Я закатила глаза, перенимая пьяное существо из лап незнакомца.

— Забирайте его! — пробасила он, стащив Алфи с себя, и практически взвалив на меня, словно я была тягловым ослом.

— Спасибо, — прошипела я, повернув засов двери, наблюдая, как тень мужчины исчезает на пороге дома.

Я сделала пару шагов, понимая что не дотащу его до спальни, потому что вес у Алфи был действительно медвежий.

— Где ты так накачался?

Еврей встрепенулся и выпрямился, застыв, как статуя.

— В баре, — ответил он, пытаясь самостоятельно дойти до гостиной, стягивая с себя жакет, — Ждала меня, да?

Я фыкрнула, в очередной раз убеждаясь в том, что всё-то он знает, пытаясь уложить пьяного мужчину, толкая его в грудь.

Алфи в принципе был практически без чувств, ничего не понимал, где он и кто он, но отчётливо называл меня по имени.

Я пыталась его растормошить, но ничего не выходило, чтобы помочь ему снять рубашку, а ещё чтобы вытащить его настырные руки из-под моего халата.

— Дай потрогаю, — бормотал он, вскидывая голову, смотря в мой подбородок как покорный щенок, что жаждал женской ласки, — Потрогаю и отпущу. Сразу спать лягу, — ставил он мне неравные условия, снова запуская ладонь под ткань халата, — Честно.

Он ляжет, а что делать мне?!

— И не мечтай, — отрезала я, сцепив руки Алфи на своём теле. Это «не мечтай» каждый расценил по своему или же одинаково?

Тогда он оказался сильнее, хватая меня талию и роняя на просторный диван так, что я от силы захвата вполне могла быть раздавлена, а ещё повредить голову о жёсткую кожаную боковинку.

Еврей в этом деле был просто искушен до автоматизма, подкладывая руки под мой затылок, страхуя от сотрясения и возможной травмы головы.

— Попалась, да? — улыбнулся он, смотря мне в глаза, задевая носом мой носик, целуя его несколько раз, — Момент истины…

Алфи аккуратно приблизился к моим губам, не зная, как лучшей подойти, чтобы наш поцелуй удался, задевая мои щеки и скулы.

Я с придыханием ждала этого момента, облизнувшись немного судорожно, наконец, ощущая горячее тепло, бегущие по губам.

До встречи с ним я жила не просто не познавши радостей секса, но и вообще мужской ласки, и даже дурацкого поцелуя, который в этот миг сорвал еврей. Он пригубил меня, как крепкий напиток, а после вдохнул грудью аромат моих волос, ожидая, что я отвешу ему пару пощёчин, но я смиренно лежала, подмятая им, как котенок.

— Наверное, всему виной неправильно затопленный камин, — шептала я в слух, прекрасно зная за нас двоих, что эта нехватка воздуха от его жарких прикосновений, бросающих меня в озноб.

— Мм? — вопросительно мычал Алфи, не отрываясь от моих щёк и скул, целуя их, словно я редкий экспонат, который до сей минуты трогать было нельзя.

Он снова поднял глаза и вернулся к губам, целуя уже более настойчиво и плодовито, запуская язык в мой сомкнутый в недоумении ротик. Я и понятия не имела, что и мне нужно что-то делать ими, чтобы привести Соломонса в минимальный восторг.

Я вполсилы пыталась сопротивляться, но я оставалась всего лишь миниатюрной хрупкой девушкой, без возможности противостоять сильному и крепкому мужчине. Лишь мямлила что-то несвязное, мол, нет, Алфи, прекрати, хватит. Набор основных клише недотроги, от которых самой же становились смешно и противно.

Слова мои становились всё тише, переходили в шёпот, а после в безвучное шевеление губами, пока его губы плавали по моей шее, приводя меня в мягкий восторг.

Его горячие руки совсем нежно сжимали грудь, которую я оголяла без его просьб, обнажая небольшие округлости, и Алфи припадал к ним, вынуждая меня стонать в его ладонь.

Сколько длилось это безобразие, как я вообще оказалась под ним и когда Соломонс успел стянуть с меня всё, что недавно так сильно мешало ему, образуя недосягаемость — неизвестно.

Алфи ловко забрался своей сухой рукой в мои невольно намокшие трусики, и перед глазами моими всё поплыло.

Разум уже поехал и не кричал «остановись», а тело превратилось в одну сплошную точку удовольствия, и я закрыла глаза, запрокидывая голову.

Еврей ловко ласкал меня одной рукой, забравшись под платье, в котором я спала часом ранее, а другой рукой мял мою небольшую девичью грудь, целовал и кусал мою шею.

Я была не уверена, что он понимает с кем находится, и кто же лежит под ним, скромно вздыхая.

Пожалуй, это была последняя здравая мысль, посетившая меня, перед тем, как мои ножки подломились от этого сладострастия.

Альфред услышал стон одобрения и поднял глаза, кажется, узнав меня с первого раза.

— Аа. Мисс Чангретта в моих руках по собственной воле, значит, да? — начал клокотать невнятно, пытаясь вязать слова с нитью смысла, покусывая меня за правый сосок, заставляя вскрикнуть и получить ладонью по губам, а уже после того, как я стихла — ещё и по груди, что больно качнулась от шлепка его руки.

— Тс… Только разбуди мне Луи, — рыкнул он, — Я тебя тут досмерти затрахаю, однако.

Дрожь побежала по моему телу. Не так я себе представляла первый раз, и далеко не так его описывал Алфи. Впрочем, грязная билеберда мне нравилась, и я ощущала устойчивый жаркий ком внизу живота, ждущий разрядки.

Соломонс, не думая, стащил с меня трусики и залез головой между моих ножек. Я едва не потеряла сознание от наслаждения, когда он забрался туда своим горячим языком.

Он делал это весьма умело, задевая нужные точки то тут, то там, выводя меня на тихие стоны, пока пальцы мои зарывались в его волосы.

Я извивалась точно змея в траве, вздергивая голову и снова опуская, словно меня резали лезвием удовольствия. Руки его обводили мою бедра, мои ягодицы и слегка пощипывали, царапали ногтями.

Изредка он поднимался к груди, оставлял на ней жадные засосы, вёл влажную линию к шее, и на ней вырисовывал фирменные отметины, а после снова припадал к сокровенному низу.

Вскоре, ощутив горячую волну, что была похожа на сход снега с лавины накрыла меня полностью и с головой. Я вскрикнула, прикусила губу и забилась в конвульсиях женского счастья, опускаясь на диван, теряя пространство и время. После я ненадолго притихла, а Алфи всё продолжал ласкать моё жаркое юное тело своими кипящими ладонями.

Алфи приподнялся, лицо его было влажным, а по груди бежал пот. Пальцы его прошлись по моему лону, что содрагалось с негой в пульсации, а он смотрел и изучал, периодически поглядывая мне в глаза, словно не узнавал меня или с кем-то путал.

Он стащил с себя брюки, приспустил их лениво до колен, а после и белье, а что было под ним, я не увидала. Соломонс тяжело опустился сверху, схватил меня за подбородок, словно пытаясь узнать меня в ком-то, придирчиво осматривая, как коня на рынке.

— Кто ты, блять, такая? — спросил он меня прямо, когда я опустила волосы на плечи, пытаясь вразумить его.

— Виолетта, — ответила я, за что получила сомнительную гримасу и слабую пощёчину.

— Виолетта… — задумался Алфи, держа свой вес на мышечных руках, что выползли из тени и были весьма обширными.

Я оглаживала его руки, ощущая мягкую кожу, обводя пальцами различные нательные рисунки.

— Это я, Алфи, — проговорила я шёпотом, смотря в серые и смотрящие сквозь меня глаза, краснючие и пустые, словно передо мной кукла.

— Ты не Виолетта, — прохрипел он, — Какая-то самозванка, — твердил Соломонс, запуская средний палец мне в рот, — Я же знаю Виолу с первых шагов. Она не ляжет со мной после всего, что было. Не родит мне ещё одну дочь. И сам я вряд ли уж до субботней молитвы доживу.

Я попыталась понять, что он лопочет в пьяном угаре.

— У тебя есть сын, — вторила я, — И до субботы ты ещё как доживёшь.

Алфи рассмеялся истерически.

— Давай, спроси же меня, где моя дочь, — шипел он мне в губы со злобой и болью в слезливых и чёрных как смоль глазах.

Я облизнула губы, чувствуя его дыхание на них, а после боль в нижней челюсти, когда Алфи сцепил мой подбородок до посинения кожи.

— Я её сам же и убил, — прорычал он мне в лицо и холодная солёная вода капнула на мой нос, заставляя меня сморщится, а еврея отпрянуть.