Алфи ускорил темп, входя целиком и полностью, доводя пересохшее и покрасневшее преддверие до разрывов и трещин.
— Я сейчас кончу, — потянулся он рукой к сброшенной на диване рубашке, желая достать кондом, мысленно разрывая упаковку, натягивая его и жадно изливаясь внутри девушки.
Соломонс громко застонал, выгнулся в оргазме, зарычал и уткнулся лицом в шею Евы, все ещё по привычке совершая пару движений после финала, тыкаясь в шейку и смачивая её своим «молоком».
В глазах Алфи все потухло, сгустилось в тумане и он тяжело рухнул на Еву, обняв несчастную за тело, опустив голову ей на плечо.
========== Глава первая ==========
Комментарий к Глава первая
Надеюсь, изменение в хронологии никого не смутит)
Изнасилование — всегда грехопадение. А вот прощать его или нет почему-то всегда оставляют право только за женщиной.
За день до случившегося
Ева тихо приоткрыла дверь и втянула носиком аромат вишнёвого пирога, имбирных пряников и лакричных леденцов, счастливо проплывая в столовую, на ходу сбросив тёмно-серое пальтишко и ботинки.
— А это ещё чьи ласты? — спросила себя она, и пожав плечами, да осмотрев обувь сорок второго размера, высокую и походившую по модели на «оксфорды», наконец, оказалась в столовой.
Голодные глаза пробежались по накрытому столу, но до ужина ещё пятнадцать минут, поэтому Ева решила пойти к себе, схватив со стола пряник, исчезая на лестнице.
Ступенька за ступенькой, пролёт и Ева прошла мимо кабинета папы, наблюдая как «приёмный отец» старательно выводит раскаленной и плотной иглой небольшую «наколку» на запястье с боку ближе к кости на крепкой руке неизвестного ей мужчины, чей полупрофиль она видела в первый раз.
Мужчина-незнакомец резко поднял глаза, и Ева спряталась в проёме, напуганно семеня к себе в комнату.
В спальне её ждал маленький братик Чарли, кидаясь кубиками в няню Викторию.
— Как прошел вечер? — спросила женщина средних лет в юбочном костюме домработницы, вставая на ноги, возвращая Чарли кубики.
Рыжеволосый мальчуган уже во всю нежился в объятиях сестры, прижимаясь к ней крепкими ручонками.
— Нормально, но было бы лучше, если бы папа соизволил прийти. Я думала он чем-то дельным занят… — надуто клокотала Ева, — Кстати, а кто тот человек, что сейчас сидит у отца в кабинете?
— Важный гость. Больше информации не выпытаешь у меня, Ева, — улыбнулась женщина, тёплым и ласковым взглядом голубя девочку, — Через десять минут ужин.
***
Мистер Томас Шелби и Альфред Соломонс вальяжно спускались по высокой и широкой лестнице особняка вниз, намереваясь уже отужинать и решить остальные «исконно мужские дела». Они переглядывались и немного смеялись, беседуя о чём-то.
Пэтт — пожилая кухарка волочила в руках большое блюдо с жаркое, прихрамывая проходя по столовой.
Пятилетний Чарли уже сидел за столом, и осматривал богатое меню, накрытое на ужин для гостя.
Томас и Алфи уселись, и Шелби чмокнул своё маленькое продолжение в рыжую макушку, погладил и склонился к нему ближе, о чем-то спрашивая малыша.
Алфи наблюдал за этим с лёгкой полуулыбкой, глубоким взглядом пронзая отца и сына с высоким интересом вникая в их отношениях.
Стоило Шелби поднять глаза, как Алфи потупился и привычно нахмурился.
— Вики, а где моя дочь? — спросил Том, поднимая прозрачные голубые глаза, продолжая поглаживать сына, — Где она? Пригласи её, будь добра.
Женщина покорно исчезла в коридоре, и Томас смущённо оправдался:
— Самые тяжёлые годы отцовства — это первые двадцать лет, потом легче, — пошутил он, и Алфи выдавил из себя улыбку, — Особенно трудно, когда один воспитываешь девчонку.
— Мистер Шелби, — цыган поднял глаза, — Ваша дочь отказалась идти ужинать, оправдав это тем, что у неё кризис среднего возраста, сэр.
Алфи поднял брови, приложив пальцы к губам, дожидаясь ужина, смотря на реакцию Томаса, который ласково улыбнулся.
— Ладно, как только ей станет легче, пусть спустится к нам, — подмигнул он.
«Я бы эту дочь за ухо спустил вниз, » — подумал Соломонс, — «Да уж, видимо из-за этих рассуждений я всё ещё не отец, и даже холост. Дети мне противопоказаны. Забью ведь, как мамонтов в порыве злости. И как Шелби терпит капризы?»
Наконец-то, ужин был подан и мужчины приступили к еде, жадно звякая вилками и ложками о тарелки о чём-то переговариваясь.
— Чарли, руками кушать не принято! Ты должен взять кусок хлеба и им помочь себе, но не пальцами, — поучал сына Шелби и Алфи поглядывал на них переодически исподлобья.
— Что насчёт поединка между Голиафом и Бонни Голдом? — Алфи откинулся на спинку, и расстегнул две пуговицы рубахи, что резко начали придушивать его.
— Да, я хотел как раз об этом поговорить. Думаю, Голиаф мощноват и большеват по габаритам, чем Бонни.
— С каких пор тебя волнуют габариты и рамки приличия? Когда ты перестал быть цыганом?
Томас улыбнулся, протягивая бокал виски еврею, который окунул в него палец и стал размазывать по коже слишком старательно.
— Это пьют внутрь, мистер Соломонс, — съязвил Шелби, продолжая свою тераду, — Бонни Голд, мальчишка Аберамы, что-то вроде дружка моей дочки. Они что-то, вроде как, вместе…? — спросил себя Шелби.
Алфи нахмурился:
— Сколько лет твоей дочери?
— Шестого декабря стукнуло шестнадь лет, — убынулся с гордостью Томас.
— Мои поздравления… — макал палец в бокал Соломонс, чувствуя капельки зависти в своём голосе, — А что не сказал? Я бы ей подарок подогнал… — подтрунивал Томаса Алфи, — Что там сейчас надо шестнадцатилетним — презервативы и кружево?
Том подавил ухмылку, выпроваживая играющего в машинку мальчика с няней.
— Она не спит с Голдом, если ты об этом, — отрезал Томми.
— Ну-да, ты прям свечу держал, цыган. Дело не моё, и дочку-то твою я с роду не видел. Интересно лишь с каких пор детский лепет для тебя выше денег?
— С тех самых.
— Да? Голиаф будет драться с Бонни Голдом, и точка, нахуй! Твоя малышка в пятницу после обеда уже забудет прежнего прощелыгу и на танцах найдёт себе нового! А здесь деньги и охуенные ставки, да! Бою быть!
— Тебе не понять, Алфи. Ты не познал отцовства и сейчас мы смотрим на это всё под разной призмой.
— Нахуй твою призму! Стать отцом — раз плюнуть, точнее, раз кончить! Не еби меня без хуя и не смей отменять бой. Заодно посмотрим, чего стоит твой будущий родственник в перспективе.
***
Томас после ужина с ватными ногами поднялся в спальню Евы, тихо постучав и получив приглашение, вошёл.
Девушка сидела за столом, и что-то рисовала поглядывая в окно на рождественские огни.
— Ты не пришла ужинать…
— Да, не пришла, — кивнула она, — А ты не пришёл на моё выступление, — подняла она глаза на отца и осмотрела его темно синий костюм тройку, белую рубашку и вновь увела глаза, — Мы квиты.
— Прости, Ева. Обстоятельства…
— Были не в твою пользу, я знаю, — договорила за него девочка, — Но, эти обстоятельства можно было послать к чертям! Ты обещал мне, отец!
— Но, ведь Джон или Артур были? — спросил он с надеждой в голосе.
— Да, был пьяный дядя Артур. Только суть в том, что он дядя, а ты — мой папа. С него и спрос не велик! — обижалась Ева, швыряя циркуль в сторону настольной лампы.
— Ева, послушай меня… — начал Томми, но девушка его оборвала.
— Не хочу я слушать. Я хочу говорить, а слушать меня некому! — гневалась Ева, стягивая платье, оставаясь в одной майке и трусиках, забираясь в постель.
Томас на это среагировал, как отец, заметив, как похудела его девочка.
— Одни рёбра, детка, — погладил он её по волосам и поцеловал в макушку, — Давай я дам клятву, что на следующее выступление я приду и не один, а с букетом цветов? — подбивал он одеяло.
— Пытаешься откупиться?
— Получается? — улыбнулся Шелби.
— Немножко… — выдавила улыбку сквозь обиду Ева, и Томми крепко обнял её, — Люблю тебя, пап.
— И я тебя, спи крепко, — погасил он ночник, исчезая во тьме дома.