Бабочки ползали по её лицу, шевеля своими мерзкими чешуйчатыми лапками, забираясь в рот, нос, под веки. Их крылья ломались, хрустя, как сломанные кости, и она вдыхала их прямо в легкие, сглатывала в желудок, пока вся не наполнилась этими обломками былой красоты.
В кои-то веки её способность пригодилась — она избегала любого лишнего контакта до самых похорон Дамблдора, используя все доступные средства. Замок был погружен в такую беспросветную печаль, что её внезапные исчезновения и нежелание общаться никого не взволновали. Заходя в библиотеку, в которой, естественно, никто не сидел в такое время, она лишь коротко кивала мадам Пинс. Та молча кивала ей в ответ.
Впрочем, сидя там, прячась за стеллажами, читала она совсем не библиотечные книги. Точнее, они были когда-то библиотечными, но Дамблдор уже давно изъял их из публичного доступа. То была та самая литература о крестражах, что она так долго искала в Запретной секции. И нашлась она в кабинете директора, да ещё и отозвалась на обычные манящие чары. Видимо, Дамблдор помогал им даже с того света, хоть и во все той же своей странной манере, полной недосказанности.
Ну, по крайней мере, напоследок Снейп был с ней честен, практически откровенен, насколько она могла судить. Удовлетворил её просьбу и дал ответы на некоторые вопросы. Даже обозначил свой, кхм, интерес. И, как он и предупреждал, эта правда ей совершенно не понравилась. Куда теперь девать свои чувства, которые вдруг стали ещё более неуместными, откровенно запретными, не с точки зрения морали, а с позиции здравого смысла? Теперь Гермиона не могла даже просто сказать «нет» и сделать вид, что ей просто почудилось их взаимное притяжение. Сделал ли Снейп это специально, чтобы причинить ей боль, или просто сам не сдержался? Почему не было тумблера в голове, который отключал бы все это? Гермиона не хотела думать об этом.
Но ещё больше ей не хотелось рассуждать о своем состоянии. Что если заболевание продолжит прогрессировать, как она и боялась, и время поглотит её полностью, оставив умирать в застывшем мире? Гермиона вздрогнула, представив это, и начала с притворным энтузиазмом листать книгу, которая выглядела как стереотипное пособие по вызыванию демонов из маггловских фильмов. Она же все равно ничего не может сделать, так зачем дергаться? Более того, ни Снейп, ни Дамблдор, судя по всему, тоже не могли помочь ей. Даже «сглаживать» симптомы не выходило без последствий для здоровья. В общем, надо просто жить и надеяться. Что ещё остается?
— Да зачем тебе эта записка? — вспылил Гарри. — Медальон уже уничтожен, а его похититель в этом, очевидно, не преуспел, так какая разница, кто он?
— А Дамблдор стаскал тебя туда просто так? За бесполезной фальшивкой? — она специально назвала имя, зная, что это встряхнет его. — Думай, Гарри, думай. Этого он добивался от тебя целый год.
— Да думаю я! — он вскочил с кресла и начал расхаживать по гостиной туда-сюда. — Я только об этом и думаю, вся эта хрень мне уже снится.
Они старались не упоминать никаких конкретных названий в обсуждениях, чтобы не привлекать лишнего внимания к крестражам. Впрочем, негласно было принято решение продолжать использовать Муффлиато. В конце концов, полезность его была неоспорима, несмотря на авторство.
— Но в одном ты была права, — опять взял слово Гарри, хотя она уже решила, что разговор окончен.
— В чем? — в плане опасности Принца-полукровки?
— Малфой был жалок. Там, на башне. Не смог…
Гермиона не ответила, да и не знала, что сказать. До Драко ей на самом деле не было никакого дела, даже сейчас. Все они марионетки. Она опять уткнулась в учебник, по привычке, хотя смысла в этом уже не было — студентов спешно отправляли по домам, так что никакие экзамены и несданные письменные работы никому не угрожали.
Похороны прошли. Кажется, она плакала. Наверное, ей даже стало легче, но это было не точно.
*
Приехав домой, Гермиона отчетливо почувствовала удушье. Родители видели, что что-то не так, но никто из них не мог начать разговор. Они не виделись почти год, переписывались поскольку-постольку (в её письмах не было и десятой доли правды), а волшебство так и осталось в их понимании чем-то вроде фокусов. Безобидной Левиосой, которой поднимают перья с парт, как она рассказывала им на первом курсе. У этого были объективные причины: до прошлого сентября ей нельзя было использовать магию дома, а объяснять это все на пальцах быстро стало бесполезно. Ими волшебный мир воспринимался скорее, как аттракцион, чем что-то реальное, живущее своей жизнью и со своими проблемами. Они до сих пор спрашивали её, в какой университет она хотела бы пойти после школы.
Про все эти опасности, с которыми она сталкивалась в магическом мире, также болтать не особенно-то хотелось. В детстве Гермиона опасалась, что мама и папа заберут её из Хогвартса. И с возрастом даже признала это родительское желание защитить своего ребенка вполне справедливым. Но жить как маггла она все равно уже не смогла бы. Тем более не могла уйти сейчас, когда все так обострилось, а Гарри, и всем её друзьям, и членам Ордена Феникса нужна была помощь. Особенно после такой очевидной её ошибки. Правда, как сказать родителям, что она отправляется на войну, Гермиона тоже не представляла.
— Дорогая, расставь тарелки, — мама была занята — доставала противень из духовки.
— Хорошо, — отозвалась она, не отрываясь от книги.
И взмахнула палочкой, с которой теперь не расставалась. Как только Гермиона переступила порог родного дома, на который, конечно, не было наложено ни одного заклинания, то вдруг отчетливо поняла, насколько же они беззащитны. Черная метка могла в любой момент взвиться и над этой крышей.
Мама проследила за летящей посудой.
— Это какое-то… заклинание? — судя по её сдержанному тону, она была скорее смущена, чем заинтересована.
Гермиона подняла голову, разглядывая раскладывающиеся сами по себе приборы.
— Нам надо поговорить. Позови папу, это важно.
Она старалась, правда. Может, не перебарщивала с деталями — ну что им все эти пророчества? Но уж то, что в их школе учитель убил директора, преследуя интересы враждебных сил, было понятно и без всякой магии. Про свою влюбленность в этого преподавателя Гермиона, конечно, умолчала. Даже реши она вдруг посоветоваться с мамой (что делать в принципе не стала бы), то не смогла бы сформулировать мысль. Ведь сначала все ощущалось слишком эфемерным, а сейчас превратилось в ядовитый пар над котлом, который отравлял её мысли и душу. Каждый раз, когда она думала о Снейпе, у неё как будто вышибало весь воздух из легких. Было бы проще, если бы она могла просто ненавидеть его, как Гарри.
— Гермиона, — мама растеряно переглянулась с отцом, — если ты беспокоишься, что из-за этих террористов, — название Пожирателей смерти ей явно не пришлось по вкусу, — мы можем пострадать, то, конечно, мы переедем. Мы давно собирались открыть филиал в Ливерпуле…
— Нет, мам, ты не понимаешь. Вам надо уехать из страны, желательно, куда-нибудь подальше, — но Каркарову и это не помогло, а ведь он был магом. — В Америку, например.
— Да что ты такое говоришь? — возмутился отец. — У нас работа, дела, связи. Из-за вашего локального конфликта…
— Локальный он или нет, но, боюсь, я под ударом, а, значит, и вы тоже. Это не шутки. Они придут за вами и убьют или сделают что-нибудь похуже.
— Похуже? — мама опять встревожено глянула на отца. — Гермиона, что ты имеешь в виду?
— Магия позволяет делать и прекрасные, и совершенно ужасные вещи. Они могут заставить вас содействовать им. Использовать, чтобы добраться до меня и моих друзей. Они… Они будут пытать вас, мама. Вы не сможете защититься от них. И я не уверена, что смогу защитить вас. Даже если я попрошу помощи и вас спрячут тут, в Англии, мне будет неспокойно.
— Спрячут… — повторила она эхом, будто и не слыша всего остального. — А ты собираешься вернуться в школу?
— Нет. Нет, я не смогу. Я буду помогать Гарри, — Гермиона понимала, что едва ли этот разговор окажется продуктивнее, чем споры с Макгонаггал, но все же продолжала.
