В этой же очереди он увидал много молодежи.

–О, мелочь пузатая! А вам не рановато такие места посещать?

–А чего? У нас и паспорта имеются!

–А ровесницы чего же?

–Да ну их, динамистки кругом. Яйца крутят-крутят, а не дают. Все родительские карманные деньги на них спустишь, а толку ноль. То ли дело Настёна наша!

На минуту в мэре разбушевалась ревность, но вскоре здравый смысл подавил ее голос – деньги не пахнут, решил Николай Иваныч, а задумка его стоила, пожалуй, свеч. Никогда за всю свою 25-летнюю карьеру главы города он не был так собой доволен. И потому спал всю ночь как младенец, одни розовые слоники снились – то ли финансовый успех вскружил голову, то ли Настька-Машинистка хорошо знала свое дело.

Первые пациенты появились у Моисея Самуиловича в конце недели. На протяжении первых рабочих дней он знакомился с коллективом, который и впрямь оказался очень радушным и приветливым по отношению к молодому коллеге, «проставлялся» за свое назначение и к пятнице уже едва мог употреблять спиртные напитки, так что вечером «углового» дня решил завязать и приняться за изучение историй болезней лиц, стоявших у него на учете – благо, их было не так много, да и являлись они на прием редко.

Велико же было его удивление, когда с утра в субботу наведался к нему – нет, не хроник с каким-нибудь гепатитом, – а механизатор из дальнего районного колхоза.

–Здрасьте, можно?

–Можно.

–Я к Вам, доктор.

–Слушаю Вас.

–У меня проблема такая… – деревенский житель долго мялся, очевидно, стесняясь излагать беду, кажущуюся ему очень щепетильной.

–Смелее, я не кусаюсь.

–Тама… чешется все… страсть…

–Понятно. В бане были?

–Ага. Не помогает.

–Разберемся, – Мойша пододвинул к себе листок и начал быстрым, свойственным врачу почерком, его заполнять. – С этим направлением идите в лабораторию, там сегодня очереди нет, сдайте соскоб. Посмотрим, что с Вами такое…

–А как скоро выяснится?

–Сегодня же. Прошу.

Сходил. Сдал анализ. Не прошло и часа как в кабинет к Мойше Самуиловичу зашла Катя, отныне выполнявшая роль его правой руки по всем вопросам.

–Хламидиоз, – вполголоса произнесла она. Для колхозника это звучало как приговор, но доктор не смутился – так же легко выписал больному мазь, прописал антибиотик (для страху, чтоб не повадно было впредь совать уд свой куда не просят) и отпустил с миром. Но тот почему-то не хотел уходить.

–Доктор. Тут… еще народ…

–Какой народ? Вы, что, не один?

–Нет, еще колхознички болезные к Вам просятся.

–Ну а что же Вы молчали? Пусть заходят.

Следом за механизатором вперлось еще три мужика – такие же взрослые и здоровые как он, и все с одной и той же хворью. Мойша с недоверием посмотрел на них – если принять во внимание гендерное совпадение, вариант с зональной эпидемией исключался. Что ж, об этом доктор решил подумать на досуге, а пока отправил и других больных все с теми же бумажками по знакомым кругам ада. И снова явилась Катя и произнесла свой суровый вердикт:

–Хламидиоз.

–Что, у всех?

–У всех, и причем стадия одна и та же.

–То есть… ты хочешь сказать?

–Что заразились в одно и то же время.

–Странно, очень странно…

–Ничего странного, – Катя говорила резким и уверенным голосом, несмотря на присутствие больных в кабинете.

–У тебя, что, есть соображения по этому вопросу?

–А у кого их нет?

–Ладно, потом обсудим. Иди пока. А вам, товарищи, пропишу укольчики…

Взрослые мужики при этом слове замялись как дети.

–Может, без уколов, доктор?

–С уколами, с уколами. Здоровье штука серьезная. И впредь будьте аккуратнее.

Вечером Моисей Самуилович, по традиции, провожал Катю домой.

–И что это, по-твоему, такое было?

–Эпидемия хламидиоза.

–Ну, так уж и эпидемия. Три дурака подцепили каких-нибудь колхозных дур и айда…

–Если бы все было так просто… Вы заметили, что пришли одни мужики. Где дуры-то? Где разносчицы?

–Так они тебе и пришли. Эти-то от стыда сгорали, пока объяснялись, а ты хочешь, чтобы женщина – какая бы там ни была – созналась в таком деле… Нет, Катерина, ты не права.

–Да ладно Вам, Моисей Самуилович! Если бы такая в деревне была, то уж все бабы бы заразные ходили, а она бы уже от бабьего гнева где-нибудь на том свете пряталась. Вы жизни деревенской не знаете.

–А ты знаешь?

–Знаю. Потому что сама в деревне родилась. Только не в этом дело.

–А в чем? Откуда, по-твоему, пришла инфекция?

–Из публичного дома.

–Из какого публичного дома?

–Вы, что, ничего не знаете? Наш мэр учредил муниципальный бордель, чтоб, значит, казну городскую пополнять. Ну все туда сдуру и ринулись, мужики-то. А кто там работает? Проститутки одни, за которыми раньше тот же мэр с начальником полиции и гонялись. Теперь же их, чтоб сроки не давать, согнали в этот бордель и заставляют, значит, на государство работать.

–Что за ерунда? А куда же органы смотрят?

–А никуда. Вывеску непонятную повесили на этом, прости Господи, и все рады-радехоньки. Ведь не только бюджет пополняется, а и их карманы тоже. Это же не запланированная статья, значит, и доходы, и расходы по ней можно рисовать какие угодно – все равно никто не проверит и не накажет. А где такое появляется – там сразу лихоимцев целый отряд! Вы жизни совсем не знаете…

–Ну знаешь, в Первом мединституте меня не этому учили… Вот ты говоришь, бордель. Так там ведь должны же быть какие-то средства защиты что же, организаторы не знают об этом? Как же эти твои проститутки раньше-то работали, когда индивидуалками были?

От примененного Мойшей словесного оборота Катя улыбнулась.

–Раньше, когда у них сдельщина была, они имели специальную статью расходов на это дело. А теперь кто им это финансировать будет? Мэру наплевать, хозяйке борделя тоже, клиент, как всегда, думает авось пронесет. Вот и выходит потом…

–Подожди, так если это дело так будет дальше продолжаться, мы с тобой за переработку начнем получать? Это ж весь город у нас лечиться будет?

–Как один.

–Так если серьезно, это же ЧП! Надо срочно мэру сигнализировать!

–Да наплевать всем, Моисей Самуилович! Наплевать.

–Слушай, – подумав, спросил доктор. – А откуда ты так хорошо все знаешь про этих… ну, проституток?

–А у меня подруга детства есть, Настя. Она раньше в суде секретарем – машинисткой работала. Вот когда их штрафовать да судить привозили, она с ними и разговаривала. Девчонка хорошая, неглупая, правда, все на зарплату жаловалась, говорила, если из суда выгонят, в шлюхи пойду. Вот она-то мне все и рассказывала про их нелегкие «трудовые будни».

–А сейчас она где?

–А там же, в публичном доме и трудится. И чуть ли не впереди планеты всей там, говорят. А чего ей – на передок слаба, а тут еще и деньги, да и какие – в сравнении с зарплатой секретаря суда практически огромные! Жалко ее…

–А ты чего же? – Мойша поймал шутливую волну. Он знал, что лучший способ понравиться женщине – это рассмешить ее.

–Чего?

–Ну, не пошла-то? Деньги ведь, сама говоришь, хорошие.

–Да ну Вас! – гневно отмахнулась от дурацкого вопроса Катя. Сквозь напускную злость заметна была ее улыбка – значит, уже понравился, решил Мойша.

-Разрешите, доктор?

–Конечно. Вы на учете? – Мойша разговаривал с больным, не отрываясь от биографии венгерского врача Игнаца Филипа Земмельвайса, внесшего значительный вклад в развитие антисептики.

–Нет, впервые. Вот талон.

–Слушаю Вас, – отложив книгу, он посмотрел на пациента. Опрятно одетый, в галстуке даже. Приятно было увидеть здесь, в этой глуши, интеллигентную внешность.

–Знаете, доктор, – он мялся как обычно мялись в этом кабинете больные. Мойша понимал их стеснение – с такими вопросами приходили только к санитарному врачу, они отличались от простуды или зубной боли именно своей щепетильностью, – и потому не прерывал. – Такие болезненные ощущения при мочеиспускании… что-то подозрительное…