— Давай, писай.
— К-как это?
Рома непонимающе смотрит на меня. Наверное, он думал, что знает обо мне всё. Но, увы, он не угадал: мы с ним прошли лишь малую часть того, что я хотел испытать вместе с ним. А золотой дождь до этого я никогда и ни с кем не практиковал… И, раз уж представился шанс — почему бы и нет?
— Давай, Рома, всё нормально. Ссы так, будто я не человек, а твой личный унитаз!
Тот смотрит на меня с выражением крайнего недоумения, а потом прыскает от смеха. Я тоже фыркаю от смеха, но терпеливо жду, лишь ещё раз прошу Рому обоссать меня с ног до головы.
— Блин, я не могу! Зачем мне ссать на тебя? Для этого унитаз или дерево есть!
Обхватываю его за бёдра и начинаю молить:
— Рома, ну пожалуйста, ну чего тебе стоит? Я тоже делаю это первый раз… Давай просто попробуем, чтобы знать, каково это, а? Может, тебе понравится!
Замечаю, как от моей мольбы пиписька Ромы начинает пухнуть, и убираю руки с его бёдер. Только этого не хватало! Как он будет мочиться со стоячим?
— Ну ладно, раз ты так уж прям хочешь… Только не смотри на меня, ладно?
— Хорошо…
Отворачиваю взгляд в сторону и рассматриваю фотографию голубого лотоса на шторке. Слышу, как Рома страдальчески пыхтит и тужится, пытаясь выдавить из себя струю. Прошла наверное, целая вечность, прежде чем я услышал звонкий шум первых капель, падающих в воду, а затем ощутил, как горячая струйка неуверенно льётся мне на бедра.
— Выше, Рома, выше!
— Угу! Только не смотри! Э-это не я! — просит пунцовый Рома.
Робкая струйка превратилась в полноценную струю и как следует прошлась по моему животу, после чего поднялась до груди, и я всё-таки повернул голову, желая полюбоваться тем, как Рома ссыт на меня. Струя горячей жёлтой мочи била мне в грудь, стекала по животу, попадала на мой возбуждённый член и капала с мошонки… Меня это дико заводило, а бедный Рома согнулся и опустил голову от стыда — он ведь в прямом смысле ссал на того, кто сделал для него столько хорошего! Вода под нами окрашивалась в желтый цвет, в ванной характерно запахло мочой… Я взял Рому за писюн и поднял его повыше, заставляя мочиться себе на лицо.
— Саш! — Рома спохватился и решил перекрыть краник, но процесс было не остановить.
Я прикрыл глаза и открыл рот, успев хлебнуть из жёлтого фонтанчика. Язык зажгло горько-солёным вкусом. Я погонял Ромину мочу во рту и сплюнул себе на грудь, решив для себя, что золотой дождь определённо имел своё очарование, но только лишь для поверхностных игр, а вот брать его в рот и глотать — мягко говоря, не моё. В общем, можно было греть таким способом друг друга, если отопление отключат, но сильно им увлекаться не стоило. Я растёр мочу по лицу и по груди, поднялся с колен.
— Блин, я… я не хотел тебе на лицо… — пытался оправдаться Рома с пылающими щеками. Я успокоил его, объяснив, что только осваиваю этот способ получения удовольствия, и что над ним ещё нужно поработать, но конкретно он — Рома, справился со своей частью просто на отлично. Мальчик кивает, мы возвращаемся под душ и начинаем мыться. Знакомлю Рому со своими гелями Old Spice — у меня целый праздничный комплект, подарили на работе на двадцать третье февраля, зная мою любовь к этой марке. Ромка поочерёдно открывает пузырьки, нюхает их и балдеет — у себя дома он видел лишь разве что кусок мыла, а тут — столько всего нового, интересного, вкусно пахнущего…
— А вот этот послабее будет, — критически произносит он, нюхая шампунь.
— Ну так это шампунь, а не гель, Рома, — смеюсь. Он смущённо закрывает крышку и отставляет шампунь в сторону, затем смотрит на три красных пузырька и обращается за советом, каким именно ему стоит помыться.
— А какой запах тебе сильнее всего понравился?
— Ну-у… — он чешет плечо. — Тот, с волком такой приятный… хотя, с медведем тоже хороший… и с деревом очень даже ничего… Блин, я запутался…
— Хорошо, тогда помою тебя всеми тремя сразу, малыш. Повернись спиной.
Рома поворачивается. На его коже чарующе застыли капли воды, мокрые волосы лежали сзади на шее, упругие ягодицы так и манили к себе… Несильно наклоняю Рому и щедро лью ему на спину из первого приглянувшегося ему пузырька — с волком. Рома вздрагивает — гель чуточку холоднее, чем температура воды в душе. Начинаю растирать, массирую ему спину двумя руками. Во время движений мой стояк касается его ягодиц и поясницы.
— М-м-м, как вкусно пахнет… — замечает Рома, в то время как мои руки продолжают гулять по нему. Добавляю ещё геля, массирую ему плечи, чувствую, что мышцы здесь совсем дубовые, будто не расслаблялись уже тысячу лет. Замечаю, как Рома потихоньку откидывает голову назад, прислушиваюсь, и слышу, как он едва слышно поскуливает от наслаждения. Усерднее массирую ему плечи, проминаю его плоть едва ли не до костей. Рома млеет под моими руками, и ему становится всё труднее сдерживать стоны — они рвутся наружу вместе с тяжёлым глубоким дыханием. Тогда решаю сосредоточиться на точке, от которой я сам балдею, когда мне её массируют — сзади, у основания шеи. Едва только кладу на эту точку ладонь, как Рома не выдерживает и тихим дрожащим голосом простанывает:
— Да-а-а-а, вот здесь, пожалуйста-а-а-а…
Тщательно тру это место, гель льётся не переставая. Чувствую себя пекарем или пиццамейкером, с той лишь разницей, что передо мной живой человек, а не бездушный кусок теста. Мой любимый Рома, которому я делаю массаж… Спустя некоторое время я прошу балдеющего Рому развернуться и любуюсь своей работой: твёрдые соски, стоячий член, приоткрытый ротик, томный взгляд… Теперь у нас у обоих стоит. Весело трусь своей головкой о головку Ромы, и берусь за второй пузырёк, с рисунком медведя. Рома с готовностью отклоняется, а я лью гель ему на грудь, и смотрю, как жидкость бирюзового цвета стекает вниз, по его твёрдому животику, обтекает возбуждённый ствол и стекает вниз по бёдрам, омывая яички…
У меня устали руки с непривычки, но Рома жаждет продолжения… Растираю гель по его прекрасному телу, от шеи до паха, уделяя особое внимание соскам, пупку и стволу с яичками. Мой бесстыдник охает, когда я выливаю гель в ладонь и беру его за член, начинаю растирать. Мои пальцы гуляют по бордовой головке, проходят по гладкой мошонке, ласкают напряжённые яички… Беру третий пузырёк и принимаюсь за Ромины конечности. Осторожно наношу гель ему на раненую руку, затем на вторую, потом становлюсь на колени и прошу по очереди поднимать ножки. Уделяю стопам особое внимание: мою каждый пальчик, каждую ложбинку между ними, каждый ноготок, и под ним… Ступни намыты, массирую одну голень, вторую, икры, бёдра… Разворачиваю Рому к себе спиной и берусь за его упругие булочки, развожу их. На меня смотрит тугая коричневая дырочка, не видавшая ни члена, ни пальца. Облизываюсь и лью гель прямо между половинок ягодиц. Рома вздрагивает, его сфинктер сжимается, прячет сокровенный вход в нутро моего мальчика. Растираю гель по ягодицам, работаю не только руками, но и щеками. Рома облокотился о плитку и оттопырил попку, позволяя мне делать с ней всё, что угодно. О, я бы занялся ею, да ещё как, но не сейчас… Сейчас главное — помыться обоим, смыть с себя всю накопленную грязь, смыть с себя нашу прошлую жизнь… Поэтому я лишь глажу пальцем твёрдое колечко, трусь у входа, но не захожу. Вижу, как из-за расставленных ног свисают яички Ромы, щупаю их, перебираю второй рукой, а первой щекочу Роме анус. Какой у него всё-таки большой… и яйца крупные, как у быка… Ощущать Рому в себе было до неприличия сладко, но я хотел, чтобы и он ощутил меня там, чтобы мы узнали друг друга полностью…
Встаю, берусь за шампунь, лью себе в ладонь, ласково говорю:
— Прикрой глазки, малыш.
Рома закрывает глаза, а я наношу ему шампунь на волосы, долго и тщательно массирую их, перебираю пальцами. Мой мальчик будет блестеть и благоухать в новой квартире!
— Долго ещё, Саш? — спрашивает Рома, устав стоять с закрытыми глазами.
— Потерпи, — я шутливо оттянул ему всё ещё стоячий член, и тот шлёпнул ему по животу. Рома ойкнул и попытался схватить меня за руку, но схватился за мой член.
