POV/ЕВА

Я открыла глаза в надежде, что сейчас начнётся новая и спокойная жизнь без «обузы». Но, всё рухнуло, стоило мне поднять веки и встретить больничную обстановку, ломоту в теле и всё тоже состояние где-то внизу живота.

Я села резко, заметив на полу грязную пеленку, замызганную кровью и скорее всего моей.

На душе было тоскливо, а в горле стояла сухость и мне жутко хотелось пить.

Я пошлепала к небольшому ведру, накрытому крышкой, звякая железным стаканом, пытаясь зачерпнуть жидкость, но медсестра, женщина лет пятидесяти схватила меня за плечо и отобрала стакан.

— Эй, я пить хочу! — возмутилась я.

— Ага, поили тебя ночью и так уже. Иди в постель, сейчас сама все принесу.

Медсестра мне не приглянулась. Какая-то сварливая тётка.

Я легла, согнув ноги в коленях, запуская ладонь себе между ног, накрыв тело одеялом.

«Неужели его там больше нет?!» — чуть ли не с восторгом спрашивала себя я, но низ живота был предательски твёрд и округ.

Медсестра приволокла мне стакан тёплой воды, протягивая в пухлых пальцах, помогая мне пить.

— Всю ночь за тобой как за роженицей… — ворчала она, — То марли, то воды, то одевать… Ладно хоть помощник у меня был, — клокотала женщина, стягивая с меня моя грязное платье с пятнами крови, натягивая свежую больничную пижаму, — Он тебя и поил, и грел, и уснул тут же. Где он теперь, ума не приложу!

Я пожала плечами, не представляя кто за мной смотрел. Да это было и не важно.

— А, мэм, я хотела спросить… — начала я деликатно, преподнося свой коронный вопрос.

— Жив ребёнок, жив, молодая, — крякала тетка, — Дурью больше не майся. Не гожь тебе этот плод, так оставь его после рождения в приюте. И дело с концами. А так две жизни пытаться угрохать — глупость несусветная!

Я замолчала и откинулась на постели, поправив чистую рубаху, закрывая глаза в разочаровании.

«Что если и правда оставить его там? Может, кто-то заберёт этого ребёнка?»

Через час пришёл папа, мои дяди и я была как на суде, выслушивая нотации о том, что так делать нельзя. А как можно? Так, как они? Не позволять делать выбор?

Если бы не отец и тетка, я бы давным давно жила счастливо без приплода еврея!

А сейчас я вынуждена носить его, терпеть его и выносить все это через силу.

— Па, когда я рожу его, то хочу оставить его в приюте.

Шелби посмотрели на меня косо, но как-то недвухзначно кивнули, а отец потер лицо.

— Да, это куда лучше, чем вешалка.

Сентябрь

Я встретила Рождество с евреем, от него у меня и ребёнок в сентябре.

Я почти не ходила, и все чаще и чаще лежала, потому что живот мой был огромен, по сравнению с моими пропорциями.

Матка давила на лёгкие, на желудок и диафрагму. Я быстро уставала, вздрагивала от шевелений и много раз бегала в туалет помочиться.

Об Алфи ни слуху, ни духу. Как сквозь землю провалился. А может и так?

Папа об этом молчал, намертво и строго.

— Где Алфи? — орала я на него, понимая что он скоро станет отцом, что он нужен мне здесь, чтобы разделить со мной это состояние, — Пап! Он отец моего ребёнка! — кричала я, но меня не слышали и не хотели слышать.

Ребёнок очень активен, особенно ночью, отбивая мои рёбра и печень. Я так и не сумела к нему привязаться, так и не сумела его полюбить и уже была готова оставить его в приюте, на попечении государства, а не моей семьи.

Под утро первого сентября я ощутила лёгкие спазмы, но сославшись на желудок, повернулась на другой бок, укутываясь получше.

Внизу кто-то стучался. Нет, ломился в дверь, но никто не открывал.

Стук прекратился и любопытство моё вступило в схватку с ленью и попыткой встать, да дойти до лестницы, чтобы понять кто пришёл.

Я накинула платье и побрела к лестнице, присев у перил, слушая голоса.

— Томас, ты не поверишь! — воскликнул Артур, — Соломонс жив!

Я всхлипнула, зажав рукой рот, опускаясь всем весом на колени.

«Жив? Значит его пытались убить, но он выжил!»

Я навострила слух.

— Жив? Какого черта? Вы же, блять, закопали его? — повисло молчание, — Или нет? — разозлился отец.

— Земля была слишком промерзлой, — закончил голос Джона и послышался звук удара, затем грохот и вопль дяди.

Отец ударил его за невыполнение приказа.

— Ах, слишком промерзлой! — рычал он, — Как можно было так оступиться?!

Гнев отца продолжался недолго.

— Ладно, подготовьте машину и отвезем девчонку в Челси.

— Челси? Том, ты в своём уме? Она же родить уже должна! — взмолился Джон.

— Уж как-нибудь без тебя разберусь, блять! Если её не увезти, еврей будет искать встреч с ней или ребёнком! Он знает, когда она должна родить!

— А ребёнок? Если начнутся роды в дороге? Что если плод умрёт?

— Я надеюсь на это, — заметил Артур и отец ему кивнул.

— А если выживет? — бормотал дядя Джон.

— Тогда он умрёт не естественной смертью и видит Бог, еврею от этого будет очень плохо и очень больно.

Артур со всем соглашался, Джон же протестовал, а отец уже был не в себе.

— Мы при любом раскладе скажем, что плод мертв. Родился мёртвым. Всё! — гавкнул последнее Томас.

Я забрела в свою комнату на ватных ногах. Мне было сложно понять кто теперь мне друг, а кто враг.

Отец обезумел и мне больше не хотелось звать его отцом. Нет, дело не только в его жестокости, но и в отношении ко мне.

Я как игрушечная, как не живая. Инкубатор для выращивания. Зачем тогда всё это было?

Я присела на кровать и ребёнок усиленно запинался, видимо испугавшись за то, что не увидит свет.

А мне стало его жаль.

Я испытала к нему первые чувства.

— Тише… Тише, — впервые провела я рукой по округлости, поймав тонкую пяточку, — Всё обойдётся. Я даю тебе слово.

========== Глава пятнадцатая ==========

Комментарий к Глава пятнадцатая

Немножко исповеди от Алфи)

POV/АЛФИ

Я залег на дно. На такое дно, что Маргит просто отдыхает и нервно курит в сторонке.

Я купил дом во Франции. Небольшой городок в провинции, милые люди, свежий воздух, леса и озеро.

Мой дом был как раз на берегу. Ну, как дом, очередной особняк.

Здесь я проводил все свои худшие дни, тоскуя по девчонке так, что скручивало до беспамятства и я напивался, хоть и сотню раз давал себе слово завязать.

Мои информаторы сообщали мне все о моей милой Еве. Как она живёт, какие платья носит, где учится, что предпочитает есть на ужин и по скольку дней у неё не прекращается рвота.

Токсикоз, подлюга, мучил мою девочку до самого апреля. Я же постоянно держался на связи с её гинекологом. Молодой мальчишка за небольшие деньги вызывал девочку каждую неделю на осмотры, а после по полчаса докладывал мне «от» и «до». Все анализы, почему много лейкоцитов в моче, почему отекают её пальцы, почему в крови мало гемоглобина.

Но, самое приятное всегда было в конце — это описание моего малыша. Примерный вес, примерный размер мне описывал доктор в красках. Сегодня он как апельсин, а через месяц как грейпфрут.

Сердечко бьётся быстро, а когда мой малыш голодный и мама не поела, то ещё и бунтарь, что требует немножко кашки или супа.

Он или она привереда. Не любит икру и рыбу, Еву рвёт с морепродуктов, значит не рыбак. Вероятно, девочка. Но, и сладости не особо лезут, а значит и не девочка.

Я сидел и гадал, слушая доктора, расплываясь в тупой улыбке. Я так его жду, кто бы знал, этого ребёнка. Плевать какого пола, цвета глаз и волос, главное что мой.

Фотографии я получал каждую неделю. И живот заметно рос, а Ева цвела. Волосы у неё посветлели и стали гуще, щёчки набрали румянца, а тельце обрело женские формы. Широкие бедра, округлые железы и милый животик.

Что греха таить, я мысленно раздевал её с фотографий, представлял подналитую грудь, острый живот и периодически снимал напряжение, рисуя её образы.

Я грезил сексом с беременной Евой, думая об этом каждую пьянку, а они случались почти через выходной от переживаний и тоски.