Она ощущала себя совершенно разбитой. Рафаэль уехал на учёбу на маршрутке (джип после экспертизы ещё не вернули), тётя Поля отправилась по своим делам, и даже Нина куда-то исчезла. Надя осталась в большом доме в одиночестве.

Она прошлась по гостиной, заглянула в каждое зеркало, потопталась босыми ногами по шкуре зебры, подошла к роялю. Села на кожаный крутящийся стул и осторожно открыла крышку. Сердце забилось сильнее. Она занесла руку над клавишами, но не осмелились по ним ударить. Ей казалось, только хозяин имеет право трогать инструмент и извлекать из него звуки. Она наклонилась и коснулась прохладных клавиш щекой. От них исходил тонкий, едва уловимый, но очень приятный аромат.

Потом поднялась на второй этаж. Её привлекала четвёртая комната. Она положила руку на блестящую металлическую ручку и провернула её. Дверь распахнулась, и Надя попала в сказку. Голубые стены с золотыми звёздами, голубые шторы, белая мебель, а в центре комнаты — детская кроватка с кружевным балдахином. У стены — пеленальный столик, кресло для кормления и пушистая овечка-качалка — такая милая и забавная, что Надя не удержалась и погладила её по голове. От сквозняка качнулись игрушки, подвешенные над кроваткой, — слоники, жирафы и зебры. Раздался тихий мелодичный звук. Надя вздрогнула и заглянула в кроватку, словно ожидала увидеть там малыша. Но там никого не было. Пустая колыбелька… Тетя не солгала, это не гостевая комната, а детская — для того, кого пока ещё нет на свете. Для будущего ребёнка, которого она родит любимому мужу.

Надя вышла и бесшумно затворила за собой дверь. Ей было неловко, как будто она вторглась на запретную территорию и потопталась по чужим мечтам. Тётя же упоминала, что наверху — детские комнаты. Теперь Надя убедилась, что тётино намерение родить ребёнка, — не пустые слова или бравада, а вымечтанное заветное желание. Она действительно хотела малыша.

Можно ли родить в сорок два года, если до сих пор этого не случилось? Надя не знала. Но тот факт, что тётя часто посещала гинеколога, говорил о проблемах со здоровьем. Почему в жизни так несправедливо устроено? У Любаши не было ни денег, ни мужа, ни особого желания рожать ребёнка-безотцовщину, но она беременна и скоро станет матерью. А у тёти Поли было всё — достаток, семья, роскошный дом и лучшие московские врачи, — но родить у неё не получалось. Прекрасный и эгоистичный Рафаэль мог остаться единственным сыном.

В задумчивости Надя остановилась у двери, которая вела в спальню Глеба. Если в доме никого нет, ничто не помешает ей проникнуть в комнату дяди и найти рубашку с перламутровыми пуговицами. Она спокойно снимет с неё мерки и зарисует выкройку. Не то чтобы Надя собиралась шить точно такую же рубашку, как у знаменитого итальянского портного (это был бы плагиат!), просто хотелось иметь под рукой модную выкройку. И мерки — мерки нужны обязательно! Теперь, когда экскурсии и развлечения отменились, а семья Громовых решала серьёзные проблемы, самое время заняться кройкой и шитьём. Мысль о работе — и не просто о работе, а о шитье рубашки для Глеба — заставляла дрожать в душе какую-то тонкую и трепетную ниточку. Что ещё она могла предложить этому человеку? Этому… мужчине.

В его спальне обстановка не отличалась изысканностью. Простая кровать-полуторка, застеленная серым стёганым покрывалом, тумбочка, светильник с чёрным абажуром. Несколько книг в потрёпанных переплётах. В ногах кровати — небольшое кресло, на спинку которого небрежно брошен халат. Из комнаты вели две двери — одна в ванную, другая — в гардеробную. Надя зашла в гардеробную и остановилась перед штангой с костюмами и рубашками. Приблизилась и сунула нос между пиджаками. Приятный запах, который она ощутила от клавиш рояля, здесь чувствовался сильнее. Возможно, это были его духи. Она быстро перебрала вешалки и нашла итальянскую рубашку ручной работы. Взяла её и вернулась в спальню. Одновременно с ней, но из другой двери, в комнату вошла Марта — как обычно, с поджатыми губами и нахмуренным лбом. Правая рука Глеба Тимофеевича, суровая училка. У Нади всё внутри сжалось, словно её застали на месте преступления.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Марта.

— А ты? — от испуга Надя обратилась к едва знакомой взрослой женщине на «ты».

Подняв широкие чёрные брови, Марта разглядывала рубашку в руках Нади.

— Глеб попросил привезти ему кое-какие вещи и документы, — она потрясла в воздухе списком, написанным неразборчивым почерком наискосок через весь лист.

— А почему он сам не приехал?

— Занят.

Надя молчала, ожидая продолжения. И Марта продолжила:

— Он в изоляторе с Ниной. Пытается выбить ей свидание с Юсуфом.

— Как он?

— Юсуф или Глеб? — спросила Марта.

— Юсуф, — смутилась Надя.

— Нормально, учитывая, что недавно он убил человека, и ему грозит тюремное заключение. Некоторые держатся намного хуже. А этот парень — просто образец здравомыслия и раскаяния. Может, получится заключить мировое соглашение.

Надя сглотнула.

— А Глеб?

— Ему тяжело, — просто ответила Марта. — Он принципиально не защищает виновников ДТП со смертельным исходом. А сейчас у него нет выбора.

В её голосе Наде почудилось обвинение.

— Ты тоже думаешь, что это я виновата в аварии? Сбила с толку хорошего парня, добавила проблем хорошему адвокату?

— Нет. Я видела запись с места аварии — ты выбежала из машины помочь пострадавшей. Сидела с ней, пока та не умерла.

— На дороге были камеры?

— Перекрёсток виден через камеру круглосуточного магазина. Твоё поведение увеличивает шансы на мировое соглашение, но вот поведение Юсуфа…

— А что с ним не так?

— Я знаю его не один год, они с матерью давно работают у Глеба, — сказала Марта. — Я дала бы голову на отсечение, что такой человек, как Юсуф, не уедет с места аварии. Почему он не вызвал полицию — загадка, которую я не могу разрешить. Это просто необъяснимо.

Марта смотрела пытливыми серыми глазами, словно пытаясь залезть Наде в голову. Та поспешила сменить тему:

— А зачем Глебу вещи? Он куда-то уезжает?

— Сказал, что поживёт в московской квартире.

— Почему? — вырвалось у Нади. — Он как-то объяснил своё решение?

Неужели после разговора про отель он так разозлился, что не захотел находиться с ней на одной территории? Проще сбежать из дома, чем видеться с ней по утрам и вечерам? Она настолько ему противна?

— Надя, мы дружим с Глебом с первого курса, больше пятнадцати лет, но в личную жизнь друг друга не лезем.

Значит, личное. Наверняка он её возненавидел!

— Так что, он больше сюда не приедет? Я никогда его не увижу?

— Разумеется, увидишь! В ближайшее время он планирует свозить тебя к дочери пострадавшей. Ты готова лично принести извинения? Это поможет Юсуфу, если начнётся суд.

— Да, конечно. Я сделаю всё, что нужно.

В голове что-то крутилось. Какая-то несостыковка… Надя ухватила эту мысль.

— Постой, Марта! Ты сказала, вы дружите больше пятнадцати лет.

— Да.

— С первого курса?

— Всё верно.

— А сколько вам лет?

— Глебу тридцать пять, мне — на год больше.

— Но как это возможно? — обескураженно спросила Надя. — Рафаэлю двадцать четыре года…

— Рафаэль — не родной сын Глеба. Он усыновил мальчика десять лет назад, когда женился на Полине. А ты не знала?

Пока они собирали вещи по списку, — два костюма, шесть рубашек, коричневые туфли, галстук от Тома Форда, — Надя прокручивала в голове новую информацию. Вспомнилось, как они ехали в музей, и Глеб спросил: «Сколько, по-твоему, мне лет?». Она предположила, что сорок пять или пятьдесят. Наверное, это прозвучало обидно для молодого мужчины, но она исходила из возраста Рафаэля, а не из внешнего вида Глеба. С внешностью у него было всё в порядке. Перед глазами встал его торс, когда она пришивала пуговицу, а Глеб ждал, опершись задом на письменный стол. Мускулистые плечи, кубики пресса, смуглая кожа… Да, не мальчишка, как Рафаэль, Юсуф или Данила Кандауров, но всего тридцать пять лет. Немудрено, что его коробило, когда она называла его дядей. Какой он ей дядя? Даже приёмный сын обращался к нему по имени.