— Куда?

— Это не имеет значения.

— Что ж, чуть что заходи в гости, — пожала плечами Лорена, улыбнувшись.

А Николас еще никогда не был так уверен в своем спонтанном решении, которое могло сделать лишь больнее. Но он должен был попытаться вернуть ее, просто обязан. Движимый своим эгоистичным желанием, он совсем забыл о собственных недавних мыслях о погибели для Эмили. И почему-то верил, что если она вернется, то все получится изменить.

Предупредив Френка о своем недолгом отсутствии и оставив щенка с миссис Стил, Ник наблюдал, как за окнами иллюминатора самолета, летящего рейсом «Лондон — Чикаго», удаляется утренний город.

========== Глава 28. И снова по кругу ==========

Больше всех мест в мире Николас ненавидел Чикаго, город, расположившийся на живописном берегу озера Мичиган. И по иронии судьбы, именно в это место он возвращался чаще всего.

В этот раз город встретил его солнечной погодой и жарой, присущей второй половине июня. Ник натянул черные очки и усмехнулся, окинув взглядом улицы каменных джунглей. На ум почему-то пришли слова Влады, что попав сюда однажды, выбраться просто невозможно. Историческая родина, а ведь родился он где-то на окраине Чикаго, хоть всю жизнь и считал себя англичанином, уж точно не хотела его отпускать. Но он надеялся, что в этот солнечный день в последний раз выходил из здания аэропорта О’Хара.

Разглядывая за окном такси проплывающие знакомые пейзажи, он впервые задумался, что же именно скажет Эмили. Что ему жаль? Так это он уже говорил. Что больше никогда не будет ей лгать? Так иначе он не сможет заново надеть ей розовые очки, через которые она радостно смотрела на все происходящее в Лондоне. Что он завяжет с криминалом? Второе пришествие случится раньше. Он не знал, что говорить, и уж тем более не был уверен, что улетит обратно не один. Разве что надеялся, что она скучала по нему так же сильно, как и он по ней, и как в добрых сказках любовь победит абсолютно все. Сказки Ник не любил, но верить именно в эту почему-то хотелось.

Дом Эмили с недавно выкрашенным заново белым забором встретил его совершенно не сказочной глухой тишиной. Его маленькой девочки не было дома, и он понятия не имел, когда она вернется. Да и его ли она все еще была. Ник оглянулся по сторонам. Что по одну, что по другую сторону улицы расположились лишь однотипные унылые дома, и не было даже намека хотя бы небольшое кафе, за чашкой кофе в котором можно было скоротать время. Благо через улицу, как сообщила одна из местных жительниц, такое место было. Осталось только понять, сколько там придется торчать.

Пару часов, проведенных в компании самого худшего кофе в жизни Николаса, показались ему целой вечностью. Но его страдания в итоге были вознаграждены: когда он снова оказался на пороге дома Эмили, свет в окне уже горел. А через полминуты в двери показалось и ее милое личико.

— Привет.

— Ник? — от удивления она несколько секунд помолчала и наконец широко открыла дверь, — ты чего здесь делаешь?

— Хотел поговорить.

— О чем?

— О нас.

— А разве остались мы, Николас?

— Не начинай. Это был твой выбор, а не мой.

— И ты обещал его принять.

— Я обещал отпустить тебя. Я отпустил. Но я не обещал, что не попробую тебя вернуть.

На этот раз она молчала гораздо дольше, хмурила брови, хоть улыбка ей шла гораздо больше, но сказать ей было нечего, она лишь тяжело вздохнула и отошла от двери.

— Кофе будешь?

— Что угодно, только не кофе, — с усмешкой и недавними воспоминаниями о пойле, он закрыл за собой дверь.

В ее маленьком доме ничего не изменилось, все было так же, как и в их первую встречу в конце октября. Это было словно в прошлой жизни, хоть и прошло меньше года, но столько воды утекло… И вот теперь, в этой жизни, он снова был там, где все началось, и надеялся, что этот порочный круг здесь же не замкнется.

Эмили прошла на кухню, а он прошел следом за ней. Даже занавески на окнах висели те же, такие раздражающе милые.

— Зеленый чай подойдет? — не взглянув на него, поинтересовалась она.

Дом был тот же, но они уже были совершенно другие.

— Эмили… — ее имя, произнесенное совсем тихо, с придыханием, заставило ее замереть, а от его близости, она чувствовала спиной тепло его тела, когда он оказался совсем близко к ней, прижимая ее к кухонной тумбе, по коже пробежались мурашки.

Ник не видел ее лица, но она прикрыла глаза и поджала губки, сделала глубокий вдох и повернулась к нему, встретившись взглядом с его.

— Что, Ник?

— Я соскучился.

— Мы сделали свой выбор, прекрати, — она уперлась ладошкой в его грудь, но он не сдвинулся с места.

— Ты сделала.

— Мы. Ты тоже сделал выбор, когда изменил мне и врал в глаза.

— Я извинился и сказал, что мне жаль. Мне правда жаль, что все так вышло, что я сделал тебе больно и предал твое доверие.

— Думаешь, извинение может перечеркнуть все твои поступки?

— Думаю, искреннее раскаяние заслуживает шанс на прощение и искупление. Посмотри на меня, маленькая, — он нежно погладил ее тыльной стороной по щеке, а она так хотела найти силы, чтобы одернуть голову, но так их не нашла, продолжая наслаждаться такими родными и любимыми прикосновениями, — я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, Ник, но…

— Все «но» можно преодолеть. Вместе. Видишь, до чего я дошел? — улыбнулся он, — Говорю, как сопливый герой сопливого фильма.

— А я люблю сопливые фильмы.

— Дай шанс, маленькая моя, всего один шанс.

Наверное, это и был тот самый шанс. Когда он склонился к ее лицу, аккуратно прикоснувшись губами к ее, без нажима, давая ей возможность оттолкнуть его, она этой возможностью не воспользовалась, лишь помедлила, сама потянулась за поцелуем, тут же почувствовав, как его рука ложится на затылок, а он прижимает ее хрупкое тело к себе.

Эми казалось, что это был самый прекрасный, самый сладкий, самый долгожданный поцелуй, она не хотела, чтобы этот момент прекращался. Эми казалось, что это был самый ужасный, самый болезненный поцелуй, она физически чувствовала, как что-то сжалось в комок где-то в груди. Она хотела, чтобы этот момент скорее закончился, но, считая себя достаточно сильной, признала, что была слишком слабой, чтобы просто все прекратить, с головой погружаясь в это приятно-болезненное безумие с красивым именем Николас.

Нику казалось, что последний месяц он не дышал. И лишь сейчас сделал первый, такой нужный вдох. Эмили, эта маленькая девочка, доверчиво к нему прильнувшая и дарившая ему поцелуи была для него глотком прохлады в невыносимом зное самой жаркой в мире пустыни. За месяц без нее он так соскучился по ее нежным рукам, запаху и персиковому вкусу мягких губ. Он не мог ее отпустить, не сейчас. Она не могла от него уйти, не сейчас.

Сначала неуверенный поцелуй, будто они пробовали оставшиеся чувства на вкус, в одно мгновение перерос в жадный, сносящий крышу. Словно наркоманы, впервые за долгое время дорвавшиеся до дозы, они не могли отпустить друг друга даже на секунду. Ник наслаждался новой дозой своего наркотика, ловко усадил ее на кухонную тумбу и тут же прильнул губами к шее, которую она подставляла, запустив руки под футболку, чувствуя разгоряченную кожу. Они оторвались друг от друга лишь ненадолго, чтобы отправить ту самую мешающую футболку на пол, куда тут же улетели ее футболка и короткие милые шортики, которые ему всегда так нравились.

Николас овладел ею прямо на кухне с рыком голодного зверя, Эмили царапала ему спину острыми ноготками, жадно стараясь урвать каждый поцелуй. Их путь до спальни казался обоим вечностью, и уже после, лежа на ее мягкой кровати, прижимая свою маленькую панацею к груди, перебирая мягкие русые волосы и чувствуя, как невыносимая боль в груди его больше не беспокоила, он почему-то подумал о самолете, на который опоздал. Или они?..

— Так ты даешь мне шанс? — с улыбкой он взглянул в милое личико, только ответной улыбки так и не увидел.

Удовлетворив собственных демонов и их пошлые желания, Эмили понимала, что могла мыслить намного трезвее. Понимала, что любила этого сильного мужчину, но на любви невозможно было построить нормальную семью. И уж тем более невозможно было изменить самого Ника, разве что в худшую сторону. Она была счастлива сейчас, в этот момент, в его надежных объятиях, но заглядывая в будущее или возвращаясь в прошлое, она чувствовала, как ее одномоментное счастье рушилось, словно самый хрупкий в мире карточный домик.