— С чего такая уверенность? Нокаут — пока ещё промежуток между смертью и возможностью победить… — растерялся Артур.
— Ну ты смешной, охуительно просто! — надсмехнулся Алфи, — Ты видел Голиафа? Это же, блять, получеловек! — отбивался от презрения он, присаживаясь на край стола, — Боюсь он разнесет Голда.
— На ринге и увидим… — закончил Шелби, поднимаясь к Еве в комнату, снимая кепку, — Увидим… — зашагал он в спальню, минуя еврея.
POV/ ЕВА
Меня разбудили и я вздрогнула, смотря на отца, который остался таким же взволнованным как и сейчас, подавая мне со стульчика кардиган.
Что мне снилось, точно и не припомню. Может быть рай, а может быть, ад? Может быть Бонни, а может быть и Соломонс?
— Как дела? — спросил меня отец, поправляя рубашку на моем теле, которая явно была на пять размеров больше.
А тело моё обволакивало трапьё еврея. Но, чистую, дорогую и пахнущую порошком рубашку было сложно назвать тряпкой с учётом качества её пошива. Рубашка была мягкой и такой удобной, что несмотря на надменный взгляд отца снимать её почему-то не хотелось.
— Нормально, — хрипнула я сонным голосом, вспоминая как Алфи принёс мне кашу и я плеснула её на постель.
Есть из его рук было каким-то издевательством судьбы, а для него кормить меня — подарком!
Соломонс сварил, если конечно он варил сам, какой-то клейстер белого цвета. И жевать его было невозможно, как и зачерпнуть из тарелки. Ложка стояла в тарелке и этой жиже.
— Что за дрянь? — хватило у меня духу спросить лишь одну вещь, пытаясь поднести к губам этот клей.
Соломонс на удивление спокойно отнесся к критике в свой адрес, пожимая плечами, а после и вовсе рассмеялся, когда я стала вытаскивать ложку из содержимого.
— Чёрт, не скоро я готовить научусь, даже если захочу…
Я вскинула брови. Мне было плевать на его навыки.
— В планах была каша… Овсянка и манка в одной кастрюле — плохая идея?
Я кивнула, пытаясь отодвинуть от себя блюдо, но Соломонсу было наказано — накормить! Приказ дан — приказ будет выполнен.
Еврей придвинул кашу ко мне.
— Ты должна поесть! Пять ложек и отстану от тебя, честно слово, да?
— Пять ложек? Здесь бы хоть одну проглотить! — отодвинула я от себя тарелку, — Сами жуйте эту жижу!
— Хватит вредничать, Ева! Открывай ротик и ешь, иначе, видит Бог, я затолкаю в тебя эту кашу!
— Я от вас другого и не ожидала. Насилие, так и во всем насилие. Мне не в первой.
Алфи эти слова разозлили и он выбил тарелку из моих рук и та шмякнулась гущей вниз прямо на мою кофточку и густые капли спадали на бедра, обжигая горячим содержимым. Сама плошка звякнула об пол и погремев в возмущении замерла.
— Ааай! Мне горячо! — заклокотала я как маленькая, наблюдая как Алфи руками сгребает с меня свою стряпню, обжигаясь сам, пачкая руки и обтирая их об простынь, склоняясь к моим голым ногам.
Почему я сидела перед ним с голым низом, я не знала. Может потому что спала? А в хорошо отопленном доме было как в пустыне?
Мысль о том, что скрывать от него нечего засела намертво. Да и другие мысли о том, что Алфи знает моё тело, знает как выглядит моя грудь, как выглядит моя спина, где у меня шрамы, а где следы после ветрянки — щекотали мои нервишки. В мире теперь есть кто-то, помимо меня, кто знает мои трещинки.
— Я не насилильник! — заверил меня Соломонс, протирая вынутым из комода полотенцем мои бедра, а после внезапно припал к ним губами, заставляя меня закричать и выгнуться в спине.
Его губы целовали следы его же пальцев, царапины и ссадины, покрывая их жаром, теплом и простой нежностью, которой прежней ночью я не заметила.
Шок и непонимание бились в одном коктейле, пока я вопила и дергалась как в судороге.
— Ааа!
Жгучие ладони его легли на мои бедра как бы из-за спины, огибая ось моего тела, пока губы оставались там же, на уровне бёдер и не двигались ни выше, ни ниже.
— Прости меня! — поднял он подбородок, касаясь лбом моего живота, упираясь в него, задевая носом через кофточку, — Прости меня, Ева… — шипел Соломонс, не поднимая глаз.
— Пустите! — как дерганная рявкала я, брыкаясь как лошадь в узде, пытаясь скинуть с себя наездника, — Или я скажу правду папе!
Алфи отпрянул как по взмаху волшебной палочки и ретировался к стене, поправляя волосы слегка упавшие наискось.
POV/АЛФИ
Шелби… Шелби… Сука, ебаный Шелби! Упрямый, блять, баран, который потащил свою побитую как собаку дочь с собой.
На девчонке нет, не было и не может быть лица. Её силуэт больше смахивает на тень призрака, чем на шестнадцатилетнюю девчонку.
Девушка спустилась вниз через десять минут. Я встретил её взглядом, а она зыркнула на меня в ответ, натягивая пальто и обувь.
Нет, она определённо смолчит о моём проступке.
Через час мы приехали к спортивному клубу. Я нехотя выпал из машины, подал руку Еве, но та спрыгнула как лягушонок и отправилась на поиски Голда.
В этом клубе сейчас кишмя-кишили всякие типы вроде меня и Шелби. Но, Еве наплевать. Она же дочка Томаса Шелби, бесстрашная и неприкосновенная.
Девочка ловко юркнула в толпу и через минуту уже висла на шее Бонни, ловя мой взгляд и указывая на меня пальцем.
Голд кивнул, сжимая перчатку в кулаках.
Я протиснулся в раздевалку, забив обрезанный и еврейские на выходки малолетки, хватая Голиафа за плечо, волоча за собой к небольшому закоулку, припечатывая здоровяка к стене.
— Хочешь мою машину? — спросил я его в глаза, получая в ответ короткий кивок.
— Ключи твои, если Бонни Голда вынесут с ринга ногами вперёд.
Голиаф забеспокоился.
— Нокаут? — поднял он бровь.
Я заотрицал натягивая ухмылку.
— Не-а. Смерть.
Голиаф не был труслив, но сейчас в его глазах заплясали не черти безумия, а первые нотки страха.
— Как я это сделаю? Знаешь, что со мной будет? Его отец мне… — я закрыл ему пасть рукой, стукнув головой о стену.
— Хватит плакаться! Хочешь, блять, эту гребаную машину, делай, сука, дело! Хочешь жить красиво, рискуй или пиздуй к мамаше! — рычал я ему в лицо, дергая парня за подбородок, пытаясь встряхнуть его и привести в чувство, — Абераму оставь мне, да? Я с ним разберусь в два счета, потому что я гордо ношу свои яйца в штанах в отличии от тебя!
Голиаф поуспокоился, осматриваясь по сторонам.
— Какое ты загадал желание на это Рождество, мм? — долбил я парня, — Какое, мальчик мой, скажи мне?
— Новую машину, кажется… — растерялся Голиаф, — Да, новую машину.
— Тогда дерзай, исполняй своё желание, ищи пути, а не Санту! — вторил я, хлопнув парня по плечу, направляясь к зоне для болельщиков.
— Погоди, Алфи! — окликнул он меня, — Что у тебя с Голдом и девчонкой?
Я не ответил, сделал вид что не услышал, исчезая в толпе как и Ева, поднимаясь на выступ, ища следующую цель по имени Томас Шелби.
Он как и всегда сидел по центру, выкуривая первую сигарету смотря на Бонни Голда, пока тот о чем-то трепался с Евой. Парнишка улыбался, но не делал ничего лишнего в адрес девочки, искренне-нежно держа ее ладонь в своих.
Я подсел рядом, звонко плюхаясь и швыряя на стол шляпу.
— Они замечательно смотрятся, не находишь? — спросил меня Томас задумчиво, явно находясь не на нашей планете, мысленно выискивая насильника.
Я подпер лицо руками, звякая кольцами и смотря на парочку голубков, злобно сверкая глазами на мою голубку.
Ева красивая и замечательная. Даже сейчас в моей мешковатой рубашке, заправленной в серую юбку. Под этой юбкой мои следы, мои поцелуи, которые она скрыла от отца и всех остальных.
Я целовал её бедра, мои раны и её соль с кожи. Собирал носом запах сладкого тела. Ощущал губами шершавость ранок и различал вблизи цвет синяков.
Неужели всё это прекрасное я уже распробовал будучи голодным, не чувствуя вкуса, когда тот на самом деле был великолепным?
На этой рубашке, что сейчас ласкает её тело — мой запах, мой шлейф и моё тело. Я словно обнимаю её через эту одежку и вроде как на душе становится легче.
