«Четверо, » — перебирал пальцы свободной руки Алфи, периодически поглядывая на Еву.

Сон потихоньку стал пронизывать его и еврей едва задремал. Медсестра осторожно вынула иглу и не успела дойти до процедурного кабинета, как телефон снова заверещал, параллельно проснулась и Ева от шума, беспорядочно мотая головой, пытаясь поднять веки и тело, снова ничком падая на кровать.

— Хорошо, я сейчас поднимусь! — закончила медсестра, швыряя трубку, обращая внимание на Еву, что стала периодически заливать рвотными позывами тишину отделения.

Алфи поднял голову, смотря как медсестра придерживает железное судно возле лица девушки.

— Присмотреть?

— А ты справишься? Сам не упадёшь после такой-то кровопотери?

Соломонс заотрицал и поднялся, подходя к кровати, смотря на Еву и то, как её рвёт слюной.

— Ладно, смотри в оба, да голову пусть держит на боку, иначе захлебнется. Я туда и обратно! — отратовала медсестра, исчезая за стеклянной дверью, оставляя Алфи с Евой один на один.

POV/АЛФИ

Я смотрел на неё и не верил ни себе, ни её глазам — пустым и каким-то выцветшим. На что я пошёл, чтобы получить короткое пятиминутное удовольствие в финале? И на что пошла она, чтобы только избавиться от этой «ноши»?

Я был пьян, неразумен. Я хотел женщину, а не дитя. Я даже не помнил, как сделал это в финале. Я вроде бы предохранялся, вроде бы вёл себя по-мужской инструкции. А вышло всё не так, как должно было быть.

Но, хоть убивайте меня, Шелби, хоть режьте, но я не жалею, что привел в этот мир моё продолжение.

Я жду этого ребёнка и хочу его. Я хочу носить его на руках, зваться отцом и быть любимым хоть кем-то в этом мире искренне, по-настоящему. Таким, какой я есть. Старым, с язвами на лице и ушах, с кривоватыми зубами и плохим зрением.

Чтобы хоть кто-то в этом мире тянулся ко мне ни за что, а лишь за то, что я есть.

Я хочу приходить домой с винокурни, швырять пальто на крючок и на перевес с подарками и вкусностями идти на встречу моим детям и быть распятым их любовью.

Я не хочу больше слышать мат и разборки в гостиной, не хочу пачкать руки в крови и отмывать их в раковине на кухне.

Я хочу слышать смех и крики моих детей в этой огромной гостиной, я хочу слышать ночами стоны Евы подо мной в моей пустой спальне, я хочу видеть на кухне не только графин с водой, да спину кухарки, а силуэт любимой девушки в моей рубашке, готовящей мой любимый суп.

Я не хочу перебирать пальцами револьвер в полке стола. Я не хочу спускать курок и снова вытирать чужую кровь с лица.

Я хочу видеть как рождается мой ребёнок, и это пожалуй единственный и последний повод увидеть кровь. Я хочу видеть его первый крик, первый вздох и первую улыбку на маленьком лице.

Я хочу видеть как на моих руках растёт мой ребёнок, как он учится сидеть, стоять, ходить и бегать.

Я хочу видеть, как мой дом, мой особняк больше не завывает пустотой. А наполняется красками и шумом.

Я больше не могу видеть Еву такой. Понурой, усталой и потерянной, абсолютно сломленной.

Я мечтаю видеть её живой и весёлой. Но, что я сделал для этого?

Еву рвало, она закатывала веки и просила попить. А я лишь робко убирал с лица её волосы, да подпаивал её чайной ложкой, позволяя только чуть-чуть смочить горло.

— Пап! — звала она своего отца, поглаживая мои руки и пытаясь через силу открыть глаза, но те косились и вновь закрывались, — Папа! Алфи… А-а-а, а Алфи жив?

Я сглотнул осознание своей ничтожности.

— Жив, — тихо ответил я, опуская её на подушку, слушая тишину, — Ты всё ещё ненавидишь его?

Ева облизнула сухие губы и я дал ей ложку воды.

— Нет.

Настала тишина, а девушку снова кинуло в озноб.

Я метнулся к углу кровати, собирая с него все её вещи, чтобы одеть.

Отшвырнув одеяло я содрогнулся ещё раз. Голое тело, бледное, как у покойника и кусок старой наволочки между тощих ног.

Я помнил её тело более налитым, а то, что осталось от него сейчас — это рожки, да тощие ножки.

Кровавая тряпка вызвала у меня ещё больший страх как за нее, так и за ребёнка.

Простынь под ней вымокла. Мне стало жаль её до скрежета в сердце и воя.

Я поднял её на руки и понёс на свою кровать, опуская на сухую и чистую простыню.

— Ева, надень белье, — процедил я, протягивая ей вещи, но девушка втянула руки вверх, закидывая их за голову, пытаясь найти их где-то там.

Я наспех натянул на неё бежевые трусики и бросил на пол кровяную тряпку, переходя к верху, продевая руки в то самое платье.

А после снова укрыл её двумя одеялами и приютился рядом, обнимая за талию и слушая её дыхание, изучая правильные черты лица.

— Евочка, моя маленькая, я же люблю тебя, да? — шептал я ей на ухо, — Прости меня ещё раз.

Ева хмыкнула почти беззвучно.

— Сохрани для меня нашего ребёнка, прошу тебя. Вы всё, что у меня есть, детка.

— Я не люблю его! — дернулась она, снова падая на подушку и в мои объятия, — Он не любим!

— Не говори так, Ева. Он же все слышит. Он любит тебя с первого удара крошечного сердца, — гладил я её под одеялом совсем осторожно, — Как твой животик? Не болит? — поинтересовался я, касаясь его и изучая снова и снова.

— Не-а, — выдавила она, начиная засыпать.

— Славно. Ты же у меня молодец, — поцеловал я её в лобик, — Милая, кто была твоя мама, Ева? Как звали твою маму?

— Маму? Я не помню, — напряглась она, пытаясь держать взгляд и снова теряясь во мраке, — Я помню, что мой папа пах как ты.

Я рассмеялся.

— Что значит, «пах как ты»?

— Духи, алкоголь и сигареты.

Комментарий к Глава тринадцать

Спасибо всем и извините за утомительное ожидание! Всё-таки я папаша😁

========== Глава четырнадцатая ==========

Комментарий к Глава четырнадцатая

Извините, пожалуйста, за задержку. Не успеваю писать. Спасибо вам всем за ожидание.

Друзья, у меня к вам вопрос, кому харди мил. Какую бы историю с его участием вы бы хотели прочесть?

Чувствую волну вдохновения, берусь, пишу главу-две, забиваю, удаляю, потому что не могу найти какую-то определённую идею.

Может, вы мне расскажите о своих предпочтениях. Какие отношения могут связывать героев(харди/ОЖП). Я тянусь постоянно к теме инцеста, потому что считаю её интересной. Может, брат и сестра, или отец и дочь. Не хватает какого-то вашего толчка, читатели, чтобы выпустить новую работу.

Спасибо большое и жду ваши отклики)

Ждите проду!

Холодное утро и треск узоров в окне разбудил Алфи, спящего в обнимку с Евой. Он отлежал бок, отлежал левую руку и бедро. Девушка так и спала, но теперь она уже была тёплая и румяная, даже подозрительно.

Алфи привстал, поднял голову и осмотрелся.

Медсестра спит сидя за столом, а отделение пополнилось послеоперационными пациентами.

Тишина стояла полная, только сопение Евы и тиканье часов.

Алфи понимал, что нужно вставать, собирать вещи и кости, да исчезать из больницы и города, чтобы больше не быть истерзанным Томасом Шелби. Кто-кто, но он если узнает, что Алфи жив, то не успокоится и постарается добить обидчика дочери.

Еврей поцеловал Еву в щёки и лоб, поглаживая лицо, стараясь запомнить его как можно лучше, вдыхая запах её тела и укрывая получше.

Ему бы не уходить, ему бы её не бросать, а забрать с собой, да оставить жить у себя.

Нет, Шелби не дадут им покоя, даже если Ева привыкнет, даже если подпусит Алфи к себе, даже если подарит ему вновь своё тело, родит от него ребёнка, где гарантия что их не будут преследовать долгие годы и психика девушки рухнет из-за страха и скитания.

История ужасов, не меньше. Чужой дядя сорока лет, который изнасиловал и избил её, теперь утаскивает девочку с собой и оставляет в своём доме взаперти. Заставляет привыкать и рожать ему детей.

И всё же мысль о совместном побеге приятно колыхнула его разум. Но, Алфи не мог так поступить.

Еврей натянул носки и ботинки, опускаясь к девушке.

— Люблю тебя, милая моя, — чмокнул он её в уголок губ, — И тебя люблю. Расти большой, — поцеловал он её животик, плотнее укрывая девушку одеялом и бесшумно исчезая из больницы, закрывая за собой дверь в отделение, омывая тоскливым взглядом Еву на прощание.