— Просто я очень обрадовалась, что ты жив, дубина! — вспыхнула мисс Грейнджер. — Тогда, в хижине… Я думала, что тоже умру, пока ты лежал и не… А ты, — она всхлипнула, — ты живой оказался. И я… я действительно была тогда счастлива!

— Ага, — сказал Гарри, — я тоже думал, что помер. Но очнулся. Благодаря тебе, кстати. И… я когда очнулся… я понял, как ты рада, что я жив. И я понял, что это значит!

— Что?

— Что я тебе небезразличен, — бросился в холодную воду Гарри-Гриффиндорец. — Еще и боггарт твой…

— Подожди, — прошептала Гермиона, — ты хочешь сказать…

— Ну да. Когда я увидел, как ты за меня беспокоишься… И что боишься, что я так и не узнаю, что я тебе дорог… В общем… Я понял, что я счастлив. Совсем счастлив. Ну и… когда нас дементоры обступили, я вспомнил этот момент, я понял, что… И у меня получилось!

— Так ты понял…

— Ну да. Я понял, что я люблю тебя.

Стало тихо, лишь едва слышно пощелкивал хроноворот.

— Ты… ты правда любишь меня, Гарри?

— Ага, — сказал тот, продолжая свое монотонное занятие. — И… не только как друга. Но и… как девушку. В том самом смысле.

— Смешно, — сказала она. — Смешно и глупо.

— Наверное, глупо, — он пожал плечами. — Но ты же знаешь, до меня иногда туго доходит… всякое. Если бы я раньше сообразил…

Теперь Гермиона стояла перед ним, ее палочка бессильно свисала к полу.

— Ты… Т-ты не м-мог сказать мне об этом ра-раньше? — наконец спросила она.

— Ну, сначала я же был тупой! И знаешь… мне, наверное, понадобилось на время умереть там, в хижине, чтобы поумнеть. И все понять. Я же папу с мамой там встретил, представляешь? Там, куда я попал, когда… Они просили меня не оборачиваться, чтобы не остаться там, поэтому я только слышал их. И они сказали, что меня держишь тут, в этом мире, именно ты. Так что, если бы не ты — я бы точно не вернулся.

— То есть… то есть ты не с-сам догадался?

— Не знаю. Мама с папой сказали… Что это все, в смысле, все, что я тогда видел, слышал и чувствовал… Это все было в моей голове. Так что, может быть, я их — и их слова тоже — просто придумал. А может быть… не знаю. Наверное, все-таки сам. А потом завертелось — Снейп… Люпин… Блэк… Дементоры… Амбридж эта… Вот и не успел. Сказать. А когда мы уже сюда пришли… Я же обещал тебе, что все расскажу. Вот и рассказываю. Я же поклялся никогда не врать тебе, помнишь?

— Хоть за это спасибо, — пробормотала она, беря с полки коробку с патронами и садясь рядом с ним на подушки. — НУ ПОЧЕМУ? Почему, к-как только… как т-только т-ты… Я так ждала этого, я уже надеяться устала. Я же п-помню, как я тебя тогда…

Гермиона достала из сумки Гарри пустые магазины и начала снаряжать их, тихонько всхлипывая.

— Забей, — решительно сказал Гарри. — Я же тебе уже много раз говорил — забей. Ну, сказала. Ну да, врать не буду — мне казалось, что я тебя действительно не привлекаю, в том самом смысле. Поэтому и поверить не мог, долго. Даже когда ты меня ревновала. Я, кстати, тоже ревновал, только не понимал, что ревную, и даже Рона прибить хотел.

— Я знаю, — всхлипнула Гермиона, — прости меня! Я тогда просто испугалась.

Гарри пожал плечами. Ну испугалась. Но потом перестала пугаться же!

— Даже когда ты меня спящего обнимала, — продолжил он, — я, дурак, верил, что это только потому, что ты сама из-за моих кошмаров спать не могла.

— Приличные девочки не ложатся в постель к мальчикам, которых не любят! — обиженно произнесла Гермиона, укладывая снаряженные магазины в сумку. — В конце концов, я могла бы найти какое-нибудь другое время, чтобы выспаться!

— Говорю же — дурак был. Но… Все же прояснилось уже?

— П-про-ИК! -прояснилось! — Гермиона все-таки расплакалась. — Г-гарри! Но почему?! Почему так? Почему ты уходишь вот так, сразу?

— Потому что я солдат, — пожал плечами Гарри. — Ну, или меня учат на солдата. Или офицера. А нам… Нам иногда надо уходить. Чтобы вернуться. Чтобы было, куда и к кому вернуться. А у меня есть. Ты. И на этот раз я обязательно вернусь! Причем я вернусь именно к тебе, Гермиона Джин Грейнджер, а не просто… в Хогвартс.

— С чего ты так уверен? — с подозрением спросила Гермиона.

— Эээ… попным мозгом чую, — улыбнулся Гарри, — а ему я доверяю больше, чем головному. К тому же, кто, как ты думаешь, подбросил сюда эту записку? Не Блэк же, который просто не смог бы открыть умывальник, не говоря уже о «Фиделиусе»? И клык этот как-то к месту в Визжащей Хижине оказался, ровно там, где ты смогла его увидеть, и…

— Гарри Джеймс Поттер, — Гермиона вскочила и повернулась к Гарри, — то, что я тебя люблю, не означает того, что ты не болван!

Она несколько раз пробежалась туда-сюда по «Лаборатории Вообще», как раздраженная львица по тесной клетке.

— Значит так, — строго сказала она, остановившись и повернувшись к нему лицом. — Сейчас ты будешь перечислять все, что помнишь… такого. Странного, в смысле. И во сне, и наяву. Не упуская ни одной детали! А я буду это все записывать. И только попробуй, слышишь, вот только попробуй что-нибудь забыть или сделать не так, как я запишу!

Она схватила блокнот, показавшийся ей самым крепким, и ткнула маггловской ручкой в направлении Гарри:

— Итак, начнем с…

— …С Литтл-Уингинга, — кивнул Гарри, не прекращая вертеть хроноворот. — Когда я подошел к дому миссис Кейн…

— Ну, вроде и все, — сказал, наконец, Гарри, — больше ничего в голову не приходит. И знаешь… у меня уже пальцы устали.

— Еще восемьдесят семь оборотов, — сказала Гермиона, — не отвлекайся!

— Ты считаешь?! Ты все это время считала?! Все эти чертовы тысячи оборотов?!

— Гарри, в этом году после Хэллоуина было двадцать восемь уроков Истории Магии, — строго сказала мисс Грейнджер, — сдвоенных. Этого вполне достаточно, чтобы начать считать уже совершенно автоматически! И только не говори, что ты так не умеешь! — сказала она, засовывая дневник в сумку Гарри.

— Э… хорошо, Гермиона, не скажу.

— Болван, — на глаза мисс Грейнджер снова накатились слезы. — К-какой же ты все-таки непробиваемый б-болван! Пятьдесят!

Она положила сумку Гарри ему на колени, продернула петлю ремня сквозь цепочку и надела ремень ему на шею.

— Я буду очень скучать по тебе, — сказал он, — на самом деле, там, в этих снах… я уже чувствовал это.

— Только попробуй не вернуться, — всхлипнула она, — только попробуй… Тридцать…

— Я люблю тебя, Гермиона. И я правда вернусь.

— Я тоже тебя люблю, ду-дурак. Двадцать.

— И ты очень красивая. Я же говорил тебе, что Лаванда не самая красивая? Я просто не успел сказать, что самая красивая — ты.

— Врешь. То, что я дура, не значит, что я красивая. С-семь.

— Я тебе никогда не вру и… Хроноворот… он горячий!

— Три! Два! Один! Га-ар-р-ри-и-и!

Вспышки не было. Только негромкий хлопок — распавшаяся на несколько кусков цепочка зазмеилась по краю подушки, да осколки стекла вперемежку с раскаленными песчинками шипели на влажном полу.

— Гарри… Какой же ты идиот… Вернись, пожалуйста, Гарри… Вернись, и я тебя даже убивать не буду!

Струна, державшая ее все это время, лопнула. Она не смела, не могла позволить ему запомнить ее такой… истерящей, ревущей в три ручья, скандальной… Такой, к которой он не захотел бы вернуться.

Но теперь, когда он ушел… ушел с тем самым полуотсутствующим, устремленным к делу всей его жизни взглядом… Взглядом, который она хранила в своем сердце с того самого Запретного Коридора… Теперь было можно.

Ее магия была с ней согласна — и почти все, что было в их — их с Гарри! — комнате, взлетело, будто поднятое вихрем или, скорее, торнадо. Если Гарри — ее Гарри! — в таких случаях просто взрывался, то она с самого детства создавала вокруг себя бурю. Бурю, из-за которой ее добропорядочные респектабельные родители… неважно. Важно было только то, что Гарри — ее Гарри! — тоже любит ее, но даже это не остановило его от того, чтобы ее покинуть.