— Ну, чего гудишь? Не видишь — сломался?!
И тут он начинает поднимать шлагбаум вручную. Я молча офигеваю. Всё пошло по пизде, стоило мне обрести своего мальчика! Будто все ёбаные силы зла решили нам помешать! Ну уж нет, отсосите! Я всё равно всё сделаю по-своему! Шлагбаум поднят, убираю ногу с тормоза, собираюсь проезжать, как вдруг охранник бросается к моему окну, едва не уронив барьер на крышу бэхи. Опускаю стекло, спрашиваю, в чём дело.
— Тебя-то я знаю, а это кто? — седой тыкает пальцем в сторону Ромы.
— Племянник, — продолжаю держаться той же версии, так удачно применённой в гостинице.
— На него пропуск есть?
— Какой пропуск для мальчишки? Бросьте, — отмахиваюсь.
— Посторонним на территорию нельзя!
Меня аж злость берёт. Какой он посторонний, нахуй?! Да Рома — самый близкий для меня человек, я за него и в огонь, и в воду…
— Он мой родной племянник, он со мной, что непонятного?! — чувствую, что сейчас включу режим шефа и обосру этого додельного охранника с головы до ног. Тот молчит, пыхтит — он же знает, что я один из приближённых к генеральному, его личная секретутка, а теперь ещё и полотёр по вызову. Немного успокаиваюсь и продолжаю:
— Просто его дома оставить не с кем… И да, у меня сегодня выходной, если что. Вызвали из-за дырявой трубы…
— Про трубу я слышал…
— Ну вот и замечательно! Слушайте, бензин, между прочим, денег стоит! Может, пропустите уже?
Седой немного ломается, но, в конце концов, отходит в сторону, и мы проезжаем. Рома смотрит на завод во все глаза. Это мне его облезлые стены и дымящие трубы надоели до чёртиков за пять лет работы, а ему интересно, в новинку.
— Что, нравится наш завод?
— Очень… Я видел его издалека пару раз… А вблизи он такой большой…
— Прямо как мой член? — спрашиваю и улыбаюсь. Рома хихикает.
— Чуть-чуть побольше… — посмеявшись, он делает серьёзную мордашку. — Саш, я слышал, ты назвал меня племянником?
— Ну да, иначе бы не впустили…
— А… Просто я подумал — не обидится ли твой настоящий племянник, если…
— Не обидится. У меня нет племянника, насколько мне известно…
Кажется, мой ответ несколько смутил Рому. Наверное, ему показалось, что я детдомовский, или кто-то в этом роде, поэтому он решил уточнить:
— А у тебя есть родные, Саш?
— Есть.
— А что скажут они?
— Не знаю. Неважно.
— Просто, если ты… ну, то есть, я имею в виду — они же поймут, что это неправда…
— Рома, мне не интересно, что они скажут.
— Почему? Ты с ними не дружишь?
— Типа того, — отвечаю односложно, не желая развивать тему. Немного не то время Рома выбрал. Он видит это, и больше не спрашивает. Добавляю лишь то, что, пока мы здесь, Рома официально будет моим племянником, чтобы у остальных было меньше вопросов. Он соглашается.
В этот момент мы как раз подъезжаем к нужному зданию. Вижу Maybach шефа, водитель сидит внутри. Отлично, значит, старый хрыч сегодня не на весь день! Может, получится свалить пораньше… Заходим с Ромой внутрь и поднимаемся по мокрой лестнице на третий этаж. Видок у нас ещё тот — у меня белёсые пятна на одежде, у Ромы такое же пятно на футболке, забинтованное предплечье и потрёпанный вид — он же упал на грязную после дождя дорогу. Я, конечно, отряхнул его, как мог, но это мало чем исправило ситуацию. Единственное, что не пострадало — белоснежные кроссовки Ромы, подчёркивающие сексуальность его загорелых ног… Ах, я словно миллиардер-плейбой с очаровательной супермоделью… Где же наша красная дорожка? А вместо неё нас встречает Дмитрий — рукава закатаны, волосы растрёпаны, весь мокрый, в руке ведро, на ведре висит тряпка. Здороваюсь с ним, еле сдерживая смешок, а тот истерит в ответ:
— Почему я должен убираться, пока ты отдыхаешь?! Ещё и какого-то малого с собой притащил!
— Полегче. Его зовут Рома, он мой племянник. Рома, это Дима, — представляю их друг другу.
— Здрасьте, — Рома выглядывает из-за моей спины и машет Диме рукой, а тот опускает взгляд на его перебинтованную руку, затем замечает пыль и засохшую грязь на одежде.
— Племянник? Хм… А что это с ним?
— Это-о-о… — туплю, пытаюсь подобрать слова. Что-то я не подумал заранее, как буду объяснять внешний вид Ромы. Вдобавок, я только сейчас учуял, как от меня буквально несёт спермой: следы на моей одежде ещё не высохли, и теперь создавали вокруг меня характерный семенной шлейф. В машине этот запах с горем пополам разбавлялся освежителем и едой, а здесь он был как на ладони, рискуя обнаружить наши маленькие шалости…
— Это я сам! Катался на скейте, упал… — отвечает Рома, чем несказанно меня радует. Научился от меня врать, хитрюга! Дима скептично хмыкает и подходит ко мне, я же спускаюсь на пару ступенек пониже. Он с недоумением смотрит на меня.
— Ты, небось, тоже упал, раз решил притащить его сюда? Ты понимаешь, что директор сейчас не в том настроении?
— Я тоже не в том настроении, потому что должен был отдыхать дома, а не хреначить без выходных! А Рома мне поможет, он очень способный.
Дима снова скептически смотрит на Рому. Мне показалось, что он смотрит прямо на то проклятое пятно на его футболке.
— Между прочим, я уже кое-где прибрался сам, пока ты…
— Молодец, — перебиваю зама, надеясь побыстрее от него отделаться.
— И вообще, тебя пока дождёшься…
— Ага. Может, мы пойдём уже?
Он отмахивается и уходит. Поднимаюсь с Ромой на третий этаж, открываю дверь, а там… Ёлки-палки! Добрая половина моих коллег, кто в перчатках, кто в резиновых сапогах, кто в халате, стоят у вынесенной из кабинетов мебели и, сука, все сразу же оборачиваются на звук открывающейся двери. Шлёп-шлёп, шлёп-шлёп. Это мы с Ромой переступаем через порог, заходим, и оказываемся в воде. Вода повсюду! Мама дорогая! Ничего себе прорвало трубу! Да тут как будто прошлось настоящее цунами! Чувствую себя неловко, когда на меня таращатся несколько десятков глаз, Рома тоже волнуется. Его рука так близко к моей, но я не могу взять её. Не при всех… Надеваю привычную маску безразличия и громко произношу:
— Кажется, я забыл купальный костюм дома…
— Кто это тут у нас такой шутник? А-а-а, это вы, Сан Саныч… Нелегко было до вас дозвониться…
Откуда-то из толпы выходит начальник. Блядь, вот старый козёл. Хули он тут забыл? Сидел бы у себя в кабинете, а лучше у себя дома… Изображаю невозмутимое спокойствие и стараюсь не приближаться к нему со своим «ароматом».
— Виноват, господин директор…
— И ещё как! Поэтому, будьте добры, устраните последствия ночного ливня не только на своём рабочем месте, но и на моём тоже. Вопросы?
Я прихуел с такого заявления. Да на то, чтобы убрать один только мой кабинет уйдёт целая вечность! А у него больше и шире раза в три… Да нет, не это место — оно у него висит бесполезным стручком, в его-то годы… Я про его злоебучий кабинет. Немного приунываю, а Сергей Иванович, увидев это по моему лицу, ухмыляется… Шакалья натура! Стоит такой весь лощёный, в дорогущем пиджаке… сам-то, небось, забыл, что такое держать тряпку в руках. Ещё говорит так притворно-любезно при всех, не теряя лица. Слышали бы они, как он разговаривал со мной по телефону! Хотя, о чём это я? Всем похуй!
— Нет, Сергей Иванович, вопросов нет…
— Очень хорошо. Катенька, выдайте Александру специнструмент, чтобы он как можно скорее занялся делом…
Шеф шлёпает в своих дорогущих туфлях мимо нас к выходу, не обращая никакого внимания на Рому. Начальство — оно такое. Срать им на своих шестёрок, их не волнует, кто именно будет убирать за ними дерьмо — я, взрослый, и, не побоюсь этого слова — мужик, его подчинённый, или незнакомый парнишка с улицы. А другие шестёрки парятся из-за того, с кем ты идёшь, и куда, и ебут мозги на пустом месте.
Подходим с Ромой к Кате — нашей бухгалтерше — за вёдрами и тряпками. Узнаём, что всё самое лучшее расхватали, а нам оставили лишь какие-то рваные колготки и парочку ржавых мятых вёдер времён Бородинского Сражения. Хорошо хоть, не дырявые. Еле выпрашиваю у Кати какую-то облезлую швабру, а чувство такое, будто продаю жопу. Должен по гроб доски, ядрён батон! И вообще — какого хуя? Для этого уборщицы есть, спецбригады! Закрывайте предприятие и пидорьте полы до посинения! Почему я? Почему мы? Делюсь своими мыслями с Катей, пока остальные, словно зомби, разбредаются по кабинетам.
