–Но ведь в нем же была твоя жизнь, как ты сама говорила…

–Ну а что делать?! Тут бы основной, строительный бизнес не пострадал, уж не до жиру.

–А с ним что не так?

–Сам смотри, – жена развернула перед Виктором Федоровичем последний номер «Озерского рабочего». – Раньше что здесь, что в ведомостях на первой странице была моя реклама. А сейчас что? Реклама дома досуга. Раньше в разделе «Для дома, для семьи» были мои советы по сохранению красоты. А сейчас? Интервью с Настькой-Машинисткой как она минеты строчит посетителям все того же дома досуга! Ну что это?!

–Господи, рыбка моя, давай я дам газетчикам команду…

–Витенька, – не по годам умная жена даже не стала дослушивать супруга, – ты живешь в 21 веке. Административными запретами уже ничего, кроме излишнего внимания к своей персоне со стороны правоохранительных органов, не добьешься. СМИ не задушишь, не убьешь – это же четвертая власть! Да и не такой реакции я от тебя ожидала.

–А какой? – недоумевал вице-мэр.

–А нормальной. Понимаешь, СМИ есть выразитель общественного мнения, с которым если не считаться, то хотя бы прислушиваться к которому – обязательно! Если они об этом пишут, значит, того требует народ. И если, согласно их данным, моя популярность падает, значит, так оно и есть.

–Что же делать?

–Я знаю. Только обещай мне, что поддержишь мое начинание, каким бы странным оно тебе ни показалось!

–Обещаю, конечно.

–Смотри. Моя популярность падает, а борделя- растет. Значит? Я должна устроиться туда на работу!

–Ты с ума сошла!

–Ты обещал!

–Да что ты такое говоришь! Моя жена будет проституткой?!

–Во-первых, не проституткой, а главным специалистом, придерживайся, пожалуйста, официальной терминологии. А во-вторых, это здорово поднимет мой рейтинг.

–Как это?

–А так. Клиентов я буду брать не всех, а только самых важных – крупных строителей, поставщиков, заказчиков. Сам же знаешь, после этого дела в постели мужики мягкие как понос. Что я им шепну, то и сделают – а ты также знаешь, что в своем деле я спец. Насоветую в самый подходящий момент клиентоваться в моей фирме – и все, дело сделано! Представляешь, сколько народу в день через бордель проходит! Как можно поднять свои доходы только за счет рекламы внутри него?!

–Ушам своим не верю…

–Ну миленький, – защебетала Вероника, обвивая плечи мужа прекрасными руками Галатеи. У Кузьмина защемило сердце – он смотрел на них, гладил их и не мог поверить, что скоро они будут ласкать кого-то другого, третьего, пятого. А в том, что будут, сомнений не было – упорство его супруги было просто фантастическим. – Это же не навсегда. Поработаю месяц-другой, и вернусь. И потом это положительно скажется на наших отношениях…

–Господи, перестань, прошу тебя.

–Это ты перестань! Мы соскучимся друг по другу, обновим отношения, освежим кровь. Это же сказка, рай, что будет!

–А как же… любовь?

–А любовь не пострадает. Любила и буду любить я тебя одного, ты же знаешь!

Опустил глаза Виктор Федорович. Тяжко было слышать все это и заставлять себя мириться с этим, но, как видно, делать было нечего. Поцелуй в лоб от жены был равносилен, пожалуй, пуле. Тело его жило, но душа после такого разговора казалась навсегда почившей в бозе.

Тем же вечером Мойша по традиции провожал Катю.

–Послушай, я давно хочу тебе сказать…

Она внимательно посмотрела в лицо доктора.

–Знаешь, среди огромного количества каких-то странных людей, которыми населен этот город, ты почему-то кажешься мне наиболее нормальным человеком…

–Оригинальный комплимент.

–Это не комплимент, это другое. Понимаешь, я много думал об этом. Вот вы, женщины, например, прежде, чем начать с кем-то отношения сразу проецируете этого человека на позицию будущего мужа. Ну представляете, как он будет выглядеть в рои главы семьи, отца, защитника и так далее. Ты будешь смеяться, но мы занимаемся тем же самым. И с того самого дня, как я тебя узнал, когда мы втроем сидели в кабинете и отмечали мое вступление в должность, ты показалась мне особенной. Я начал строить эту мысленную проекцию, в которой видел тебя своей женой и матерью своих детей. И, знаешь, у меня это получается с каждым днем все лучше и лучше, картинка все отчетливее и отчетливее…

–Это как же понимать? Такое нестандартное предложение руки и сердца?

–Я не хотел показаться банальным.

–Что ж, тебе удалось. Только где гарантия того, что с другой эта твоя мысленная картинка не будет столь же идеальной?

–Не знаю. Жизнь. Никто ни от чего не застрахован. А все же решать надо. Как говорил Марк Твен, лучше сделать и потом жалеть, чем жалеть о том, что не сделал.

–Ну… – выдохнула Катя. – Во-первых, предложение принято к рассмотрению, а во- вторых… Как ты представляешь себе наше будущее? Где, например, мы будем жить?

–Только не здесь. Уедем в Москву.

–Почему не здесь? Это мой родной город.

–А там – мой родной город. И потом я не хочу, чтобы мои дети росли в обстановке эпидемии триппера и публичных домов. Так недалеко и до публичных опиумных курилен и наркопритонов, про которых будут писать в газетах как про санатории – профилактории. Выйдет какой-нибудь умник с предложениями о том, что ганж лечит рак, и вперед! Газетчики подхватят, влепят цитату Президента, мэр разрежет ленточку – и еще один гвоздь в крышку гроба общественного сознания.

–Опять! Пойми ты наконец, что общество всегда и везде – здесь, в Москве, еще где-то – дурно влияет на человека. Трудность жизни индивидуума в том и состоит, чтобы не дать ему, этому обществу, сделать из себя своего адепта, покорного барана в стаде, отправляемом в забой.

–Это понятно. Но если есть возможность в этом конвейере мясокомбината отойти от забоя подальше – лучше отойти.

Катя молча смотрела на своего спутника. Им обоим сейчас казалось, что город, в котором они познакомились и сблизились – это огромный океан, исполненный акулами и муренами, а они двое – это маленький в нем островок. Итальянский поэт говорил, что каждый из нас – ангел, но только с одним крылом, и летать мы можем, только обнявшись друг с другом. Влюбленные крепко обнялись и в эту минуту им показались эти акулы и мурены уже не такими страшными, а созданный ими островок – не таким уж и маленьким для жизни. Во всяком случае, на нем смело могли уместиться и они, и их дети, и дети их детей. А что еще надо человеку для счастья?..

Когда Катя вбежала в свой подъезд, а Мойша по привычке постояв несколько минут и увидев, как зажигается свет в ее окне, побрел в сторону дома, его вдруг окликнул знакомый голос:

–Эй!

Он обернулся. Любимая сияла улыбкой и смотрела на него из окна.

–А это не Марк Твен сказал!

–Что?

–Ну что лучше сделать и жалеть, чем жалеть о не сделанном.

–А кто?

–Веллер. Бее, – она показала ему язык и скрылась за шторой. Он улыбнулся и, казалось, глаза его повлажнели – то ли от яркого света, бьющего из ее окна в ночи, а то ли – от счастья.

Утро выдалось для всей городской администрации просто ужасным. Мало того, что у мэра и его первого заместителя, дома творилось черт знает что в связи с нововведениями в городской инфраструктуре, так еще и перед зданием собрался какой-то стихийный митинг, на который городские власти не давали разрешения. И хотя он был малочисленный, после утренней планерки, мэра все же заинтересовала суть требований собравшихся.

–Да черт их знает, бабы какие-то… Это, по-моему, с завода металлоконструкций, зарплату пришли требовать, – Кузьмин только отмахивался от вопросов мэра, не отрывая головы от бумаг. Заместитель был непривычно хмур и рассеян, мэру было непривычно видеть его таким.

–Что с тобой? Не спал, что ли?

–Да какое там! Моя знаешь, чего отмочила?

–Чего?

–На работу в борд… в дом досуга собралась устраиваться!

Мэр выпучил глаза от удивления:

–Шутишь? Ей-то зачем?