— Ну я не знаю, — сказал Гарри, — на меня они не действовали, я же мальчик!

— Ну да, — ответила она, — но я о другом. Девчонки говорили, что к таким вот темным книгам всегда тянет. У тебя не было такого чувства в этом году?

— …!

— Пожалуйста, Гарри, следи за языком! Но ты ведь понял!

— Да, — сказал он, — я понял, про что ты. Меня к нему тянуло, как к тому зеркалу в прошлом году. И знаешь что… Оба раза нападения случались после того, как этот чертов ежедневник стащили — сначала, на Хэллоуин, у меня… Хотя я мог просто сунуть его куда-нибудь, я же не ты… А потом у тебя, неделю назад. Пожалуй, это уже одиннадцать-одиннадцать, точнее — одиннадцать-ноль.

— Я подумаю, кто мог бы взять его у меня, — сказала Гермиона, — и вряд ли это ты, скорее всего, он у меня из спальни пропал, а мальчикам туда хода нет. Так что десять-ноль. И еще мне все-таки надо в библиотеку, поискать подходящих чудовищ.

— А мне надо к Хагриду, — вздохнул Гарри, — тоже… поискать.

Поискать не получилось — ни у Хагрида, ни в библиотеке. Новое нападение поставило на уши всю школу, и теперь ученики передвигались из класса в класс, в Большой Зал и в факультетские общежития только строем, в сопровождении преподавателей. Рон и Дин страдали особенно: их операция по повторному приручению «Фордика» вступила в решающую фазу, а выбраться за пределы замка сейчас было невозможно. Впрочем, — поправил себя Гарри, — больше всех страдал Вуд: чемпионат по квиддичу был отменен, несмотря на ропот половины школы. Перси своих страданий не показывал, но Гарри старался не поворачиваться к нему спиной: возможно, он и не решился бы бросить в эту самую спину проклятия, но взгляд префекта вызывал у мальчика крайне неприятные ощущения.

В выходные были отменены даже походы старших курсов в Хогсмид — волшебную деревеньку рядом со станцией Хогвартс-Экспресса. Вся школа была подавлена, даже разговоры «ни о чем» в Общей Гостиной стали намного тише. Гарри все время пытался обнаружить среди разложенных там и сям на столиках книг знакомую обложку. Тщетно. Ему очень не нравилось, что создатель зачарованного ежедневника учился в то же время, что и пытавшийся убить его Лорд Розье (дату его рождения Гарри нашел в Пророческой Папке), и что этого самого автора звали Том. А уж тот факт, что Волдеморт, как говорил год назад на квиддичном стадионе Дамблдор, был змееустом (как и положено Наследнику Слизерина) в сочетании с исчезновениями дневника Тома как раз перед нападениями, делал предположение о том, что фамилия Волдеморта была Реддл, обоснованным в достаточной степени.

Гермионе все же удалось добраться до библиотеки с Запретной Секцией, пристроившись к колонне готовящихся к СОВ пятикурсников, и теперь она внимательно изучала здоровенный том, посвященный различным волшебным чудищам.

— Кроме Медузы Горгоны есть два варианта, — сказала она, собрав их, наконец, в уголке-без-портретов, — но ни один не подходит полностью. Есть кокатрис — это такая змеептица, ну или птицезмея, она окаменяет взглядом, так что тут все точно соответствует наблюдаемой картине. Но вот шипит она или чирикает — непонятно. И непонятно, почему умерла Миртл.

— Ну, может, у нее сердце слабое? — спросила Лаванда.

— Слабое сердце вызвало бы инфаркт, то есть разрыв сердечной мышцы, — пояснила дочь врачей, — а как мышца может разорваться, если она уже окаменела?

— А второй вариант?

— Он самый плохой, — пояснила Гермиона, и Гарри подумал, что поэтому-то этот вариант, скорее всего, и есть верный. — Это василиск.

— Ва-ва-василиск?! — Невилл уже давно так не заикался.

— Да, — кивнула девочка, — или иначе Король Змей. Вот, смотрите! — и она продемонстрировала собравшимся рисунок с довольно страхолюдной змеиной мордой, увенчанной короной из рогов.

— Он выводится из яйца, снесенного петухом и высиженного жабой, — все немедленно посмотрели на пытающегося выбраться из зачарованной банки Тревора, — живет сотни лет, уж-жасно ядовит — его яд может разрушить даже самые мощные артефакты, а противоядия от него считайте что и нет — и во-от с такими клыками. Но это не самое плохое, — сделала она страшные глаза. — Его взгляд не окаменяет, а убивает. «Ибо даден ему взгляд убийственный, так что ежели кто с ним очами встретится, тотчас примет кончину скорую и в муках великих», так в книжке написано. Так что он не подходит.

— Может, он маленький еще? — безнадежно спросил Шимус. — Вот и не хватает у него сил…

— Вряд ли, — покачала головой Гермиона, — если это тот василиск, который описан в легенде, то ему тысяча лет, а это вполне почтенный возраст даже для Короля Змей. И вот еще: «Особливо боятся Василиска пауки, сторонятся елико возможно, ибо он есть враг их смертельный; сам оный Василиск страшится лишь пения петушиного, ибо гибельно оно для него…»

— Пауки, — выдохнул Рон, — чертовы пауки! Помнишь, Гарри, мы видели, как они бежали зимой из замка? Прямо перед…

— Ага, — сказал Гарри, — и мы с Гермионой и Пенни неделю назад тоже… видели. И петухи… У Хагрида уже двум петухам шею свернули. Так что… давайте считать, что это василиск. Но почему тогда Добби, Колин и Пенни не умерли, а всего лишь окаменели?

— Говорят, Замок защищает своих учеников, — сказала Лаванда, — но тогда почему умерла Миртл?

— Не повезло, — пожал плечами Дин, — такое случается.

— Тогда какого черта они водят нас колоннами? — удивился Рон. — Чтобы эта тварь обратила в камень сразу целый класс?

— Я думаю, это для того, чтобы Наследник, кем бы он ни был, всегда был на виду, — предположил Гарри. — Видимо, без Наследника василиск по замку ползать не может. Он его, скорее всего, выпускает или что-то вроде.

— Но кто Н-наследник? — спросила Джинни, укрываясь за своей книжкой с принцами, как за щитом. — Неужели никто этого не знает?

— Наверное, нет. У меня, по крайней мере, никаких идей так и не появилось, — соврал Гарри. Идеи у него были, даже несколько, но… это надо было проверить.

В совятню учеников тоже не пускали, так что Гарри пришлось дожидаться утреннего визита Хедвиг. Это случилось в четверг, и Гарри привязал к лапе совы записку для Хагрида. В пятницу он получил ответ, а в субботу они с Гермионой, воспользовавшись помощью неведомо как отвлекших Филча близнецов, выскользнули из замка под мантией-невидимкой и пошли к хижине лесника.

Хагрид встретил их настороженным взглядом и снова несколько секунд пялился на их обувь. Гарри отметил, что перевязь с двустволкой лежала у него на топчане под гигантской подушкой, а в углу висел старый добрый арбалет с полным колчаном болтов к нему. Он налил чай и выставил на стол миску с ореховыми кексами.

— Хагрид, — спросил Гарри, сделав первый глоток, — мне очень-очень сильно надо знать… Скажи, кто был у тебя в хижине перед тем, как свернули шею второму твоему петуху?

— Да почитай все ваши и были, — сказал Хагрид, — Невилл с Шимусом у аппарата каждую субботу возились, да и воскресенье тож, Рон с Дином приходили что-то спросить у них, ну и сестричка Ронова с ними пришла и осталась у того аппарата. Вся в Молли, — умилился он, — как где что булькает или выпаривается там — не оторвать ее.

— Понятно, — сказал Гарри, — значит… Значит, Шимус, Джинни и я. Некому больше. Только, если это не я, с подошвами что-то не то… Но Шимус мальчик. И я тоже. Получается…

— Догадался? — спросил Хагрид, нахмурив брови. — Я ж всегда думал, что ты умный. И Дамблдор так же считает… Великий че…

В дверь застучали, решительно и требовательно.

— В угол! — шикнул на Гарри и Гермиону Хагрид. — И накройтесь там. Сейчас! — он загромыхал посудой, убирая лишние тарелки и кружки.

Дети забились в дальний угол хижины и затаились там под мантией-невидимкой Гарри. Хагрид открыл дверь.

В хижину вошли двое: Дамблдор и невысокий осанистый волшебник с обрамляющими усталое и обрюзгшее лицо всклокоченными седыми волосами. Одежда его являла собой обычную для волшебников невообразимую смесь несочетаемого: костюм в полоску, малиновый галстук, черная мантия и остроносые лиловые ботинки. Под мышкой он держал светло-зеленый котелок. Гермиону чуть не стошнило прямо под мантией.