Всё, что её волновало — это новые ощущения и горячие пальцы еврея на её теле, и едва тёплые руки второго неизвестного ей, что растирал и мял мягкую грудь под тканью белья.

Так продолжалось бы вечно, если бы Виолетта не застонала в кляп так гулко, что Лука довольно хмыкнул, а Алфи обомлел, сдерживая собственную дрожь и хватая её за руку, вздергивая и ставя девушку на ноги.

Ее бедра тряслись, как в судороге или припадке, подкашивались, а грудь высоко вздымалась и опускалась.

Альфред крепко удерживал девушку спиной к себе, продолжая усиленно услаждать её средним пальцем, пока та получала безрассудную и безудержную разрядку, смотря на то, как Лука стянул с себя маску, запуская в рот острую зубочистку и чванливо улыбаясь, смотрел ей в глаза.

Виолетта невольно взвыла в кляп, сводя ноги и закрывая грудь, ощущая себя на самом верху блаженства, царапая лежащую на её «холме» руку едва ли не до крови, прикусывая губы и извиваясь в сильных еврейских руках.

— Ммм! — промычала она, смотря в знакомое братское лицо, поднимая взор на Алфи, что, ухмылаяясь, смотрел ей в глаза, склоняясь к уху.

— Как ты кончаешь, а, — прохрипел он своим басом, — Как умело, да? — поднял он глаза на Луку, — Хорошо тебя ебаные макаронники поднатаскали, да? Видишь, как родного брата отменно обслужила, да? Он доволен.

Виолетта сглотнула, смотря в висок Алфи, держа голову вздернутой, не смотря на брата, ощущая жуткий стыд и мечтая провалиться сквозь землю.

Комментарий к IX. Инцест - универсальное табу

Спасибо бете 👀💋

И спасибо всем за ожидание)

========== X. Когда сердце его будет завоевано, у нее останется время, чтобы влюбиться в него самой ==========

Комментарий к X. Когда сердце его будет завоевано, у нее останется время, чтобы влюбиться в него самой

Извиняюсь за долгую проду)

Спасибо за ваши отзывы и сборники, которые чертовски поддерживают!

Спасибо дорогой WorthIt ❤️

***

Алфи чиркал зажигалкой, глубоко вдыхая едкий дым, сидя на кухне. Ничто не могло потревожить его размышлений, даже Виолетта, что играла в гостиной с маленьким Луи, запуская свои тонкие пальчики в его светлые волосы.

Он не хотел её отпускать, несмотря на то, что Лука уже дышал ему в затылок и требовал помощи в поиске сестры. Алфи не хотел расставаться с Виолеттой; он слишком привык к её присутствию в доме и жизни, как его так, так и в жизни ранимого Луи.

Он слишком много наобещал мальчику и корил себя за это. Зачем он ляпнул про мать, зачем вообще украл Виолетту, и для чего дал ребёнку надежду?

Даже если её оставить силой, то вряд ли она когда-то сможет полюбить того, кто лишил её свободы и воли, лишил семьи и крова, забрал и поселил в чужой стране.

«Она же не ебаная роза, чтобы пересаживать её из одного горшка в другой!» — ругался он про себя, слыша в гостиной смех.

А если предложить ей остаться? А если забрать к себе её сына и начать воспитывать как своего? На слове «своего» Алфи и прочувствовал всю бренность бытия, понимая, что не сможет растить чужого итальянского мальчика, рожденного от народа, который он ненавидит.

Итальянская кровь так и плескалась в карих глазах, когда Алфи подходил к подросшему розовощекому карапузу, принося смеси и вещи, надеясь хоть как-то принять его и полюбить, ведь он же был рождён от Виолетты.

Но нет. Ничего, кроме неприязни и жалости, что доминировала, заставляя еврея оставить мальчишку в живых.

Не мог он смотреть в острые черты лица и каждый раз, как в первый, рисовать в голове лицо того, кто является отцом мальчика.

В глазах Алфи всегда всплывал тип, схожий с Лукой, как внешне, так и по характеру, такой же заносчивый лицемер, что добился расположения Виолы быстрее, чем сам Соломонс, как бы близко он не ходил рядом с ней.

Зло брало свое, и Алфи с отвращением швырял на полку вещи, закрывая дверь и убегая, стараясь спрятаться от всего ужаса, что устроила ему Виолетта.

Он не верил до последнего, смыкая глаза перед сном — как она могла так поступить, как она могла так быстро предать чувства, найти себе любовь всей жизни и обзавестись семьёй?

«Хоть бы написала!» — думал Соломонс, покуривая и запуская дым в потолок, — «Раздавила меня, дрянь! Призналась бы, и не было бы этих пыток!»

Всё это больно било еврея, а он бил за это Виолетту словами и действиями, заставляя её прочувствовать всё, что чувствовал он — от страха и растерянности, до смятения и угнетения, стыда и обиды, горечи и злости.

И, вроде бы, от этого ему было легче. Но насколько?

Так продолжаться не могло, и конец всему положил Лука, когда пришёл в его покои поздним вечером, пока Виолетта сладко спала в метре от братской руки.

***

Альфред докурил и пару раз ткнув бычок об пепельницу, сплюнул тягучую слюну с примесью махорки в раковину и побрел в сторону гостиной.

Он встал в пороге, задумчиво и с теплом осматривая сидящую на большом шерстяном ковре Виолетту, что, сложив ножки под себя, играла с Льюисом в домино, изредка оглаживая правой рукой свой подросший живот.

Сколько же нежности было в её украдком касании, а сколько любви во взгляде, смотрящем точно на Луи, и медленно переходящем к еврею.

Алфи осторожно присел сзади неё, опустив себя на колени, плевав на вычурно дорогие брюки, пусть они трижды провалятся, ведь он здесь, с семьёй и ничто в этом мире не имело больше такой ценности.

Соломонс совсем легонько поцеловал девушку в макушку, втянул сладкий запах и, удовлетворенно муркнув, опустился рядом с ней,

одаривая счастливой улыбкой.

— Как вы без папки, мм? — спросил он, поглаживая шелковую ткань, что прятала в себе живот Виолетты, оставляя горячими руками отцовское тепло, — Скучали?

Виолетта поцеловала мужчину в губы, а после кокетливо закусила их.

— Не знаю насчёт маленькой Ливи, но я точно соскучилась по папочке!

Алфи на это игриво коснулся её шеи носиком и добавил, как бы между прочим:

— Я думаю, это потому что у нас растёт уверенный в себе Дэниел, не так ли? — обратился он уже к Луи, и тот весело вскрикнул, поддерживая отца, прыгая и разбрасывая домино.

Виолетта насупилась и почувствовала как руки Алфи легли на её живот и обвили, словно в кольцо, где ей стало совсем безопасно.

— Я уже жду не дождусь вечера, когда мы сможем остаться вдвоём и «погадать» на кофейной гуще на пол малыша, — прошептал он ей на ушко и девушка рассмеялась, извиваясь в его твёрдых руках, заливаясь милым пунцом.

Алфи проснулся почти в полдень, удивляясь тому, как же Луи не разбудил их раньше, также, как и яркий солнечный свет, который проливался на спящую рядом Виолетту из окна, которое она по рассеяности забыла зашторить, заставлял его забыть обо всем и любоваться ею в полной тишине. Абсолютно голая Виола спала на левом боку, положив правую руку на свой округлый животик, а на левой находилась ее голова с длинной русой гривой волос, что рассыпалась по постели и мягко щекотила её саму.

Начинающая увеличиваться миниатюрная грудь, округлвй живот и совершенно невинно лицо вызывали в Алфи страсть вперемешку с нежностью, и, кажется, даже любовью.

Взгляд, полный вожделения, скользнул ниже, а после снова поднялся и зациклился на лице, что морщилось и жмурилось от палящего света, что билось в окно. Алфи нарочно не вставал с постели, чтобы избавить спящую девушку от солнечных лучей, которые так старательно пытались её разбудить.

Соломонс с лёгкой улыбкой на лице, оперев вес на левый локоть, с упоением изучал Виолетту заново: пушистые ресницы, остренький носик, мелкие, почти незаметные веснушки и пухлые губки, сжатые в молчании крепкого сна, да немножко смуглая кожа, а под ней — буйный нрав.

— Итальянская кровь, — подметил Соломонс, опускаясь к её губам и оставляя на них робкий поцелуй, пробираясь влажной дорожкой языка к ушку, — Просыпайся, соня. Солнце встало, и ты вставай, — нашептывал Алфи, но реакции не следовало, — Малыш хочет завтракать, — видел он, как буйствует маленькая ножка, заставляя живот девушки ходить ходуном, но и это не могло разбудить её от сладкого сна.