Девушка встала, оступилась, чертыхнулась и побрела вниз, приводить себя в порядок и чувство.

— Тебе письмо! — стоило открыться двери в её спальню, как голос мамы ударил не хуже электрического оголенного провода к которому она прикалась в детстве языком.

Быстрые шаги, два прыжка через ступеньки и Виолетта уже стояла возле матери, смотря на светлый конверт в её руке.

— Пишет твой английский друг, — улыбнулась женщина и девушка обомлела, осторожно забирая конверт, отправляясь на лестницу, присаживаясь на ступени, разворачивая к себе титульную сторону, впиваясь глазами в знакомый почерк. Чуть-чуть косой и мелкий.

Руки вспотели, а пальцы дрожали, разрывая угол с печатью и исписанный с двух сторон лист был представлен взору.

Здравствуй, милое солнце моё! Поздравляю тебя с окончанием шестого класса! Ты взываешь во мне чувство гордости и ещё большего уважения!

Теперь, ты на пути к новой, взрослой жизни, которая будет наполнена дружбой, любовью, верностью, счастьем, смехом и улыбками, а порой — горечью и ожиданием. Худа без добра никогда не бывает, правда же?

Прости, что я перехожу на «ты»! Думаю, эти четыре месяца позволили тебе впустить меня в своё сердце и больше не бояться меня.

Как твои дела, Виолетта? Счастлив узнать, что ты выбрала профессию, которая придётся тебе по душе, однако.

Быть медицинской сестрой — честь. Белый халат — знак спасения. Знания — ключ ко всем замкам.

Ещё бы узнать, где ты прячешь ключи от моего сердца? А ещё не менее важно знать, как и при каких обстоятельствах я отдал его тебе?

Может, ты меня обокрала?

Прошёл долгий и суровый месяц с последней нашей встречи, а я уже устал тосковать по тебе. Мысли напряжены, нервы на пределе, ревность рвёт на части. Знать, что ты где-то там, далеко от меня, где пеленой накрывает твой день, а я здесь — в другой половине, где солнце встаёт чуть повыше, но одновременно с твоим. Мы видим один восход, один зенит и один закат. Мы под одним небом, но ещё не вместе. Пока ещё не вместе.

Кто-то, наверняка, провожает тебя после школы? Кто-то покупает тебе твой любимый шоколад? Кто-то таскает твой рюкзак?

Надеюсь, что на всё ответ будет один — нет. И он будет честным. Я взываю тебе к духовной верности но, можешь не пренебрегать и физической. Было бы замечательно, скажу так.

Если бы ты только могла поверить в чистоту моих мыслей и намерений, я был бы самым счастливым человеком на земле! Клянусь!

Тебя беспокоит моя работа? Нет причин волноваться — дела идут в гору. Я держу свою планку и падать пока не собираюсь. Бизнес — дело юркое, а в этом деле нужен особый подход.

С твоим братом я держу отношения на нейтралитете. Делаю всё возможное, но ты должна понимать, что последние события как политические, так и мировые делают своё плохое дело. Знаю, тебя это волнует, но всё будет мирно — обещаю. Я не приложу ствол к виску твоего брата, пока он не сделает это первым по отношению ко мне.

Не думаю, что он одобрит наш намечающийся союз, а тем более — предстоящую свадьбу. Но, попробовать стоит.

Свадьбу? Ты спрашиваешь себя саму о том, какая ещё свадьба? Самая обычная свадьба, где будем ты и я, а ещё побережье Франции для нас и тёплый пляж.

А потом, наш дом, наш сад и лужайка. А ещё причудливые мраморные гномики, выкрашенные краской возле заборчика.

Чего-то не хватает, правда? Может, детей, а? Двоих? Или троих, милая?

Одного?! На одного я не согласен! У меня тут империя, а наследник только один?!

Пффф, не для того я тружусь, моя сладкая, чтобы «отделаться лёгким испугом».

Наверно, тебя отталкивает моя настойчивость. Я бы назвал её решительностью. Пора в моём возрасте решаться на что-то важное, создать уже то, ради чего стоит жить, а не существовать в обнимку с бизнесом.

Я могу дать тебе всё: семью, карьеру, побрякушки из золота, наряды. Всё, что душе угодно. Взамен самую малость — твою любовь. Подумай об этом на досуге, ладно?

С уважением, А. С.

P.S. Загляни в конверт, там ты найдёшь подтверждение моих намерений и слов!

Виолетта перевернула конверт и из него звякая о ступеньку выпало тонкое помолвочное кольцо с небольшим бриллиантом.

«Еврей крупно потратился… Что-то тут не так!»

***

Уже тогда мой рассудок взывал меня к наивысшей ступени. А что я? Я забалялась с ним по переписке и только я, Алфи и Бог знает, что мы говорили друг другу через почту и крылатых почтальонов.

Я уже была его женой во всех смыслах. Только, что называется, экстерном. Всё было не так невинно, как кажется. Мы занимались любовью с помощью бумаги и ручки. Господи, что я творила?

«Крутила бумажный роман с главарем еврейской группировки!»

Я заметалась, придерживая бутылочку с молоком, другой рукой хватая телефон с тумбы и набирая номер.

Короткие гудки.

Да, связи с межгородом, да и вообще какой-либо нет!

Где сейчас Лука, мать его?! Где его носило весь этот вечер, когда он оставил меня с его ребёнком, зная что в любой миг могут войти «недруги» и снести наши с Тео головы одним махом!

Здесь что-то определённо было и есть не чисто, только в чём подвох?

Что теперь делать с тем, что наобещала Алфи в письмах? Начиная с отношений, свадьбы и вечной любви, да верности, заканчивая девственностью, которую еврей берег у меня как зеницу око! Трясся о ней даже пуще, чем я! Словно из нас двоих ему она была нужнее.

Мысли мои превратились в не свежий винегрет, когда я зарылась в руки, стараясь не плакать, но сладковатые слезы сами брызнули из глаз.

Сейчас ведь не время отчаиваться, опускать руки и трусить. Передо мной в первую очередь человек! Человек, который как и я был когда-то ребёнком, затем подростком и простым смертным. Он также чей-то сын, брат и дядя. Уже после этого он еврей, а уже в последнюю очередь — глава группировки, которую сам создал, нарисовал и воплотил в жизнь.

Тео уснул и я поднялась с постели, плотно накрыв племянника одеялом, осматривая украдкой комнату.

Темная и мрачная, как какая-то коморка или чулан. Два шкафа, люстра и кровать. На люкс не похоже.

Я выглянула в окно. Темная ночь и только тихое пение птиц вдали. В отражении стекла я рассмотрела себя. Бледная, мрачная и усталая. Волосы растрепались и пуговицы на рубашке болтались на авось.

Часы вернули меня к реальности и я вздрогнула. Ровно девять. Через час у меня появится возможность хоть что-то и хоть как-то изменить.

========== III. Но ни разу не вспомнил он ту, что любил, потому что ни разу о ней не забыл ==========

POV/АЛФИ

Жизнь никогда не была особо справедлива и любвеобильна ко мне. Скорее, с рождения она относилась ко мне на авось. Наверное, у неё были на то причины. Начиная с меня самого и моих родителей.

Их я, по классике всех трагических автобиографий, не знал. Не видел ни в живую, ни на фото, ни во сне.

Короткие поблески, порою, всё же были. Например, спешишь себе в Пекарню и тут запах сгнившей осенней листвы. И словно вернулся коротким воспоминанием в какой-то старый полуобрушенный дом. Что за дом, как его отыскать сейчас ради одного этого запаха и частички моей хронологии?

Я подкидыш. Родился осенью. Нашли меня, как и полагается во всех конченных случаях, под забором в тонкой пелёнке. Позже узнал, что грел меня дворовый пёс все эти часы под промозглым дождём и ветром.

Выходит, меня зачали, выносили, родили и тут же выкинули, ненужный биомусор? Выходит, так, — бормочу я сам с собой.

От этого мне, конечно, печально, но уже не очень. Годы, время, смена времен года лечат? Да нихера они ничего не лечат. Притупляют — да, отвлекают — да, стирают по чуть-чуть детали и сбавляют колкость воспоминаний — да. Но не лечат! Может, лечат от всего этого люди? Не просто прохожие или знакомые, сослуживцы, друзья или коллеги. Может, кто-то более близкий, родственные, что ли.

Разбитую судьбу и раздробленное на осколки сердце необходимо лечить другой судьбой и другим сердцем, только целым, которого хватит на двоих.