— А вам зачем?

— А я её сестра Паулина Громова.

Мать спустилась с крылечка и плюхнулась на скамеечку у забора:

— Полька, ты, что ли? Двадцать пять лет прошло… Тебя не узнать…

— Тебя тоже, Оксанка, — ответила московская сестра. — Рафаэль, малыш, выходи. Мы их нашли.

С водительского места вышел высокий, под два метра ростом, широкоплечий блондин. Голубые глаза, затенённые густыми ресницами, чувственный рот, мужественный подбородок. Но больше всего Надю поразила его причёска — шапка светлых кудрей, похожих на непослушные пружинки. Они обрамляли голову, как нимб, шевелились на ветру и живописно падали на лицо. Надя не могла оторвать взгляд от неземной красоты этого неведомого Рафаэля. Такие мужчины не появлялись в Юшкино никогда — она была в этом абсолютно уверена! Она даже не знала, что такие существуют.

Гости прошли в дом, мама юркнула за ними, а Надя схватила Любашу за локоть:

— Ты видела?! — зашептала она, остановив сестру на пороге.

— Что?

— Он такой красивый! А его волосы? Он как солнышко — от него вокруг становится светлее!

— Надюша, не глупи, — ответила Любаша. — Этот солнечный мальчик не для тебя.

— Конечно, не для меня, — отмахнулась Надя. — Он же наш брат! Но ты видела, как он хорош? И тётя Поля — она выглядит как наша ровесница! Стройная, волосы до попы, губы как у актрисы. Мы по сравнению с ними деревенские замарашки.

— Не придумывай! Если нас отмыть и приодеть, то мы будем не хуже. Мы тоже натуральные блондинки. И худые — по крайней мере ты.

— Да ну, — не поверила Надя, — настолько нас не отмыть — мочалок не хватит…

— Если ты намекаешь на меня, то я согласна, — сказала Любаша. — В меня столько грязи въелось, что уже не отмыть, а у тебя шанс есть, если не будешь глупить.

— Ну что ты, Любаша, не говори так о себе, — Надя обняла сестру за располневшую талию и повела в дом. — Ты не грязная. Ты просто ошиблась, доверилась плохому человеку. Это он грязный, а ты — чистая.

Тётя Поля сняла в доме очки, но Надя, как ни присматривалась, так и не смогла заметить морщинок. А ведь тёте было за сорок. Наде хотелось провести пальцами по её лицу — настолько гладким и безупречным оно казалось. А соболиные брови? А изогнутые ресницы? А тонкий изящный носик? Нет, таких носов у них в роду не было. Любаша погорячилась: из деревенской замарашки не получится столичная дива, сколько ни три мочалкой и мылом.

— Садитесь, сейчас будем пить чай, — хлопотала мать, явно смущённая появлением богатых родственников. — Вот печенье, вот конфеты.

Она поставила на стол пластиковую вазочку с окостенелой карамелью.

— Тётя Оксана, — вежливо подал голос Рафаэль, — мама на диете, а я весь день за рулём. Вы не покормите меня чем-нибудь посущественней?

Такого глубокого и приятного тембра Надя ни разу не слышала. По телу побежали мурашки. Она вспыхнула и опустила голову над столом.

— Конечно, сейчас супу налью, — метнулась мама. — Вкусный, вчера варила, на куриных шейках…

— Рафик, а не сходить ли тебе за продуктами? — спросила тётя Поля. — Возьми сестру и прогуляйся до магазина, малыш.

— Ладно, — ответил он и поднялся из-за стола. — Как тебя зовут, сестрёнка?

Он явно обращался к ней, а не Любаше. Видимо, не хотел идти с беременной по деревне.

— Н-Надя…

— Пойдём, Надежда, покажешь, где у вас «Азбука вкуса».

Он фамильярно приобнял её за плечи и вывел на улицу. Надя передвигала ноги, словно механическая кукла. От близости этого мужчины — то есть, двоюродного брата! — она как будто разучилась ходить. Он действовал на неё опьяняюще.

— На машине поедем или пойдём пешком? — спросил Рафаэль.

— В Коробельцах есть «Пятёрочка», но она уже закрылась, — сказала Надя. — А до «Юшкиных продуктов» можно дойти пешком — это через две улицы около автобусной станции. А «Азбуки вкуса» у нас нет.

— Я знаю, что нет, — серьёзно ответил Рафаэль. — Извини, я пошутил. У меня вообще своеобразное чувство юмора: со стороны может показаться, что я ехидничаю, но на самом деле это неуверенность в себе.

— Неуверенность? — удивилась Надя. — У тебя? Не может быть!

Они вышли на пыльную дорогу и пошагали к центру Юшкино, где кроме станции и продуктового магазина располагались почта и фельдшерский пункт.

— Почему?

— Ну, ты такой… — начала Надя и замолчала, но Рафаэль понял, что она хотела сказать.

— А я думал, только в Москве судят по внешности.

— Ну что ты! Прости! Я не сужу тебя, просто ты выглядишь таким взрослым и уверенным в себе.

— Это всего лишь видимость. На самом деле я бедный студент, который живёт с родителями и с утра до вечера зубрит гражданское право.

Надя даже остановилась:

— А на кого ты учишься?

— На юриста.

— Ничего себе! Сложно, наверное? Тебе нравится? Когда ты решил, что хочешь стать юристом?

— Ого, сколько вопросов, — улыбнулся Рафаэль. — Но я ничего не решал. Это отец засунул меня на юридический. Он сам адвокат — и довольно успешный. Ему кажется, что это уважаемая и благородная профессия, а я считаю, что юриспруденция — продажная девка политики. Это слова Геббельса, не мои, — Рафаэль покосился на Надю.

Она знала, кто такой Геббельс, но цитату не поняла. Общение с Рафаэлем делало её глупой и рассеянной. Её внимание приковывали его губы, волосы и голубые глаза, смотревшие на неё с интересом и симпатией. Впервые она общалась с парнем так близко и откровенно. Она поняла лишь, что отец у Рафаэля был тираном и богачом.

— А если бы он не заставил тебя поступать на юридический, куда бы ты пошёл учиться? — спросила Надя. — Кем ты хотел стать?

Если бы у неё была возможность выбрать вуз, она бы без раздумий выбрала тот, где учат кроить и шить одежду. Не постельное бельё или ситцевые халаты, которые у неё заказывали клиентки из Юшкино, а настоящую дизайнерскую одежду. Ту, которая шьётся руками и душой, а не старой китайской машинкой с выпадающей шпулькой.

— Я бы хотел стать… — задумчиво сказал Рафаэль. — Впрочем, неважно. У меня нет выбора.

— У меня тоже, — вздохнула Надя.

Как удивительно! Они с братом были далеки, как звезды из разных вселенных, но оба страдали из-за невозможности заниматься любимым делом. Надю заставляли строчить токсичные простыни, а Рафаэля — учиться на юриста. И второе — намного сложнее первого! Брат прав, нельзя судить по внешности. На первый взгляд они совершенно разные люди, а копнуть поглубже — родственные души. На сердце у Нади потеплело. Она робко взяла Рафаэля под руку и ощутила ответное пожатие. Так они и зашли в магазин «Юшкины продукты».

И тут же наткнулись на угрюмый настороженный взгляд Данилы Кандаурова. Он и в школе донимал Надю назойливыми ухаживаниями, и после школы ухитрялся трепать нервы. Кидал в окно камешки, приглашал то в кино, то в клуб. Надя отказывалась с ним встречаться, но он был железно уверен, что рано или поздно она согласится. «Сама посуди, какой у тебя выбор? — однажды сказал он. — Или я, или какой-нибудь женатый Маратик. Но я-то лучше! Я же не просто так за тобой бегаю — я жениться хочу. Мне двадцать лет, у меня хорошая работа и машина в кредит. На морду я нормальный, не тупой и не бандит. В армии отслужил. Чем я тебе не подхожу?». Хорошей работой он называл разгрузку машин с продуктами и торговлю по ночам. Днём торговала его мать, а по вечерам он её подменял и работал до последнего клиента. Единственный круглосуточный магазин в округе.

Надя отошла от Рафаэля и сделала вид, что они случайно появились в магазине вместе. Но было поздно. На скулах Данилы заиграли желваки, а руки, лежавшие на прилавке, сжались в кулаки.

— Говядина у вас есть? — спросил Рафаэль, разглядывая холодильник, покрытый инеем.

— Нет.

— А индейка?

— Нет.

— А что есть?

— Голени.