Лицом физкультурница тоже не вышла. Поэтому Тумасов обращался с ней исключительно как с коллегой по работе. В общем, куда ни кинь – везде клин. Но спустя многие годы учительство казалось Илье Фридриховичу чуть ли не благодатью. Ну, если разобраться, где-то так оно и было. Главное – уследить, чтобы какой-нибудь шалопай не свернул себе на уроке шею. А в остальном – спокойная, размеренная работа, не требующая ответственных решений, от которых иногда зависит твое будущее, и устоявшаяся жизнь, предсказуемая на годы вперед.

Уволившись из школы, Тумасов не знал, что будет завтра. Поскольку стал он челноком. Илью Фридриховича сманил знакомый, тоже учившийся в институте физкультуры. Тумасов благоразумно выждал до конца учебного года, а отпуск посвятил шоп-турам. Он убедился, что возить заграничное тряпье куда прибыльнее, чем работать в школе. Илья Фридрихович уволился и целиком посвятил себя новой деятельности. Движение челноков тогда лишь набирало силу, свободных ниш хватало. К тому же у Тумасова совершенно неожиданно для него самого открылась предпринимательская жилка. Он чувствовал спрос, мог предсказать его и опередить конкурентов. Помогла и спортивная закалка, сила и выносливость, которыми могли похвастать далеко не все челноки. На первом этапе это имело большое значение. Тот же спорт приучил Илью Фридриховича к здоровому образу жизни. Многие челноки после удачного вояжа надолго припадали к бутылке. Русские люди, странно, если бы было иначе. Тумасов к спиртному относился без фанатизма. Мог позволить себе выпить грамм триста за компанию и этим ограничивался. Он больше преуспевал по женской части. Но до поры до времени.

Здесь опять следовало вспомнить добрым словом бокс. Тренер настойчиво учил молодого Илью ставить перед собой конкретные цели и упрямо их добиваться. Его уроки не пропали даром. По большому счету челночество напоминало бокс. Здесь тоже имелись свои ступеньки, словно спортивные разряды, поднимающие статус человека. Илья Фридрихович начал упрямо карабкаться по этим ступенькам, для чего ему потребовался надежный тыл, понимающая и работящая жена. Перебрав немало вариантов, Тумасов сделал окончательный и, надо признать, весьма удачный выбор. Молодая супруга всецело разделяла его планы, помогая мужу и словом и делом. Еще до свадьбы Илья Фридрихович поставил на рынке несколько ларьков, а вскоре открыл свой первый магазин. Время было лихое, тут же нарисовались бандиты, обложившие бизнес Тумасова данью. Поначалу Илья Фридрихович сильно возмущался. За что платить, как вообще у вымогателей хватает наглости требовать чужое? Будь его воля, он бы этим соплякам все кости переломал!

Увы, кулаками горю не поможешь. У сопляков в карманах лежали стволы, делавшие бесполезным умение посылать противника в глубокий нокаут. Пришлось смириться. К счастью, главарь рэкетиров оказался человеком сообразительным и терпеливым. Тумасову опять повезло.

Не перечесть, сколько жизней безвременно оборвали бандитские пули, сколько разорилось начинающих предпринимателей лишь из-за чрезмерной жадности рэкетиров, хотевших все и сразу. Не давая бизнесменам толком подняться на ноги, они угрозами и пытками тянули из них деньги, обирая до нитки. Бандит, «крышевавший» Илью Фридриховича, мыслил дальними перспективами. Даже слишком дальними для человека, жизнь которого может оборваться в любой момент. Но ему тоже повезло. Годы шли, а тандем предпринимателя и вымогателя существовал в том же составе. Прежней оставалась и доля за «крышу». Изменились только суммы выплачиваемых денег, поскольку к магазину Тумасова прибавился сначала второй, потом еще один, и еще, и еще. Через семь лет Илья Фридрихович владел небольшой торговой империей. Хотя нет, до империи он недотягивал. Скорее это было торговое княжество.

После дефолта начался очередной передел собственности. Тумасову и его «крыше» пришлось туго. На горизонте нарисовался зубастый конкурент, которого кризис лишил большинства источников доходов. Назревала война. И тут по совету хорошего знакомого, занимавшего ответственную должность в мэрии, Илья Фридрихович еще раз круто поменял свою жизнь. Продав часть магазинов, он купил на аукционе государственную дорожно-строительную компанию. В те годы покупка казалась весьма сомнительной. Обнищавшему государству было не до дорог. Ну кто бы мог тогда предсказать стремительный рост цен на нефть?

Несколько лет новое приобретение Тумасова едва обеспечивало собственное существование. Илья Фридрихович утешал себя тем, что после дефолта всем стало хуже. Ему еще не так плохо. Жил он в шикарной квартире, недавно сменил пресловутый шестисотый «мерседес» на «лексус», ежегодно вместе с женой и сыном отдыхал на престижных курортах. Тумасов даже представить себе не мог, что произойдет уже в ближайшем будущем.

Как известно, в России две беды: дураки и дороги. Здраво рассудив, что в пьющей стране избавиться от первой беды невозможно, правительство решило пободаться со второй бедой. Благо в страну набирающим мощь потоком хлынули нефтедоллары. Едва через кремлевскую стену просочились слухи о суммах, которые государство решило потратить на приведение дорог в порядок, оживились дорожники и связанные с ними чиновники. А тут еще добавил оптимизма «властелин колец», столичный мэр, активно взявшийся за реконструкцию московских дорог. Цена вопроса на единицу расстояния поначалу уступала европейской и американской. Дорожники принюхивались, присматривались, оценивали ситуацию. Но затем тихой сапой все это переросло в разбойничью вакханалию.

«Нам Европа не указ!» – под этим девизом дорожники и чиновники бросились рьяно обогащаться. Им могли позавидовать даже нефтебароны. Кое-где стоимость одного километра дороги доходила до немыслимой суммы в сто миллионов долларов.

С легкой улыбкой Тумасов вспоминал то время, когда он мысленно корил себя за глупое приобретение. Теперь магазины, некогда являвшиеся основой его благосостояния, стали для него чем-то вроде игрушки. Побаловался сам – отдал жене, раньше бывшей у него на подхвате. Дороги, для большинства россиян являющиеся источником бед, оказались для Ильи Фридриховича настоящим золотым дном.

Он не был в Москве четверть века, с того дня, как восемнадцатилетним салажонком явился на призывной пункт. Возвращение для него стало настоящим испытанием, проверкой чувств. В аэропорту он взял такси и отправился в гостиницу, где ему забронировали номер, с любопытством рассматривая из окошка кардинально изменившийся город. Нельзя сказать, чтобы новая Москва ему очень понравилась. Скорее она вызвала у него ассоциации со столицей какого-то могущественного варварского племени, завоевавшего полмира и собравшего в своем главном городе материальные ценности покоренных народов. Все вперемешку: архитектура европейская, американская, азиатская, еда французская, итальянская, китайская, машины немецкие, американские, японские. Все растворено в одном подозрительном на вид коктейле.

– Бушуев Дмитрий Петрович, – служащий отеля бегло пролистал его паспорт. – Ваш номер триста одиннадцатый на третьем этаже.

Он поднялся на третий этаж и воочию убедился в справедливости слухов о жуткой московской дороговизне. В американской глубинке, где он провел достаточно времени, похожий номер стоил бы как минимум в два раза дешевле. Он разобрал вещи и переоделся. Хотя из-за разницы часовых поясов у него в Окленде сейчас была глубокая ночь, любопытство оказалось сильнее желания спать. Он вышел на улицу…

Дима Бушуев родился в маленьком российском городке, куда волею судьбы забросило его отца. Там отец женился, получил квартиру, поучаствовал в рождении двоих детей и запил. Сперва один, а потом на пару с женой, сначала пытавшейся бороться с пагубным пристрастием мужа, а затем как-то незаметно составившей ему компанию. В таких условиях дети были предоставлены сами себе. Димина старшая сестра каким-то чудом избежала традиционной участи отпрысков родителей-алкоголиков. Возможно, потому, что мать сорвалась, когда ей уже было четырнадцать лет. Девочка хорошо окончила школу, уехала в областной центр и поступила там в институт. Все прелести существования с пьющими родителями довелось испытать ее брату. Отец с характерным для алкоголиков переменчивым настроением то ласкал сына, то избивал его до потери сознания. Еда в доме появлялась редко, и ее приходилось самым настоящим образом красть, пока ее не употребили на закуску. Денег не было даже на дешевый школьный костюм, и Дима умудрился проходить в одном со второго класса до четвертого. И тут, наконец, подключилась общественность. Забили тревогу, лишили отца с матерью родительских прав.