Гарри почувствовал, как руки девочки обняли его, словно защищая от ужаса навеянных дементорами воспоминаний. Ему действительно стало легче, и он продолжил:

— Он убил ее. А потом и меня попытался убить, хотя и согласился, что убьет ее вместо меня. Вместо, понимаешь? Формально согласился. «Как скажешь» — это ведь согласие?

Гермиона кивнула, боднув его лбом.

— И когда он попытался убить меня, в нарушение… договора, он просто развоплотился. Видимо… Видимо, мама перед смертью как-то связала его магической клятвой. А когда Том ее нарушил, то эта клятва меня спасла, а его развоплотила. А сам я… Я же вообще ничего не сделал, только сидел, вроде как в манежике, и плакал. Но убивать же он не их пришел, а меня. Значит он именно меня боялся. Согласно Пророчеству.

— Подожди. Но это значит…

— Но это значит, что Пророчество не исполнилось. Если его остановили не я, а папа с мамой. Ну или исполнилось на первом курсе. Когда я Квиррелла сжег. Но вряд ли.

— П-почему? Почему ты так думаешь?! Ведь ты тогда победил его целых два раза! И еще раз в прошлом году!

— Потому что Дамблдор меня все еще готовит. Причем готовит к тому, чтобы умереть.

— К-как? К-к чему он т-тебя г-готовит?! — Гермиона казалась не возмущенной тем, что Гарри вновь покушался на авторитеты, а просто ошарашенной. Это был хороший знак.

— Помнишь, еще на первом курсе, в комнате с зельями этими снейповскими, я тебе рассказывал про методичку Дамблдора?

— Помню. Но тогда ты не успел мне про нее рассказать подробно. Просто тебе уже пора было идти, а потом я просто забыла тебя расспросить о ней в деталях. Но почему ты сам не рассказал мне о ней?

— Потому что… Потому что я имел на это право. Помнишь — то самое, про вопросы жизни и смерти? А это именно такой вопрос. Ведь на самом деле это методичка по подготовке шахидов. Самоубийц. Там… их с самого детства готовят.

— Да. Ты имел на это право, — голос Гермионы стал твердым и немного обиженным. — Не скажу, что я рада этому, но ты и в самом деле это право имел. Формально.

— Формально, значит, — усмехнулся Гарри. — А вот скажи: если бы ты была на моем месте — в смысле, если бы это тебя Добрый Дедушка Директор готовил на самоубийцу — ты сама захотела бы рассказать мне об этом, в случае если бы я не мог бы тебе помочь?

Гермиона молчала. Медленно текли секунды.

— Нет, — наконец сказала она, — я бы… Я бы постаралась… Нет. Не сказала бы. Особенно близким. Прости, Гарри, и… спасибо, что рассказал мне об этом хотя бы сейчас. Это значит… Это значит, ты считаешь, что… Что я могу помочь тебе избежать этого?!

— Да. Извини, что так долго приглядывался к тебе, но… После того, как ты Малфоя сделала… Я думаю, ты можешь. Помочь. Хотя я и не знаю пока, как.

— Спасибо. Но… подожди. Я читала в книжке по истории, что этих… шахидов готовят по какой-то очень-очень старой методике. Там еще были ассасины и какой-то Горный Старец.

— Да, Старец Горы. Это то ли одиннадцатый век, то ли двенадцатый… Не помню. Там мало что поменялось, на самом-то деле. Берут ребенка, мальчика или девочку, сироту или из семьи такой… в которой плохо жить, необязательно бедной. Когда издеваются, уродом считают… В общем, ровно как со мной. Потом из этой семьи забирают и приводят в совсем новый мир. Где он — герой, будущий, но все же герой, где его любят все. Ну, почти все. Я же помню, как меня в Дырявом Котле встречали, когда меня туда Хагрид привел. Каждый мне руку пожать хотел, а одна ведьма даже несколько раз подходила. А потом еще Гринготтс, с этой золотой кучей… Смешно — я тогда в счастье должен был быть, ведь у меня до того не должно было быть денег, ну совсем. А я, наоборот, разозлился даже. Мне столько стараться пришлось, чтобы тысячу фунтов заработать. А тут…

Гермиона молчала, продолжая обнимать Гарри. Она представила, что ей пришлось бы носить такое в себе вот уже…. Четыре месяца? Или больше года? Смогла бы она вот так… жить с этим и оставаться такой же спокойной, как Гарри?! А тот продолжил:

— Ну вот. Его, шахида этого новенького, встречают, радуются ему… А потом говорят, что его вообще уже райский рай ждет, если он все как надо сделает. Ну или не рай, а ад — если он, или даже она, откажется… умирать. И учат — но не драться учат, а чтобы только до цели дойти. Вроде как в квиддиче — чтобы добраться до снитча, нужно уметь уклоняться от бладжеров. Ты думаешь, мне случайно разрешили с первого курса играть? И еще… Еще они, воспитатели шахидов, настраивают их на смерть.

— К-как н-настраивают? — ужаса в голосе девочки хватило бы на двоих. Или даже на целый курс.

— Очень просто. Сначала он к этому чудесному миру привязывается. И главное — к людям в нем. А потом все, к кому он привязывается… они умирают. Обычно в борьбе против тех же врагов, против которых его самого готовят. Я именно поэтому за вас тогда беспокоился, на первом курсе. Особенно за Невилла. Ну и за Рона тоже. И за тебя. И… еще комплекс вины прививают. Что это вроде как из-за меня кто-то умер. И хорошо, что из нас пока все живы. Ты ж тогда, на первом курсе, точно угадала, с заложниками. Вас вполне могли и так использовать, только чуть позже. Тогда-то это рано было, и в прошлом году тоже. А вот на этом курсе или на следующем…

— Н-но в-ведь… Н-но в-ведь п-пока н-никто н-не п-погиб?

— Пока-то мне это только про папу и маму втирают, что они умерли, чтобы меня защитить, чтобы я жил. А я подыграл. И поехал туда, в Годрикову Лощину. И… я знал, что это манипуляция такая, и хотел это самое страдание, которое от меня ждут, показать. Но… Мне и на самом деле хреново было.

Гермиона разрыдалась.

— Не реви, — все тем же спокойным голосом попросил Гарри. — А то я сам тоже заплачу. И Миртл позову. Хоровое рыдание, да без нее — она ж нам этого не простит.

— Я… ИК! Я н-не реву, Г-гарри. Вот совсем-совсем не ИК!.. Не ре-реву. Я с-спокойная. И очень-очень рассерженная. Но не на тебя. Но вот… Но вот если ты предложишь мне снова в сторону отойти, чтобы меня не задело… — («Да, Пенни, я гриффиндорка!») — Вот тогда я рассержусь на тебя. И сильно. Но… ты же не все рассказал пока?

— Не все. Понимаешь, это пророчество точно есть. И, судя по тому, что, во-первых, Том меня боится, да еще и хочет убить сам, лично… И, во-вторых, потому что Дамблдор меня к смерти готовит… мы с Томом должны взаимно уничтожиться. То есть он меня сам должен убить, а я его. Тоже сам. Только Том об этом, о том, что это взаимно будет, наверное, не знает.

Гермиона кивнула. Гарри немного помолчал и продолжил.

— Причем я должен добровольно пойти на смерть. А чтобы я пошел — я, во-первых, должен волшебный мир любить, чтобы хотеть его спасти, а во-вторых, у меня ни в волшебном, ни в маггловском мире не должно быть никого, с кем мне хотелось бы остаться. И это должно случиться до того, как я закончу школу. Потому что потом я выйду из-под контроля Дамблдора. Ну и самые безбашенные как раз — подростки, они ж как правило не верят, что смерть — это не понарошку, и что это навсегда, и поэтому им легче. То есть, когда мне надо будет умереть, мне где-то семнадцать лет будет, вряд ли больше. Самое время влюбляться, знаешь?

— Ага. В книжках так и написано. И Пенни опять же…

— Ну вот. А к тому времени, когда мне придется умирать, моя девушка должна или бросить меня, чтобы у меня надежды на будущее не было, или тоже умереть, чтобы мне к ней хотелось, вот как к папе и маме хочется. А теперь и к миссис Кейн тоже. Я… помнишь Зеркало, на первом курсе? Которое нам с Невиллом показывали, ну и Рона я еще к нему водил?

— Зеркало ЕИНАЛЕЖ? То самое? Ты… ты там кого-то видел?!

— Ага. Как раз девушку. Она с папой и мамой стояла. Мама еще ей руку на плечо положила и на нее посматривала, с усмешкой такой… доброй…

— Это… Это была…

— Я не помню, кто это был. Точнее, я не разобрал ее лица.

====== Все Будет Хорошо, Правда? ======

Гермиона замолчала. Гарри подумал, что, наверное, она просто не предполагала, что он, Гарри Поттер, может мечтать о девушке. Собственно, он и сам не предполагал этого, пока не увидел лишенный деталей, но совершенно точно девчоночий силуэт в Том Самом Зеркале.