Мойша с подозрением посмотрел на Катю – еще не стала женой, а уже нотки надменной и нравоучительной критики звучат в ее голосе. Пресекать такое надо с молодых ногтей.

–Не хочешь ли ты сказать, что и тебе следует туда устроиться?

–Почему нет? Зарплата не в пример выше нашей, платят своевременно, да и для здоровья полезно…

–Что?!

–Ну сам же знаешь, врач ведь – нам, женщинам, секс для здоровья нужен, причем в большом количестве.

–А то, что этот бордель…

–Дом…

–Бордель!.. является разносчиком заразы, о чем тебе отлично известно – это как?! Как ты этот факт рассматриваешь?!

–Еще неизвестно, кто что разносит.

–Что ты имеешь в виду?

–Ну что, по-твоему, в мэрии дураки сидят? Они обо всем знают, общественное здоровье под угрозой, и никто ничего не предпринимает. Так, что ли? То есть ты один умный, а остальные…

–Да ты что?! – вскипел Мойша. – Ты это серьезно? Ты работаешь с анализами, прекрасно видишь, что происходит на самом деле, и правда полагаешь, что не дом досуга причина всех болезней?!

Катя замолчала и опустила глаза.

–Извини. Я говорю не весть что. Ну сам посуди – получив такое «письмо счастья», – она потрясла в воздухе расчеткой, – еще не так запоешь. Прости меня.

Она обняла Мойшу. Спустя полчаса, когда она ушла, он стал ходить по кабинету взад-вперед. Внутри него бушевали страсти. Наконец, решившись, он скинул с себя халат и отправился куда-то за пределы больницы. Спустя 15 минут он стоял у входа в дом досуга… Катя не обманула- здесь и впрямь было народу как семян в огурце. Журналисты, сотрудники городской администрации, молодежь – все смешалось в едином безнравственном порыве, один взгляд на который заставлял молодого врача трепетать от гнева. Не чуя земли под ногами, он бросился в кабинет заведующей.

–Здравствуйте, Моисей Самуилович, – она встретила его с распростертыми объятиями.

–Откуда Вы меня знаете?

–Городок у нас маленький, чего ж не знать-то… Да Вы проходите, не стесняйтесь, мы Вам сейчас подберем специалиста самого квалифицированного…

–Я здесь не за этим.

–А зачем?

–Затем, чтобы сообщить Вам, что Ваш… дом досуга, прости Господи, является источником распространения венерических заболеваний по всему городу!

–Да, – сделав озабоченную мину, присела на стул заведующая. – Такая информация до нас уже дошла. Через мэра.

–Да? Любопытно? Как же он на это реагирует?

–Сердится. Велел меры принимать.

Что-то живое зашевелилось в душе Мойши, какая-то слабенькая надежда на понимание, вроде бы, затеплилась там.

–И что же? Что Вы сделали?

–Ну смотрите. Все наши девочки – 99% – из бывших индивидуалок, так? Значит, они больны быть не могут. Иначе бы давно уже весь город вымер. Логично?

–Логично, но…

–Пойдем дальше. Есть у нас только одна девочка со стороны – это Настя из городского суда.

–Ну! Значит, в ней все и дело!

–Я согласна, согласна…

–Ну так значит ее надо уволить!

–Не могу.

–Почему?!

–Она – наш лучший работник. Без нее мы и на половину не выполним план по сбору в бюджет.

–Как, уже и план есть?

–А как же! – с видом получившей пятерку пионерки протянула она Мойше папку листов на 50 с подробным бюджетным заданием, муниципальным контрактом и прочей служебной документацией. От масштаба этого безобразия, принявшего государственные масштабы, у Мойши закружилась голова. Подняв глаза, он увидел над головой заведующей лозунг:

«Наши цели ясны, задачи определены! За работу, товарищи!» (из речи Н.С. Хрущева на 22 съезде КПСС).

Апрель 1847 года, Пешт.

-…Господа!– начал свою речь доктор Игнац Филип Земмельвайс. – Помимо удручающей статистики женской смертности от горячки и родового сепсиса, с которой я столкнулся по приезде в больницу святого Роха, на нашу голову обрушилось еще одно несчастье – гибель нашего уважаемого коллеги, доктора Коллечки. Вдвойне опечалило эту утрату то обстоятельство, что погиб он по чистой случайности, нелепости, в преддверии открытия препарата, который способен радикально изменить ситуацию с заражениями и смертностью как в нашей клинике, так и по всей стране. И это даже не то, чтобы открытие – это скорее находка, которую я совершил в поисках универсального средства борьбы с ужасным заболеванием, которое год от года уносило жизни матерей Австро-Венгрии. Когда я столкнулся с этой проблемой, первое, с чего я начал – изучение ее причин. И главной из них стали руки врачей. Да, не удивляйтесь – именно руки, призванные и словно назначенные самим Господом, чтобы помогать и спасать жизни, эти самые жизни и уносили. Иными словами, мы сами были виновниками сепсиса. Как такое возможно, спросите вы? Я отвечу. Инфекция на руках переносилась из прозекторской доктора Хоффмана…

Последний недовольно поморщился при этих словах.

–…А также с улицы, после контактов с окружающей средой. Недостаточное обеззараживание влекло непроизвольное внесение в организм роженицы через кровь, парентерально, смертоносной инфекции. По полученным мною данным, в Австрии показатели по смертности куда ниже – поскольку там доктора перед началом оперативного контакта с больными обеззараживают руки хлорной известью. Сравнительно недавно – две недели тому назад – я обязал всех сотрудников нашего отделения делать то же самое. И – что бы вы думали? – за две недели ни одной смерти! А в былые времена за тот же срок погибали до десятка женщин. Вот, – Земмельвайс поднял над головой документ, – сравнительная таблица, которую я хочу донести до всеобщего сведения и также опубликовать в медицинском вестнике. На сегодняшний день обеззараживание является, в прямом смысле, жизненной необходимостью с целью спасения рожениц. А наша клиника святого Роха станет пионером в деле борьбы за жизнь матерей!

Коллеги дружно зааплодировали. После симпозиума доктор Клейн пригласил Земмельвайса к себе в кабинет.

–Это потрясающе, Игнац. Ваше открытие просто… неописуемо!

–Самое потрясающее в том, доктор, что никакого открытия нет. Раствор по обеззараживанию рук давно известен медицине. Основная работа моя состояла во вскрытии причин смертности, в определении истоков поступления сепсиса в организм роженицы.

–И что Вы намерены с этим делать дальше? Ведь это неплохой материал для диссертации.

–Слава меня привлекает меньше всего. Я вижу свою главную задачу в борьбе за жизнь матерей Австро-Венгрии. Ведь ребенок-сирота – что может быть несчастнее? Видя такую удручающую картину смертности, что существовала в нашей клинике и во всех остальных клиниках Венгрии, матери попросту боялись рожать и отдавались на руки повитухам. В наше время! Это ведь уму непостижимо и никак недопустимо, ибо повитуха нанесет куда больше вреда, чем доктор Хоффман из прозекторской!

–Я вижу, Вы не честолюбивый человек…

–Знаете, что сказал мне Франтишек, умирая? Он завещал бороться за жизни рожениц, завещал придать мое открытие огласке, уже зная о нем. И я обязан выполнить его последнюю волю, а также ту клятву, которую я принес на университетской кафедре высоким именем врача!

–Ваши слова потрясающи! Я восхищаюсь и горжусь Вами, но… есть одно обстоятельство, по которому я бы не советовал Вам особенно радоваться открытию.

–Что же это за обстоятельство, позвольте осведомиться?

–Видите ли, закупка хлора в таком количестве может нанести нашей клинике существенный урон. Я имею в виду, в финансовом смысле…

–Вы шутите? – Земмельвайс был обескуражен словами главного врача. – Во-первых, его стоимость смехотворна, во-вторых, не так уж много его и нужно, а в-третьих, если от этого зависят жизни матерей, то о какой экономии здесь можно говорить?

Клейн мялся – собеседник видел это и не желал сдавать позиций.

–Если существуют объективные препятствия к моей деятельности, то сейчас самое время предать их огласке. То, что Вы сказали, звучит, простите, как бред. Здоровы ли Вы сами?