— Хочешь сделать подарок милашке Гилли? — понимающе кивнул Фред.
— У нас тоже был этот дурацкий тест, — объяснил догадливость брата Джордж. — И вопрос про день рождения и подарки тоже был.
— Мы, конечно, написали про два поджопника — справа и слева…
— …И он потом сорок минут объяснял нам про двадцать шестое января…
— …Про то, как мы неправы, и как он уважает мир во всем мире…
— …И про огневиски Огдена.
— Так что на пикси на нашем уроке у него времени не осталось, — закончил Фред.
— Вы сработали даже лучше, чем Гермиона, — преувеличенно-восхищенно сказал Гарри. — Ей пришлось колдовать, чтобы сбить двоих, а вы даже палочки не доставали. «Самая лучшая победа — та, ради которой не просвистела ни одна стрела». Круто в общем. Так вот, Локхарт назначил Пенни отработку как раз на двадцать шестое…
— Попросим Ронникинса? — спросил Джордж.
— Да, его коронное заклинание будет лучшим выбором. — утвердил решение Фред. — С тебя, Гарри, маггловский виски, а с нас — бутылка из-под Огдена, укупорка и доставка.
— …А Пенни предупредит Гермиона. Заметано, — сказал Гарри. Он еще успеет забежать в совятню до начала уроков.
— Ну что? — спросил Гарри. — Как отработка?
— Просто прекрасно, — сказала Пенни, протирая тряпочкой серебряный кубок, один из множества в Зале Наград. Сегодня она была в маггловском: кроссовки, джинсы, клетчатая рубашка. — Хотя я очень жалею, что не видела этой картины.
— Какой картины? — с самыми честными глазами удивился Гарри.
— Как профессор Локхарт блюет слизнями. Говорят, — хитро улыбнулась она, — какая-то анонимная почитательница его талантов прислала ему огневиски. Но вместо пламени у него изо рта полезли жуткие слизни. Так что это новый сорт, слизневиски, получился. И… профессор Флитвик подошел ко мне и сказал, что вместо отработки у профессора Локхарта сегодня я буду отрабатывать с мистером Филчем. А тот послал меня сюда чистить кубки.
— Помочь? — спросил Гарри.
— Ты уже помог, — улыбнулась Пенни, — а то я не смогла бы… сыграть, ну… то сумасшествие. Но думаю, что День Святого Валентина он не пропустит и снова назначит мне отработку. Гарри, мы же успеем с зельем? С остальным Энн обещала помочь в срок.
— Успеем. Гермиона как раз сейчас доваривает.
Он взял еще одну тряпку и потянулся за соседним кубком.
— Никогда бы не подумала, что с тобой может быть так весело и так страшно! — сказала Пенни через несколько минут. Вопреки собственным словам, испуганной она не выглядела.
— А страшно-то от чего?
— Страшно оказаться твоим врагом. И… Ты… Гарри, ты же не?.. Я просто, ну…
— Магглорожденная? И боишься, что я… — Гарри дочистил кубок и поставил его на место, взяв в руки серебряную табличку в форме щита.
— Нет. Не боюсь. Гермиона рассказала мне про ваш счет, который двенадцать-десять. И знаешь… это все полная ерунда.
— Почему? — спросил Гарри. — Не, ну так-то, в здравом уме, я конечно бы не стал. Окаменять, в смысле. И тем более гонять магглорожденных. Я и сам практически такой же, как вы. Но… оба раза… и еще несколько, но это не было связано с окаменениями… я себя не помню. Как вырубало меня, Дамблдор говорит, что это был «Обливиэйт», но мало ли что там могло быть. И с Гермионой та же фигня, вот.
Вот теперь Пенни смотрела на него с тенью страха в глазах.
— И еще… меня, знаешь, тоже кое-что пугает, — медленно продолжил Гарри. — Во мне самом. Там… во мне… что-то темное есть, я это летом почувствовал. Словно еще один я, но маленький и злобный.
— И ты боишься, что это самое «оно» тебя захватывает? И ты… Нет, Гарри, этого не может быть, потому что…
Он посмотрел ей в лицо. Пенни смутилась и отвела взгляд. Гарри сделал то же, он уставился на табличку, которую протирал все это время, и вдруг его глаза расширились.
— Пенни… — прошептал он, — прочитай, что здесь написано?
— «Награждается Т.О.Реддл, за Особые Заслуги перед школой», — прочла она. — А… что случилось?
— Интересно, что это за заслуги… — пробормотал он. — И тоже сорок третий год… Хотя и не обязательно, он мог бы этот ежедневник и у старьевщика взять…
— Ежедневники у старьевщиков редко берут, — возразила Пенни, — там же нужно, чтобы дни недели совпадали, иначе неудобно. Но Гарри, в чем дело? Что за ежедневник такой?
— Арифмантический ежедневник, — сказал Гарри, — то есть сначала он был обычный, маггловский, на сорок третий год. А потом его этот Реддл зачаровал, он до Гермионы был лучшим учеником, целых пятьдесят лет, точнее, пятьдесят три. А еще совсем потом, в смысле, недавно совсем, мне его подарили. Он, правда, намок в туалете и сломался, ну и не считает больше.
Пенни пожала плечами. Она сама за прошедшие полгода сделала несколько таких вот волшебных калькуляторов — и для себя, и по дружбе, и за плату.
— Но все равно слишком много совпадений, — продолжил Гарри. — И все завязываются в узелок в сорок третьем году. Миртл, Хагрид, чудовище, Реддл этот с его заслугами… А меня учили, что случайности не случайны, а слишком много совпадений означают какую-то закономерность, которую ты пока еще не понял.
— Тебя хорошо учили. Даже странно, что тебе предложили... эээ… не Рэйвенкло.
— Шляпа сказала, что меня мало интересуют знания ради знаний, — ответил Гарри. — И, Пенни… Я, наверное, пойду? Мне надо подумать.
Он поставил табличку на место, положил рядом тряпку и ушел. Ему показалось, что Пенни снова хочет что-то ему сказать, но, возможно, только показалось.
В Общей Гостиной было людно, но их уголок-без-портретов пока пустовал, поэтому Гарри поднялся в спальню. Тем более, что он старался не таскать ежедневник с собой: Миртл почему-то очень нервничала от его вида. Возможно, он напоминал ей про тот хедшот. Так что обычно книжка просто-напросто лежала на тумбочке рядом с кроватью. Гарри сел на кровати, открыл ежедневник, закусил кончик пера зубами, а потом решительно написал:
«Привет, я Гарри Поттер и это не арифмантический вопрос!»
Буквы, как и обычно, исчезли, но ничего не произошло. «Видимо, дневник испортился окончательно», — подумал Гарри и совсем уже хотел закрыть книжку и спуститься в гостиную, но вдруг на листе бумаги начали проступать буквы:
«Привет, Гарри. Я Том Реддл. Спрашивай».
Почему-то Гарри очень обрадовался тому, что дневник не сломался от воды.
«Извини, я думал, что ты заколдовал этот дневник только на расчеты. У нас многие так делают», — написал Гарри.
Это было не совсем правдой. В конце концов, тогда, после урока с пикси, он получил довольно правдоподобный ответ о мотивах Дамблдора (хотя и более сухой, так мог бы ответить справочник по психологии), но ему в тот раз стало намного легче. Так почему же он не советовался с ежедневником Реддла после этого? Или советовался, но забыл?
«Ничего страшного. Но, честно сказать, это мне немного поднадоело, хотя я и люблю нумерологию. Так что за вопрос?»
«За что тебя наградили этой табличкой за заслуги? Я ее чистил сегодня».
«Я спас Хогвартс от чудовища. Я поймал человека, открывшего Тайную Комнату. Ты знаешь о ней?»
«Да, у нас все только о ней и говорят. Ее снова открыли».
Он правильно сделал, что обратился к дневнику, жаль только, что он не догадался сделать этого раньше.
«Неудивительно. Того, кого я поймал, всего-навсего исключили, а потом даже оставили при школе по просьбе Дамблдора».
«Ты имеешь в виду Хагрида?» — Гарри боялся узнать ответ, но в глубине души понимал, что сейчас он получит подтверждение.
«Да. Директор школы, профессор Диппет, очень стыдился, что подобное могло произойти в Хогвартсе, и запретил мне говорить об этом правду. Дело представили так, будто девушка погибла из-за несчастного случая. А меня наградили красивой доской с гравировкой и велели впредь держать язык за зубами. Но я-то знаю, это может опять повториться — ведь монстр еще жив, а тот, кто способен освободить его, по-прежнему на свободе».