— Я понял.

— Так вот, на чём я остановился… Ах, да! Вспомнил! Бейкер страдает педофилией, но что хуже, так это то, что его особый фетиш — это акт мочеиспускания на эрегированный член.

Шелби покачнулся и рухнул на диван, снимая очки.

— Ева стояла и покорно смотрела на это, дожидаясь как щенок команды. Она не боялась и позволяла мужчине разводить половые губы, чтобы открыть отверстие уретры.

Шелби запрокинул голову, а Алфи продолжал.

— Даже если её пугали эти действия, то ребёнок молчал как рыба.

— Почему?

— Потому что Ева боялась, что её накажут за это, либо сам святой отец прогонит её из хора. К тому же, девочка была уверена, что все и всегда так делают. Что мочиться на член дяди правильно и необходимо.

Алфи облизнул губы и широко раскрыв глаза уткнулся в одну точку.

— Она помогала ему кончить, когда мочилась сверху. Для этого нужен таз, для этого нужна клеёнка и табурет.

Еврей силой пнул оснащение, разламывая табурет на куски ударами ноги, а Шелби хлопал глазами, поджав губы.

— Думаешь, половые акты тоже случались, но Ева молчала?

Еврей вынул пачку сигарет, а после поднёс зажигалку и отрицательно замотал головой, делая нервный затяг, скрывая от друга дрожь во всех частях тела.

— Ты бы заметил. Хоть кто-то бы заметил, — дымил Алфи, продолжая распинывать обломки, — Тёти, няньки, мамки… Кто-то бы увидел у ребёнка бельё или другие признаки насилия.

Шелби выдохнул.

— Девочка не могла бы сидеть или нормально ходить, — дымил еврей, обжигаясь пеплом.

— Почему?

— Почему? — возмутился он, — Потому что сопоставь в голове ширину члена и отверстие ребёнка. С мальчиками тоже самое.

Том негодовал, зарывая голову в руки.

— Чарли тоже посещает хор? — потёр бороду Алфи.

Шелби кивнул.

— У тебя талантливые дети, да! — издевался он, — Моя девушка… Давным-давно уже покойная, да, — хмыкнул Алфи, поправляя пальто, держа в губах сигарету.

— У тебя была девушка?

Еврей глянул на часы, и кивнул сощурив веки от дыма.

— Да, была много лет назад. Любил её, но повёл себя как пидорас, — потёр он костяшки, — Она была из бедного района. И училась в школе при церкви, где терпела подобные вещи.

— Сколько ей было?

— Ей было пятнадцать. Мы уже были вместе. Она выглядела как настоящая девушка, — бормотал Алфи, облокотившись о стол, — Знаешь, грудь и бедра, всё при ней.

Шелби внимательно слушал и не мог поверить в то, что говорит ему Алфи.

— Я всё гадал, в чем дело? Чем так кормят деревенских, да? Что они как на дрожжах, нахер, — еврей снял шляпу, а после закончил, — Она была уже давно женщина.

— Что? — воскликнул цыган, едва ли не вскочив с места.

— Да, её стабильно раз в неделю насиловал священник, — ударил как гром Соломонс, — И она молчала. Долго молчала. Пока я не узнал сам.

— И что ты сделал с ней?

— Ничего. Оставил, но её боль — убил. Точным выстрелом в лоб и открыл своё кладбище в двадцать четыре года.

— Тогда ты поступил правильно. Ты в какой-то мере поступил как отец.

— Может быть, только отцы не отворачиваются, когда узнают горькую правду, да?

Томас и Алфи вышли из церкви, направляясь к машине, осторожно осматриваясь по сторонам. Алфи словно поднялся в глазах Шелби и тот хлопнул его по плечу, благодарно кивнув.

— Бейкер сам себя наказал, — выдавил Соломонс, — Знал, что за ним придут Шелби.

— Что мне делать с Евой? — спросил себя сам Томас озвучив вопрос в слух.

Алфи повернулся к нему, осматривая в свете фонарей лицо мужчины, постаревшее за день на пару лет.

— Не отворачивайся от девочки и прими всё это как…

— Должное? — поправил очки цыган.

— Как трагедию или несчастный случай, как плохой опыт или ошибку, в чем Ева — не может быть виновата.

Комментарий к Глава седьмая

Продолжение следует! Пишу по чуть-чуть, чтобы не терять вдохновения. Всем спасибо ❤️

Спасибо и бете!

========== Глава восьмая ==========

Комментарий к Глава восьмая

Спасибо, что читаете, отзываетесь и ждёте!

Думаю, глава вас смутит, друзья!

И спасибо bulka_s_saharom

Спустя месяц

Конец января

POV/ЕВА

Алфи Соломонс, совершенно точно будет сказано, словно переехал к нам. Этот еврей бывает у нас дома чаще, чем отец.

Я не могла и не могу видеть его за ужином, когда он пялится на меня через стол, попивая свой чёртов белый ром.

Его взгляд всегда задумчив и заинтересован мной, а мой взгляд пуст по отношению ко всему.

После гибели Бонни я потеряла себя совсем и до самого конца. Мне не хотелось ни есть, ни пить, ни читать, ни слушать музыку. Я хотела лежать и смотреть в потолок, прокручивая наши милые встречи, от которых теперь сердце выло и болело.

Бонни, моему любимому Бонни исполнилось бы в конце января двадцать три. Мы мечтали о своём доме и о детях, но сначала моя учёба и его карьера в паршивом и прогнившем бизнесе, которым заправлял мой отец, а ещё иногда Алфи.

Я не смогла сдержать слез, роняя их в тарелку с едой, приправляя кусок жареной телятины, которую я ела и ела. Курица, кролики, свинина — что есть, всё на стол. Последние две недели мое меню жутко изменилось, но мне было это не важно.

Алфи видел как мне плохо и больно морально, но не делал ничего кроме своего присутствия в моей жизни день за днем напоминая о том, как мы провели одну Рождественскую ночь в постели.

Он таскает мне в постель молоко, иногда закупается фруктами и вламывается воскресным утром, протягивая мне сетку.

Папа на это реагирует спокойно, иногда даже улыбается и кивает другу, который несёт не только мне угощений, но и разные вести, услышав их от своих «птичек».

Поводов погостить в доме Шелби у еврея всегда множество, но самый крупный — это моё обучение.

В школе меня встретили не особо радужно. Всё убожество в том, что призрение исходило не от девочек, а от учителей.

Дело замяли быстро, шумиху скрыли, и бегал с этим больше всего Соломонс. Он же просил «по-связям» оставить меня в школе, не отзывать документы и дать мне закончить год.

Возможность дали, только издевательства и насмешки сыпались из уст людей с образованием, которые лезли из кожи вон, лишь бы я ушла по своему желанию.

И я ушла.

Чьей реакции в тот день я боялась больше вспомнить трудно. Было страшно говорить и отцу, и его еврейской шестерке.

Когда я сдала все книжки в школьную библиотеку и вернулась домой добрый дядя Алфи уже сидел в гостиной, играясь ножиком и смотря в глаза отца.

Они снова не без мата обсуждали новое дело. Сдружились ещё больше на моем горе и теперь Соломонс для меня чуть ли не крестный отец.

— Я отчислена, — выплюнула я эту несложную фразу, молча смотря на еврея.

Алфи отложил ножик, а папа опустил голову.

«Да, такая я не путевая дочь!»

Еврей ожидал реакции Томаса, чтобы подстроить под неё свою.

Отец не орал, а лишь сочувственно вздохнул и глянул на Алфи, который облизнул нижнюю губу и сложил руки на бёдрах в замок отвесив тихое «мда».

Да-да. Теперь я училась дома, а преподавал мне — мистер Соломонс, к которому на занятии можно было обращаться только через «сэр».

Также Алфи занимался и с Чарли, учил его грамоте и чтению, пока я решала задачи по тригонометрии, которую ненавидела даже больше, чем его самого.

В отличии от школы где я училась, преподаватель мистер Соломонс не бил меня. Абсолютно не трогал пальцем, даже не задевал плечом. Ни разу он не повысил голос, ни разу не ругнулся и ни разу не пожаловался отцу на мою успеваемость. Даже если я делала что-то назло, наказания не следовало. Алфи молча смотрел и терпел меня.

Противнее всего был тот факт, что еврей остался безнаказанным, плевав в лицо правосудию и мистеру Шелби, найдя ещё и массу доверия в его объятиях. Порой, мне казалось что я живу в семье гомосексуалистов, которые учат меня что правильно, а что — нет.

Папа за любым советом, касающимся меня шёл к кому? Конечно же к Алфи.