— У тебя пульс сто двадцать ударов в минуту, — сказал он.
Надя вспыхнула. Он считал её пульс, пока она млела!
— Расскажи мне всё. Ничего не бойся. Если хочешь, пойдём в мой кабинет.
Надя покачала головой:
— Все всё знают.
— Тогда говори при всех.
И Надя заговорила — быстро и сбивчиво, словно за ней гнались волки. Она спешила выложить правду, которая жгла её столько дней. Торопилась исповедаться перед самым лучшим в мире адвокатом и мужчиной. И если после исповеди он приговорит её к наказанию — тем лучше! Она жаждала покаяния, наказания и отпущения грехов. Ей надоело таить всё в себе.
— Рафаэль поцеловал меня во время танца. Мы вернулись к столику, сели на диван, и Рафаэль принёс стакан имбирного лимонада. Или не лимонада, я не уверена — какая-то горькая газировка. Я выпила и заснула. Или не заснула — странное состояние, не могу описать. Наверное, у меня аллергия на имбирь, я плохо помню, что случилось. Мне снилось, что я плыву на лодке по озеру, а на монастырском берегу кто-то стоит — но не отец Сергий, а мужчина в белой рубашке…
— Надя, не обязательно пересказывать свои сны, — сказала тётя. — Это никому не интересно.
— Да, извините. Я очнулась голая под пледом. Ребята рассказали, что я набросилась на Рафаэля, и у нас… всё было.
— И ты поверила? — спросил Глеб.
По смуглому лицу разливалась бледность.
— Конечно. Три человека не стали бы врать, к тому же Рафаэль сделал снимки, доказывающие, что я сама к нему приставала. Но дело не в этом.
— А в чём? — спросил он жёстко.
— В том, что я этого хотела, — созналась Надя. — Не буду врать, что я об этом не мечтала…
Её щёки пылали от стыда, но она была обязана рассказать всю правду без утайки. — Дальше.
— Мы сели за столик — такой отдельный, там ещё диван в виде буквы «П». Можно отгородить столик от остального зала. Рафаэль заказал еды и какие-то напитки.
— Да какое это имеет значение? — раздражённо воскликнула тётя. — Молодые люди захотели потанцевать, что в этом криминального? Может, проще перейти к моменту аварии?
— Не проще, — отрезал Глеб.
Надя догадывалась, почему он допрашивал её с такой въедливостью. Он интересовался событиями той ночи не как адвокат, а как мужчина. Первому достаточно было расспросить про аварию, второй же хотел знать о ней всё. Надя втянула голову в плечи. Он не отстанет, пока не докопается до правды. А правда причинит ему боль.
— Что было потом?
— Пришли мистер Биг и Вано — те парни, которые сегодня выступали по телевизору. А потом мы с Рафаэлем пошли танцевать…
Надя остановилась. Она не могла рассказывать дальше — физически не могла. Её начало потряхивать. Глеб положил руку на стол ладонью вверх:
— Дай мне руку, — попросил он, и Надя, не колеблясь, вложила свою ладонь в его.
Так они просидели некоторое время. Все пятеро молчали — четверо родственников, собравшихся за столом, и стоявшая у дверей домработница. Надя чувствовала, какая сухая и горячая кожа у Глеба. Несмотря на критическую ситуацию, она наслаждалась прикосновением и тем, как крепко пальцы Глеба сжимали её запястье. Неожиданно он выпустил её руку.
— У тебя пульс сто двадцать ударов в минуту, — сказал он.
Надя вспыхнула. Он считал её пульс, пока она млела!
— Расскажи мне всё. Ничего не бойся. Если хочешь, пойдём в мой кабинет.
Надя покачала головой:
— Все всё знают.
— Тогда говори при всех.
И Надя заговорила — быстро и сбивчиво, словно за ней гнались волки. Она спешила выложить правду, которая жгла её столько дней. Торопилась исповедаться перед самым лучшим в мире адвокатом и мужчиной. И если после исповеди он приговорит её к наказанию — тем лучше! Она жаждала покаяния, наказания и отпущения грехов. Ей надоело таить всё в себе.
— Рафаэль поцеловал меня во время танца. Мы вернулись к столику, сели на диван, и Рафаэль принёс стакан имбирного лимонада. Или не лимонада, я не уверена — какая-то горькая газировка. Я выпила и заснула. Или не заснула — странное состояние, не могу описать. Наверное, у меня аллергия на имбирь, я плохо помню, что случилось. Мне снилось, что я плыву на лодке по озеру, а на монастырском берегу кто-то стоит — но не отец Сергий, а мужчина в белой рубашке…
— Надя, не обязательно пересказывать свои сны, — сказала тётя. — Это никому не интересно.
— Да, извините. Я очнулась голая под пледом. Ребята рассказали, что я набросилась на Рафаэля, и у нас… всё было.
— И ты поверила? — спросил Глеб.
По смуглому лицу разливалась бледность.
— Конечно. Три человека не стали бы врать, к тому же Рафаэль сделал снимки, доказывающие, что я сама к нему приставала. Но дело не в этом.
— А в чём? — спросил он жёстко.
— В том, что я этого хотела, — созналась Надя. — Не буду врать, что я об этом не мечтала…
Её щёки пылали от стыда, но она была обязана рассказать всю правду без утайки.
Глава 34. Как простить ложь?
— Потом мы поехали домой, — продолжила Надя. — Рафаэль ехал быстро, как он всегда ездит. На перекрёстке мы сбили женщину. Я вышла посмотреть, нельзя ли ей помочь, но она была мертва. Мы высадили мистера Бига и Вано на Ленинском проспекте и вернулись домой. Разбудили Юсуфа и уговорили взять вину на себя.
Нина охнула и зажала рот руками.
— Чья это была идея? — спросил Глеб.
— Рафаэля.
— Юсуф сразу согласился?
— Да. Я удивилась, почему он не протестует, но потом вспомнила его слова: «Глеб спас мою семью, я никогда не забуду его доброту». Я думаю, Юсуф понял, что эта авария может тебе навредить, и решил помочь. Ради одного Рафаэля он бы не старался.
Нина заплакала, тётя Поля закатила глаза, а Рафаэль посмотрел на Надю. В его холодном взгляде и презрительно искривлённых пухлых губах явственно читалось: «Предательница!». Так и было. Она сдала его со всеми потрохами.
— После этого Рафаэль снял с машины регистратор и ушёл в спальню, а мы с Юсуфом пошли будить тебя. Это всё.
Глеб молчал. Надя украдкой на него посматривала, и её пугало то, что она видела: губы сжаты в твёрдую линию, брови нахмурены, на широких челюстях, заросших щетиной, играли желваки. Он был не просто разозлён тем, что близкие люди его обманывали, — он едва сдерживал ярость!
Зазвонил телефон. Пока Глеб отвечал на звонок, Надя успела заметить на экране имя «Марта». Помощница произнесла несколько фраз, Глеб сухо поблагодарил и отключился. Посмотрел в упор на Рафаэля:
— Принеси видеорегистратор и мобильный телефон.
— Но как я буду без… — начал Рафаэль.
— Не спорь с отцом! — оборвала его мать. — Делай, как велено!
Рафаэль обиженно засопел и отправился в спальню, где прятал улики. Глеб обратился к Нине:
— Вы можете быть свободны. По поводу сына не беспокойтесь, утром он вернётся домой. Возьмите выходной, проведите время вдвоём, отдохните.
Нина всхлипнула:
— Спасибо! — и бесшумно исчезла за дверью.
Со второго этажа спустился Рафаэль. Выложил на стол перед Глебом регистратор и телефон. Недовольно буркнул:
— Я снял пароли, можешь копаться в моём телефоне сколько влезет.
— Малыш, не груби отцу!
— Я так и сделаю, — сказал Глеб.
— Так ты подпишешь завтра мировое соглашение? — заискивающе спросила тётя Поля.
Этот вопрос волновал всех. Если Глеб подпишет соглашение и проигнорирует новые факты, всплывшие в деле, — значит, Рафаэлю удастся избежать наказания. Также это означало, что Глеб совершит должностное преступление ради сына. Покроет убийцу-лихача — точно такого же, какой убил его родителей двадцать лет назад. Надя боялась представить, что творилось в душе Глеба. Если он сделает это, то нарушит все свои принципы, — и личные, и профессиональные. Уничтожит себя как личность. Всё, ради чего он работал, всё, во что верил, — вся жизнь адвоката Громова будет разрушена до основания. Хуже того — он сам станет преступником в глазах закона.
Но мог ли он не согласиться? Мог ли отправить сына на нары?
