— Ирин Сергевна…
— Ну я слушаю, слушаю, — по холодному прищуру раздраженно потемневших глаз было заметно, что она на взводе. Паша медленно выдохнул и, не в силах сосредоточиться и подобрать слова, просто протянул начальнице смартфон с открытой в браузере страницей последних новостей. Зимина, недоуменно вскинув бровь, пробежала взглядом по строчкам и, тут же отшвырнув телефон, яростно сверкнула глазами:
— Какого хрена, Ткачев?!
========== Часть 26 ==========
“Крупный бизнесмен и меценат Заварин скончался от сердечного приступа…”
“На загородном шоссе в ДТП погиб майор полиции Ветров…”
“Очередная трагедия с участием сотрудника полиции…”
Строчки, фамилии, места, даты. Разрываются едким крошевом, смешиваясь в невообразимую карусель на пиксели разлетающихся кадров, и подступающая к горлу дурнота закономерна более чем — на этом чертовом колесе собственных неожиданно-диких поступков удержаться хотя бы уже будет подвигом.
Не надраться в хлам, впрочем, тоже.
Он не имел права даже просто набухаться — до помутнения в мозгах, до отключки сознания, до трясущихся на утро рук и раздирающей башку давящей боли. Предельная концентрация, полная сосредоточенность, звериная осторожность — вот что оказалось первоочередным. И позорная слабость нажраться в драбадан, не совладав с эмоциями, могла стоить дорого. Свободы или жизни, его собственной и Ирины Сергеевны тоже. Эта роль была непривычной — не тупого исполнителя четких приказов, а настороженно выжидающего охотника, выбирающего удобный момент, чтобы красиво его обыграть.
Творческая личность, мать вашу.
Безобидный курьер с кучей фальшивых бумажек, гаишник на дороге, притормозивший машину для проверки документов, случайный попутчик, подобранный на окраине… До жуткого легко менялись роли и маски, как по нотам звучали ожидаемые реплики, щедро сдобренные импровизацией. А потом долго, устало содрогаясь, торчал в машине, не решаясь сесть за руль, подавляя затягивающую темноту, не смея ей поддаваться. Дома не меньше часа стоял под контрастным душем, задыхаясь от липкой духоты или заходясь в ознобе, и старательно не-думал. Не позволял себе думать о том, что и ради кого совершил.
Спасительной рыжей вспышкой раздирал беспросветную муть терзающей темноты властно-ослепительный образ, словно вкачивая откуда-то прилив новых сил. Он не имел права расклеиваться по умолчанию — то, что вынесла хрупкая женщина, он обязан был вынести вдвойне. И другого исхода просто не может быть.
***
— Слушай, Паш, помнишь ты мне предлагал прослушку на встречу с собой взять? — Зимина, устроившись на краешке дивана, привычно закинула ногу на ногу, машинально скользнув глазами по экрану рабочего компьютера. Там, к ее удивлению, не был открыт порносайт или на худой конец какой-нибудь пасьянс, а чернели строчки напечатанного в редакторе текста. Зрение подводит или это Ткачев так хорошо шифруется?
— Что-то припоминаю, — усмехнулся Паша, правильно истолковав взгляд начальницы. Похоже, в самое простое и очевидное объяснение — что он действительно взялся за работу, она ни на минуту не поверила. Впрочем, он и сам до недавнего времени не поверил бы.
— Только мне бы что-то такое… ну, чтобы засечь не смогли. Я в этом вообще-то не очень понимаю, такое вообще возможно?
— Когда у вас встреча? — моментально напрягся Паша.
— Через два часа, — отведя глаза, со вздохом призналась Ирина Сергеевна.
— Кажется, у меня найдется кое-что, — Паша, раскрыв сейф, принялся что-то усиленно выискивать внутри. Сначала наружу показалась огромная стопка бумаг, за ней вторая, следом табельное, потом бутылка отнюдь недешевого виски, затем несколько дисков… Ира, заметив обложку более чем фривольного содержания, выразительно повела бровью.
— Да вы не думайте, Ирин Сергевна, это улики по делу… Ну, дело мы ведем… — пробормотал Ткачев, поспешно закрывая рыжую красавицу на обложке очередной папкой.
— А-а-а, ну я так и подумала, конечно улики, что же еще, — с невинным видом покивала Зимина, но чертики в насмешливых карих глазах зашлись в откровенно издевательском смехе.
— Вот, нашел, — пробормотал Паша, демонстрируя целую коробку со всевозможными непонятными электронными штучками и вытащил одну, совсем крошечного размера. — Не жучок, а микрофон, так что засечь не должны. Вы, главное, его включите заранее. — Окинул начальницу критическим взглядом. — Только куда прикрепить? На форме сразу палево будет.
— В сумку тоже не закинешь, я ее в машине оставляю, — задумчиво пробормотала Ирина Сергеевна. — И плащ в такую жару будет выглядеть подозрительно.
— А может… — смущенно потер подбородок, медленно наливаясь краской, — ну… э… под форму?
В первое мгновение решил, что Зимина грохнет его тут же — убийственный взгляд и удачно стоявшая под самой рукой начальницы тяжелая карандашница очень располагали к подобному сценарию. Однако пронесло.
— Давай сюда. Как эту ерунду крепить вообще?
— Эта ерунда, между прочим, как три моих зарплаты стоит! — возмутился Паша. — Нет уж, давайте я сам, повредите еще чего ненароком…
Вторично полыхнув глазами, Ирина Сергеевна расстегнула первую пуговицу рубашки и тут же, опомнившись, накинулась на Ткачева:
— Дверь закрой! Зайдет еще кто-нибудь, подумает, что мы непонятно чем занимаемся!
“Да я бы не против”, — едва не вырвалось у Ткачева полушутя-полусерьезно, но он вовремя проглотил неуместную шуточку с долей правды. Повернув ключ в замке, пристроился напротив начальницы, целомудренно вытянувшей из петель еще пару пуговиц, и про себя выразительно хмыкнул. Ох уж эти ба… женщины! Можно подумать, чего-то он там не видел! И видел, и… С трудом отмахнувшись от совсем неуместных и уж точно далеких от пристойности мыслей, ловко стянул форменную рубашку с одного плеча, открывая взгляду приятные формы в классически-черном кружеве.
— Ткачев! — хрипло одернула Ирина Сергеевна, явно ощутив его замешательство, а особенно осторожно скользнувшие по телу руки. Нагловато-мягкая насмешливость в темных глазах еще больше сбила с толку, но пальцы, коснувшись еще раз, наконец исчезли, и, с трудом выдохнув, Ира тут же пришла в себя, немедленно обругав свое тело, реагирующее совсем неправильным образом.
— Ну вот, порядок, — сообщил Паша, заботливо накидывая край рубашки обратно на плечо и поправляя воротничок. Галантный нашелся, тоже мне, сердито подумала Ира, поспешно застегиваясь и подхватывая китель. — Вряд ли найдут. Думаю, раздевать они вас не будут все-таки.
— Очень смешно! — яростно выпалила Зимина и, дернув ручку двери, вылетела в коридор.
Щеки у нее неприлично пылали.
***
— Прям шпионкой какой-то себя чувствую, — Ирина Сергеевна без сил опустилась рядом с Пашей, устало откидываясь на спинку сиденья. — Думала, умру от страха, пока “инструктаж” выслушивала… Да сними ты с меня уже эту хрень! — набросилась, нервно рванув воротник рубашки. Ткачев, неуверенно потянувшись к пуговицам, на удивление без лишних прикосновений обнаружил прикрепленный диктофон, однако руку убрать не спешил. Зимина, странное дело, тоже не стремилась вырваться или хотя бы рявкнуть, только как-то тяжело, прерывисто, будто болезненно дышала. И дрожала — наплывавшими волнами тихой вибрации напряженная дрожь отдавалась в его руках, будто перетекая, отзываясь во всем теле. Только сейчас осознал, в каком диком напряжении находился сам, не представляя, что с ней происходит, не имея возможности проверить, все ли в порядке. Он, конечно, ничуть не сомневался в актерских данных дорогой начальницы — уж в чем-чем, а в умении дурить окружающих равных ей не было. Но перемалывающий изнутри страх оказался сильнее — сильнее доводов разума, сильнее уверенности в ее силах.
Сильнее его самого.
— Паш… — Голос — раскаленная карамель, вливающаяся в мозг: тягуче-горячая, расплавленно-сладкая, чем-то густо-нужным артерии заполняющая. А его руки — до сих пор на ее теле, и ладонь так осторожно-правильно, почти-что-невинно — на колком кружеве, ровно там, где жалобно-сбитыми ритмами заходится сердцебиение. И это медленное осознание вышибает мозги до больно-взрывающихся, ослепительно-вспыхивающих звездочек.
