Ударил колокол, и школьники начали собираться. Гермиона ринулась к профессору Биннсу, но скоро вернулась.

— Он сказал, что не готов обсуждать легенды и что к написанному в «Истории Хогвартса» ему добавить нечего. А потом просто взял и просочился сквозь стену, — с возмущением сказала она.

— Ладно, пошли, — сказал Гарри. — Может, еще в какой-нибудь книге про это написано. И интересно, что это может быть за чудовище? Может, дракон? То-то Хагрид рад будет!

Глаза мисс Грейнджер полыхнули фанатичным огнем.

— Я в библиотеку, до следующего урока еще полтора часа! — крикнула она и убежала прочь.

Гарри повернул за угол, в коридор, который вел к самому ненавистному из всех кабинетов — кабинету ЗОТИ, который в этом году потеснил с этой позиции класс зельеварения, точно так же, как профессор Локхарт потеснил в одной интересной очереди профессора Снейпа…

…И тут же обнаружил себя в дальнем крыле второго этажа. Ни дрожания пола, ни загадочных звуков, ни воды на полу — лишь профессор Дамблдор, сопровождающий воздушные носилки. На носилках лежал Колин Криви, которого Гарри опознал, в основном, по фотоаппарату. Камера закрывала его лицо, из нее шел густой черный дым.

— Профессор, — крикнул Гарри, подбежав к директору, — что… Что с ним? С ним… то же, что и с Добби?!

— О, Гарри, — сказал профессор, — ты тоже здесь?

— Тоже? — Гарри внезапно охрип. — Кто… кто еще?!

— Мисс Грейнджер, — ответил профессор, — но не волнуйся, у нее… просто легкое переутомление. Она стояла у окна неподалеку. Просто стояла. И она пошла в Больничное Крыло своими ногами, вместе с профессором МакГонагалл.

— Я… смогу поговорить с ней?

— Да, разумеется. Но… не хотел бы ты поговорить сначала со мной?

— Да, профессор, — сказал Гарри, — это было бы даже лучше!

— Вот как, даже лучше? Я польщен. Тогда проводи нас с мистером Криви до Больничного Крыла, и ты сможешь лично убедиться, что мисс Грейнджер цела и невредима, разве что… несколько утомлена и расстроена.

— Я понимаю, сэр.

— И… пожалуйста, не распространяйся об этом происшествии, хорошо? Паника была бы… нежелательна. По многим причинам.

— Если что и вызывает панику, так это отсутствие информации, — пробормотал Гарри, — по крайней мере у магглов.

— У волшебников тоже, — ответил Дамблдор, — спасибо за совет, Гарри. Но мы уже пришли. Поппи?!

Мадам Помфри перехватила контроль над воздушными носилками и повлекла Колина в дальний угол Больничного крыла, где стояла глухая ширма. Гермиона, лежащая на одной из кроватей, улыбнулась Гарри. Мальчик тоже улыбнулся ей и сделал знак «Потом!»

— Можно посмотреть на его фотоаппарат, сэр? — спросил Гарри у Дамблдора. — Это может быть довольно важным. Ну или… попросите мистера Томаса, Дина Томаса, он разбирается в маггловской технике и… точно ни при чем.

Дамблдор удивленно поднял бровь, но попросил мадам Помфри попытаться освободить камеру из рук Колина — если, конечно, это окажется возможным.

Они вдвоем вышли из Больничного Крыла и прошли по пустым коридорам.

— Урок уже начался, — пояснил директор, — но я постараюсь сделать так, чтобы тебя, мисс Грейнджер и, может быть, мистера Томаса не ругали за отсутствие на лекции.

— «Сахарные Перья», — сказал пароль Дамблдор, и охраняющая вход на лестницу каменная горгулья отодвинулась.

Летающая лестница подняла их наверх, и они вошли в кабинет, заполненный тяжелой мебелью, портретами, книгами и загадочными механизмами.

— Курлык! — услышал Гарри голос со стороны насеста, на котором он в прошлый раз увидел феникса. Сейчас вместо большой огненной птицы на нем сидел взъерошенный, хотя и тоже покрытый пушком цвета пламени, птенец.

— Фоукс — так его зовут — совсем недавно прошел перерождение, — улыбнулся Дамблдор и погладил птенца по голове. — Когда он становится старым, он умирает, как и все живое в этом мире, он просто сгорает, будучи уже не в силах сдерживать свой внутренний огонь, а затем… Затем он возрождается из пепла. Итак, Гарри, что ты хотел рассказать мне?

— Сэр, — попросил Гарри, — у меня… выпал из памяти час. Примерно час. Полностью выпал. Вы… не могли бы посмотреть и… попытаться восстановить его?

Разумеется, Гарри-Хранитель-Ключей в его голове уже вовсю щелкал замками, пряча то, что Повелителю Памяти не следовало знать ни в коем случае.

— Спасибо за доверие, Гарри! — Дамблдор достал свою волшебную палочку, но не стал направлять ее в глаза мальчика, а всего лишь сделал несколько пассов над его головой. — Ну что ж… По моему скромному мнению, это был «Обливиэйт», заклинание стирания памяти. Довольно сильное. К сожалению, я не смогу восстановить этот час, но…

Гарри тяжело вздохнул.

— Но… — продолжил Дамблдор, — я уже благодарил тебя за оказанное мне доверие, помнишь? И мне хотелось бы узнать, почему ты… не испытываешь ко мне тех же чувств, какие ты испытывал в прошлом году?

— Дело в мандрагорах, сэр. Если бы эти окаменения были… ну, подстроены… Извините, профессор, но… я все-таки проверил. Если бы Вы ждали чего-то такого, Вы попросили бы профессора Спраут посадить в этом году больше мандрагор, чем обычно, потому что они позволяют снять окаменение. А их столько же, сколько и в прошлом году. И запаса с прошлого года у вас тоже нет, иначе Вы бы уже раскаменили этого Добби и Колина и все узнали бы. А значит, Вы не ждали никаких окаменений.

— Интересная логика. Учить столь умных, хотя и временами недоверчивых учеников — весьма трудно, но и очень интересно, Гарри.

— Ага, спасибо, профессор. Но… можете ли Вы тогда проверить и мои палочки? — Гарри достал из кармана ту самую палочку, которую полтора года назад купил у Олливандера, а из левого рукава — палочку Миртл, — я хочу быть уверен, что… Что это не я. Ни в том, ни в другом случае.

— Хм, — пробормотал Дамблдор спустя несколько минут, — исключительно оглушающие чары и щит. Причем не позже утра. Я вижу, ты сделал выводы из того прискорбного случая в начале года.

— Да, профессор, — ответил Гарри, задавив неизвестно откуда взявшуюся злость. — И… я учил Джинни, Джинни Уизли. Ей нелегко — трое из четырех ее братьев… на самом деле из шести, но двое уже живут отдельно… Они иногда не прочь подшутить над ней.

— И, попросив меня проверить твои палочки — обе палочки — ты хотел убедиться, что это не ты окаменил мистера Криви и не ты стер сам себе память? — удивился Дамблдор. — А почему ты вообще подумал о такой возможности? И почему решил, что мистер Томас точно не при чем?

— Понимаете, профессор… Кроме этого пропавшего часа… Я пытался рассказать Вам об этом еще в прошлый раз, но… вам ведь тогда, наверное, не до того было? Понимаете, я попросил Колина…

— Хм, — сказал Дамблдор, когда Гарри закончил свой рассказ, — это несколько непривычно… но я знаю одного человека, который был бы очень в тебе заинтересован — разумеется, когда ты вырастешь и окончишь школу. Но ты не мог бы рассказать, откуда у тебя такие познания в этой… криминалистике?

— Ну, я же был жутким хулиганом, там, до школы, в Литтл-Уингинге. И… меня постоянно таскали в полицейский участок. Полицейские — это маггловские авроры, — пояснил он. — И я слышал, как они обсуждают свою работу.

— То есть, ты проводил с ними достаточно много времени, — понимающе кивнул Дамблдор. — И, видимо, многому у них научился. Однако… ты знаешь, что один из этих маггловских авроров пытался убить тебя?

— Нет, — вытаращил глаза Гарри, — но… наверное, это то самое слепое пятно, сэр? О котором говорила Шляпа? Которое стерто так, будто его никогда и не было? Это было как раз перед тем, как мне пришло То Самое Письмо, сэр!

— Ты очень догадлив, Гарри. В оправдание этого аврора — или, скорее, старшего аврора — могу сказать, что его зачаровал один довольно темный волшебник. И приказал ему убить тебя. И знаешь, кто спас тебя тогда?

— Нет, сэр, — помотал головой мальчик.

— Твой профессор ЗОТИ. Профессор Локхарт.