Всё ещё понедельник третьей недели

Кто-то вошел в приёмную. Даже много кто, судя по шагам.

Голос Себастьена:

— Черт возьми, что здесь происходит?

— Тут кто-то валяется! — это Гаэтано.

— Пусть валяется, это идиот Бальди, — а это Карло.

— Почему темно?

— Посветите телефонами!

— Ну ни черта же! Тут разгром полный!

— А где донна Эла?

После этого вопроса настала тишина.

— Элоиза, вы здесь?

Ох, Себастьену надо отозваться.

— Я здесь. Под столом. Всё в порядке, правда.

— Да ну? — он шагнул в кабинет, светя себе телефоном. — Если это нынче называется порядком, то я бегемот. Карло, Гаэтано, тут еще валяется Джильи, — названный застонал, видимо, его потрогали, — и Тортора, — пятнышко света бегало по полу и освещало то часть тела, то часть люстры. — Заберите их, что ли.

Видимо, приказ выполнили, потому что были слышны веселые ругательства и шум передвигаемых тел. Элоиза пошарила рукой вокруг себя, нашла провод от настольной лампы. Пошевелила выключателем — а вдруг? Оказалось — вдруг, лампа включилась и осветила часть стола и пол.

— Монсеньор, оба живы! — доложил Гаэтано.

— Сдайте их Бруно, у него собирается неплохая коллекция. Сердце моё, скажите что-нибудь, пожалуйста. Я вас не вижу и вообще не понимаю, где вы.

— Говорю же — под столом, — проговорила Элоиза. Последний удар совершенно лишил её сил. — Здесь еще кресло, и то, что осталось от монитора. Кажется.

Шаги, затем кресло отодвинулось, а потом под стол нырнула рука. Восхитительная рука с фамильным перстнем, не перепутаешь. Она схватилась за эту руку, как утопающий, и, опираясь на неё, выбралась наружу.

Рука мгновенно притянула её к телу. Объятие, как и последовавший за ним поцелуй, получилось скорее тревожно-страстным, чем ласковым, но голова кружиться перестала.

— Говорю же — всё в порядке, — прошептала она.

— Что здесь было?

— Пришли, стали предъявлять претензии и угрожать. Камеры должны были всё писать в деталях, можно будет посмотреть. Они, надеюсь, сохранились?

— Одна вон висит, — Себастьен поводил лучом телефонного фонарика по стене, там на тонком проводе и в самом деле висела сметённая с потолка камера. — Вторая рассыпалась на месте. Вы что здесь взорвали, сердце моё? У вас есть тайное оружие массового поражения? — он рассмеялся, от облегчения, надо полагать, что с ней всё хорошо, и что остальные тоже живы.

Она рассмеялась и уткнулась носом ему в сорочку. Они обсудят это. Наверное. Потом. Без свидетелей. Кстати!

— Здесь был еще дон Скорпионе.

— Кто?

— Ну, Лоренцо Куарта. Это он уложил Бальди, и он пытался меня защитить, только я не понимаю, почему. И, кстати, он предупреждал меня утром, чтобы я была осторожнее. Что у меня есть недоброжелатели, и пусть меня посторожит служба безопасности.

— И?

— Что?

— Почему я узнаю об этом только сейчас, стоя посреди поля битвы?

— Я забыла, честно говоря. И теперь понимаю, насколько была неправа. Он был прав… ну и вы, конечно, тоже.

— Безумно приятно, что я прав, но…

Кто знает, до чего бы они так договорились, но она приподнялась на полупальцы и поцеловала его.

— Мир? — прошептала через несколько минут.

— Мир, — согласился он. — С вами лучше уж мир, а не то люстра упадет на голову. Почему она упала, кстати?

Элоиза не ответила.

Они извлекли из-под упавшего кофейного столика Лоренцо Куарту, и вытащили его в приёмную. Он дышал, но был без сознания, и на лбу была рассечена кожа — видимо, от большинства повреждений его спас столик, но как раз на голову упала крупная тяжелая хрустальная подвеска. Еще, похоже, ему досталось от Бальди — на сорочке виднелось пятно крови и дыра. Элоиза расстегнула сорочку и увидела, что серьёзных повреждений нет, просто срезан лоскут кожи. Тем временем Себастьен звонил Бруно и сообщал еще об одном пациенте. За ним довольно быстро пришли и увезли.

А потом явились техники из отдела обслуживания здания и долго хмурились. Решили, что будут разбираться утром при свете дня, пока же просто запереть приёмную и точка. Все равно нет ни электричества, ни связи, и счастье еще, что системный блок компьютера стоял под столом, потому что один из рожков люстры, падая, задел монитор, и тот пребывал на полу в виде кучи кусков раскрошившейся пластмассы.

В последний момент Элоиза вспомнила, метнулась внутрь, ощупала стену, сняла чудом, не иначе, удержавшегося там архангела Рафаила и вынесла в приёмную.

— Если бы с ним что-то случилось, отец Варфоломей никогда бы мне этого не простил, — сказала она, прижимая картину к себе.

— Отец Варфоломей добр и милосерден, — покачал головой Себастьен. — Пойдемте, сердце моё, куда-нибудь из этого разгрома. Запирайте ваш отдел, забирайте вашу сумку, и достаточно на сегодня.

Себастьен проводил её до комнат, собирался зайти, но тут его вызвонил Лодовико, он извинился и сказал, что ещё появится.

Элоиза разместила архангела на стене в гостиной (вдруг там обнаружился удивительно подходящий гвоздь), сама умылась, переоделась, подумала и отправилась в медицинское крыло.

У медиков стоял дым коромыслом, оказалось, что у Торторы в итоге подскочило давление и началась тахикардия, его спасали. Джильи пришел в себя и мрачно молчал. Сассо, самый из них здоровый, до сих пор утверждал, что не может наступить на ногу, и требовал компенсацию с собаки.

Впрочем, эти люди её не интересовали, ей просто сообщили о них в качестве последних новостей.

Элоиза попросила проводить её к Лоренцо Куарте. Вот уж кто пострадал совершенно зря, поэтому ему следовало помочь. Она пришла как раз вовремя — ассистентка Бруно Мария Магро обработала повреждения и собиралась зашивать кожу на лбу и на ребрах.

— Добрый вечер, донна Эла, — кивнула она. — Вы хотите узнать, как он поживает?

— Я задолжала ему кое-что, — ответила Элоиза. — И собираюсь помочь. Вы позволите?

— Если дон Бруно не возражает, то конечно, — кивнула врач и позвала Бруно, а сама ушла проверить кого-то ещё.

Бруно не возражал, более того, попросился посмотреть, что именно она будет делать.

Элоиза собралась с силами. Объятия с Себастьеном пошли ей на пользу, да и вообще она себе удивлялась — раньше после подобных упражнений она бы три дня в постели пролежала, а сейчас — ничего, ходит, говорит и даже собирается ещё кого-то лечить.

Дон Скорпионе был без сознания, ну и к лучшему. Она сосредоточилась, положила правую ладонь на ребра, провела по коже кончиками пальцев. Остановила кровотечение и зафиксировала отрезанный лоскут кожи. Прирастила немного и подстимулировала его собственные механизмы регенерации. Это в целом не страшно, можно оставить так, шрам в этом месте никого не напряжет.

Затем лоб. Кровь ещё сочилась, она её остановила. Здесь как раз нужно срастить аккуратно, шрам будет, конечно, но меньший, чем если бы рану просто зашили. Так, что там ещё? Сотрясение мозга? Не без этого. Она положила ладонь на лоб, и в этот момент пациент пришел в себя. Его глаза распахнулись, взгляд сфокусировался на ней.

— Элоиза? — проговорил он едва слышным шепотом и попытался пошевелиться.

— Не мешайте, — отрезала она, и жестом второй руки погрузила его в сон.

Через десять минут Элоиза поняла, что достаточно. Стряхнула руки, закрыла на мгновение глаза… все в норме, до своих комнат она дойдет.

Хотя… был еще один момент. Чистое любопытство. Она осмотрела сначала одну его руку, потом вторую. На правой была змея, она обвивалась вокруг всей руки, её кончик хвоста высовывался обычно из-под манжеты. На левой оказался тот самый скорпион, и что-то в нём было не так. Он как будто шевелился, хотя она понимала, что это невозможно. Или… почему невозможно? Устроила же она разгром в кабинете силой, можно сказать, мысли, хотя это как бы невозможно. И что это у него тогда? Защита? Или что-то ещё? Впрочем, если будет возможность — она спросит, а нет — так и ладно.