаю тебе разогреть?

– Не надо, я, правда, не голоден. Я прошлую ночь только почти не спал, думал, в дороге высплюсь, но не вышло. Если ты сам уже лег, то я бы тоже завалился куда-нибудь. Устал за эти дни, как собака, – засмеялся Артем. – А завтра уж и поболтали бы обо всём.

Дядя Гена пожал плечами:

– Как скажешь, как скажешь… Сейчас я тебе постелю.

Он был старше племянника ровно на тридцать лет. Жену свою Надежду, которая была старше его, похоронил восемь лет назад, почти сразу после того, как вышел на пенсию по льготному шахтерскому стажу. В сорока километрах от деревни когда-то была небольшая шахта, где дядя Гена и отработал по молодости проходчиком почти пятнадцать лет. Потом, когда надоело мотаться за столько верст на вахтовке, трудился до пятидесяти двух лет механизатором в совхозе, а затем, когда совхоз в конце девяностых приказал долго жить (кстати, как и та шахта), плюнул на всё и оформил шахтерскую пенсию, благо, право такое у него было. У дяди Гены с женой был единственный сын Роман, который, отслужив на Тихоокеанском флоте, остался после демобилизации жить на Дальнем Востоке.

Достав из шкафа постельное белье с одеялом, он застелил диван и бросил на него толстую пуховую подушку:

– Умывайся, там рукомойник в углу возле печки, мыло… Ну и ложись, свет погасить только не забудь.

Умывшись, Артем разделся и с удовольствием вытянулся на диване. Собаки умолкли, и он вдруг отчетливо услышал ту особую тишину, которая бывает ночами только в таких вот деревенских домах, стоящих где-нибудь на отшибе. Было только слышно, как тикают в прихожей старые ходики с гирями. Артем вздохнул и блаженно закрыл глаза. «Ну, всё, – подумал он, – сейчас главное ни о чём не думать, никого не вспоминать, идут они все лесом. Отдохнуть хочу».

Рано утром Артема разбудили звуки, от которых он давным-давно отвык. Дядя Гена в прихожей растапливал печь – шумел кочергой и шумовкой, выгребая вчерашнюю золу из топки, гремел дровами, высыпал из ведра уголь. Вскоре печь загудела, а по избе постепенно стало расходиться уютное тепло.

В ногах у Артема лежала свернувшаяся клубком кошка, которую он вечером и не заметил. Он пихнул её ногой, она спрыгнула с дивана и пошла на кухню, задрав пушистый хвост.

– Иди сюда, молока тебе налью, – тихо сказал ей дядя Гена, продолжавший что-то делать около печки.

Артем посмотрел на часы – половина восьмого. «Рано вставать, ещё поваляюсь… Всё равно торопиться некуда», – он повернулся на другой бок и снова закрыл глаза. Если бы не пришедшие сразу в голову мысли об Эльвире, он, наверное, был бы счастлив в эту минуту. «Чего я раньше к дядьке в гости не приезжал? – подумал он. – Хорошо тут у него, уютно как-то».

Однако снова уснуть не получилось. Ещё немного поворочавшись с бока на бок, Артем встал и выглянул из комнаты. Дом у дяди Гены был небольшой: сразу при входе – прихожая, выполнявшая также роль кухни, здесь была аккуратная побеленная печь трехходовка, за ней в углу умывальник, напротив – небольшой буфет с посудой, возле окна стоял стол, у двери вешалка; налево от входа – совсем небольшая комнатушка, в которой стояла металлическая кровать с панцирной сеткой (на ней спал дядя Гена) да небольшой старый комод с пузатыми выдвижными ящиками; прямо из прихожей другая дверь вела в просторную горницу с тремя окнами – здесь был диван, в центре большой круглый стол с плетеными стульями вокруг, в разных углах стояли платяной шкаф, большой ларь да тумбочка с телевизором.

Увидев вышедшего в прихожую Артема, дядя Гена, прилегший, было, на кровать в своей комнатке, поднялся:

– Ну как, выспался?

– Ага, выспался. А ты, дядь Ген, чего-то совсем рано поднялся. Ещё толком и не рассвело.

– Так, это уж я по-стариковски, – засмеялся дядька, – рано просыпаться стал. Часов в пять глаза продеру и всё, нету сна. Полежу, полежу, да и встаю. А сейчас так уж и печку топить надо утрами, за ночь выстывает.

– Да ладно ты, чего прибедняешься – «по-стариковски». Какой ты старик? Тебе же шестидесяти ещё нет, кажется? – Артем присел на стул возле стола.

– Через два месяца будет.

Однако дядька и вправду немного хитрил. Не смотря на то, что скоро ему пошел бы седьмой десяток, выглядел он значительно моложе. Был довольно крепок, лишнего сала ни на животе, ни по бокам не имел. Конечно, морщины на лице да седина в коротко стриженых волосах выдавали возраст, но явно не стариковский.

Артем протяжно зевнул и выглянул в окно, за которым начинало светать:

– Дядь Ген, ты ничего, что я к тебе вот так, без предупреждения, без звонка? А то я даже не знаю, какой у тебя номер мобильного.