Во-первых, он выяснил, что от его ухода из кабинета МакГонагалл и до того момента, как он глянул на часы под немигающим взглядом окаменевшей Пенни, прошло ровно восемь минут и тридцать шесть секунд. То есть либо Тот-Кто-Заменял-Его-Когда-Он-Себя-Не-Помнил был не просто быстр, а совершенно ненормально быстр… либо его оглушила «Ступефаем» совсем не Гермиона: от ее заклятия он очнулся бы через четверть часа, не меньше — проверено. В любом случае — сам ли Гарри окаменил Пенни или же это сделал кто-то другой — подругу следовало вычеркнуть из списка подозреваемых. Почему-то тот факт, что в этом списке все еще оставался он сам, причем как бы и не в одиночестве, не смог испортить радости от этого умозаключения.
Во-вторых, выясняя точное время выхода Гарри из кабинета МакГонагалл, Дамблдор применил и на него, и на саму профессора те же чары обострения памяти, что парой часов раньше Пенни применила на близнецов. А поскольку Гарри был первым в очереди, то и рисунок движения палочкой, и слова накрепко впечатались в обостренную заклинанием память мальчика, когда директор зачаровывал МакКошку. Так что теперь он вполне сможет повторить их при необходимости — разумеется, после изрядной тренировки.
В-третьих, Директор снова не рискнул лезть в его голову: для этого он вызвал Снейпа, причем Малфой-старший выглядел крайне довольным этим обстоятельством. Гарри-Который-Разговаривал-С-МакГонагалл-Но-Больше-Ничего-Не-Знал продержался против Мастера Ментальной Магии чуть больше минуты, сдав вахту Тому-Гарри-Который-Ненавидел-Снейпа. Тот удерживал зельевара почти четыре минуты, а ведь потом были еще Тупой Гарри, Гарри-Квиддичист и еще штук пять малоприятных для зельевара персон. В общем, на четверть часа его бы точно хватило.
Но терпение Дамблдора, да и Малфоя тоже, истощилось раньше, так что Снейп недополучил примерно половину заготовленных для него воспоминаний, а до Гарри-С-Воображаемой-Дубиной очередь тем более не дошла.
В-четвертых, обыск самого Гарри и всех его вещей не дал ничего компрометирующего. Палочку Миртл под Таннеровским бинтом, как и надеялся Гарри, не нашли, мантия все еще была у Гермионы, а мизерикорд в кармашке добровольно открытой им сумки был воспринят как нечто само собой разумеющееся или хотя бы вполне обычное. Тем более что никаких ран на пострадавших не было, и значит, стилет был ни при чем.
Потом в палату-камеру вплыл чемодан Гарри, увенчанный грудой его же вещей из шкафа и тумбочки. Чемодан открыли, и Высокая Комиссия копалась в нем минут десять, уделяя (в лице Лорда Малфоя) особое внимание книжкам. Гарри немного удивился, наблюдая, с каким интересом Малфой от корки до корки пролистывает маггловские учебники и художественную литературу. Видимо, снобизм чистокровного аристократа был большей частью напускным.
Увы (для комиссии), и в чемодане не нашлось ничего компрометирующего. То есть с официальной точки зрения он был чист как слеза. «Похоже, главный у нас все же я, Гарри, мы ведь снова не попались!» — съехидничал в его голове Гарри-Слизеринец. Хотя вообще-то это было не смешно.
Гарри закрыл сумку и, под недовольным взглядом мадам Помфри, покинул Больничное Крыло. Чемодан и прочие вещи директор обещал вернуть на место без его участия.
Гермиона ждала его за дверью. Они прошли по знакомому коридору и, оглядевшись, нырнули в лабораторию.
— Это не ты, — сказала, наконец, Гермиона, — ты просто не мог бы напасть на нее! Ну, на Пенни!
— Я не мог бы, — согласился Гарри, — но… я опять не помню себя. Семь минут примерно вылетело. Вдруг это что-то во мне, что прячется-прячется, а потом ка-ак… В общем, все это значит, что хотя со мной вопрос все еще открыт, то вот с тобой закрыт железно. Ты тут совершенно точно ни при чем.
— Почему это? — удивленно спросила девочка.
— Потому что я очнулся меньше, чем через десять минут, а от твоего «Ступефая» я отходил бы минимум пятнадцать. Помнишь тренировки?
— Да, — сказала она, — и… спасибо. Я не теряла память, я все-все помню, я даже эти чары, которые Пенни показывала, применила на себя, как только стало известно, что ее… И представляешь, получилось, сразу! Ни одной пропавшей минутки, — вздохнула она. Ее глаза налились слезами.
— Так это же здорово! — обрадовался Гарри. — Плакать-то зачем?
— Потому что, если бы я сказала об этом сама, мне не поверили бы. А главное — теперь только ты остался, — всхлипнула Гермиона, — под подозрением. Один. И значит…
— Ничего не значит. Ну да, я главный подозреваемый. Но всегда есть какие-то вещи, которые упускают при расследовании. А я же не настоящий полицейский, то есть наверняка чего-то упустил. Так что это вполне может быть кто-то другой. К тому же месяца через два, ну край – три, мандрагоры созреют, Снейп сварит зелье, и мы узнаем, кто, что и почему. Если это действительно я — то тут уж нечего делать. А если нет — то все обошлось, вот.
Эта логика не очень успокоила Гермиону, и Гарри продолжил:
— А самое лучшее здесь то, что если ни при чем ты — я совершенно спокойно могу обсуждать с тобой все эти вещи. Если я виноват, или, скажем, тот-который-во-мне — нет смысла тебя каменить, потому что я и так это знаю, и он тоже. А если не я — то я буду советоваться с кем-то, кто совершенно точно не виноват.
— Тогда три вопроса, Гарри. Первый — почему окаменили Пенни? Ну да, она хотела что-то сказать, но если ни при чем я и, предположим, ты, то кто мог узнать об этом?
— Кто угодно, — сказал Гарри, — я же кучу ошибок совершил. Например, мы об этом говорили утром в коридоре. Там кто угодно мог услышать. И с Колином та же история — по всей школе слухи ходили, что он чего-то там наснимал. Надо этой ошибки больше не повторять.
— Второй вопрос. На что этот «он» — тот-кто-в-тебе или кто-то совсем другой — рассчитывает? Если всех окаменевших все равно вылечат и узнают, кто Наследник?
— Одно из двух, — ответил Гарри, — или расколдовать окаменевших не получится, или… будет уже поздно. Именно поэтому я думал, что этот «кто-то» все-таки как-то связан с Малфоями.
— Почему? — спросила Гермиона. — Ну, я помню, что Добби предупреждал, и…
— Потому что Дамблдор намекнул, что Малфой старается сместить его с поста директора Хогвартса. А в сочетании с предупреждением Добби… Если Дамблдора сместят, то уже и неважно, кто это был — если это только не Малфой-младший. Кстати, я еще и поэтому думаю, что он, Драко, в смысле, не при делах.
— Но тогда почему Дамблдор ничего не делает? Неужели он не мог найти этого Наследника?!
— А если он уже его нашел, но его разоблачение будет слишком сильным ударом по самому директору? Помнишь седьмой пункт в моем списке? Ну, почему я могу быть Наследником?
— Вот поэтому и третий вопрос. Если это не Малфой бегает по школе с чудовищем на поводке, если это ты или еще кто-то, кто важен для профессора — как они смогли, ну, убедить этого «кого-то» все это делать? Ведь вряд ли кто-то из них — в смысле, вас, нет, лучше, них, действительно хочет повыгонять или переокаменять магглорожденных?
— Я видел, как один из волшебников, злых, вроде Малфоя, почти заставил одного джентльмена, который относился ко мне хорошо, заботился и так далее… В общем, он почти заставил его убить меня. У него не получилось, но… Такие чары точно существуют.
— Тогда надо вычислить тех, с кем оба Малфоя, что старший, что младший, контактируют. Или контактировали, — сказала Гермиона. — Не могут же они наложить чары, не встречаясь с кем-то?
— Локхарта вспомни, — возразил Гарри, — точнее, его книжки.
— Да, — сказал Гермиона, — ты прав. Девочки в спальне говорят, что многие волшебные книги крайне опасны. Можно сесть, начать читать — и уже не оторвешься, пока не умрешь. Или там почитал немного — и потом всю жизнь стихами говорить будешь. И… ты знаешь…
— Да?
— Помнишь, я тебе говорила про абстиненцию? Мне очень, просто очень хотелось взять хоть какую-нибудь книгу Локхарта еще раз. Это и правда как наркотик. И я у Лаванды спросила, и у Пенни… их тоже к ним тянуло, знаешь? Уже после того, как…
